Снежный шар

Самолет меняет курс, забирая влево. Под крылом, словно игрушечные, повсюду разбросаны высотные здания, каких не увидишь в нашем поселении. Я вспоминаю красочные фотографии киношколы, которые вырезала из учебника и журнала «Телегид» и вешала на стену в своей комнате, и начинаю вглядываться в здания внизу. Я замечаю и разноцветные крошечные машины, снующие по асфальтовым дорогам.

Госпожа Ча Соль, все это время тоже смотревшая в окно, спрашивает меня с таким видом, словно показывает свой сад, который вырастила собственными руками:

– Ну как, нравится?

Я не хочу показывать ей свой восторг, поэтому небрежно киваю в ответ.

– Хэри. – Неожиданно она зовет меня чужим именем. Я озадаченно гляжу в ее глаза цвета тыквы. – Начиная с этого момента тебя будут звать Хэри, даже если никто не видит.

Когда она называет меня этим именем, я вижу в ее глазах нежность.

Госпожа Ча Соль вот уже шестнадцать лет работает с семьей Хэри – с того дня, как окончила киношколу. Наблюдая за жизнью Хэри по телевизору, я и сама к ней привязалась, что уж говорить о режиссере Ча Соль, которая долго была с ней рядом.

Ни в одном сериале, который снимают в Сноуболе, нет профессиональных исполнителей, которые играли бы свою роль, следуя заранее написанному сценарию. Все они обычные люди, которые живут своей настоящей жизнью, и по телевидению показывают все их печали и радости без прикрас. Но конечно, наблюдать за судьбой человека как она есть было бы неинтересно. В том-то и заключается задача режиссера, чтобы из записей с тысяч и тысяч камер выбрать наиболее примечательные моменты и создать из этих кадров увлекательное шоу, опираясь на собственные представления о том, что может представлять интерес для зрителя.

Актер лишь проживает свои будни, а режиссер, словно бог, творит из них живую историю, и, если она получает признание зрителей, он может продолжать работу. Но есть одно условие: на протяжении шести месяцев сериал должны смотреть не менее десяти тысяч человек, в противном случае выпуск его прекращается. Режиссер, чье шоу было снято с эфира пять раз, теряет свою должность, и его отправляют в поселение для отставных режиссеров. Об этом поселении почти ничего не известно, кроме того, что живут в нем лишь бывшие режиссеры и находится оно за пределами Сноубола.

Режиссер и актер работают в команде, преследуя одну и ту же цель: как можно дольше оставаться в Сноуболе, – и неудивительно, что они становятся очень близки друг другу. Все это нам рассказывали в школе на занятиях по обществознанию и культуре.

– Запомни, с этого момента Чобам больше не существует, – говорит госпожа Ча Соль, пристально глядя мне в глаза.

Ее слова вызывают во мне смешанные чувства, но я понимаю, что она имеет в виду. Госпожа Ча мягко сжимает мою правую ладонь.

– Хэри.

В ее голосе словно скрыто какое-то странное волшебство. Чем чаще она называет меня этим именем, тем больше я начинаю верить в то, что Чон Чобам исчезает из моей жизни.

– Я обязательно сделаю конец твоей истории счастливым. – Ее голос полон решимости. – Ради всех нас…

Самолет приземляется на посадочную полосу у въезда в Сноубол.

Сноубол укрыт искусственным небосводом, представляющим собой огромную стеклянную полусферу. Проникнуть сквозь нее по воздуху невозможно.

Госпожа Ча Соль первой выходит из самолета и ведет меня к лимузину, уже ожидающему у трапа, и быстро сажает на заднее сиденье. Мое лицо скрывают маска из белой ткани и темные очки, которые мне велела надеть госпожа Ча Соль. Ведь мой облик мало соответствует образу Хэри: волосы неумело подстрижены маминой рукой, а кожа обморожена и покрыта рубцами.

Окна лимузина затемнены, однако госпожа Ча не теряет бдительности.

– Хэри, ты не могла бы пригнуться, пока мы в пути? – Ее слова раздаются из динамика, а сама она сидит за рулем. Когда она называет меня Хэри, ее голос сразу становится мягче. Еще тогда, когда она утешала меня, рыдающую на полу в самолете, прозвучали нотки заботы.

Так или иначе, я подчиняюсь ее просьбе и ложусь на сиденье.

Пока мы едем, я замечаю, что рев автомобильного двигателя стал гораздо громче и ему вторят двигатели других машин. Я не могу выглянуть наружу, но звуки, доносящиеся до моих ушей, дают мне ясно понять, что я нахожусь в Сноуболе.

Каждый раз, когда автомобиль притормаживает, я слышу какой-то звук, напоминающий писк электронного будильника. И лишь на четвертый раз я понимаю, что сигнал издает светофор, когда загорается зеленый для пешеходов. Вместе с этим писком до меня долетают обрывки чужих разговоров: актеры, идущие по переходу, говорят о том, как было бы здорово, если бы на Рождество пошел снег. Их диалог прерывают громкий лай и тявканье: «Ваф-ваф!», «Вуф-вуф!». Это встретились на переходе две собаки, а их хозяева тем временем обмениваются вежливыми приветствиями: «Надо же, как они рады друг другу!» – «Ой, какой у вашей собачки милый костюмчик! Прямо маленький Санта!» – «Вы правы! А раз он Санта, у него в кармане найдется для вас конфета!» – «О, большое спасибо!» – «Пожалуйста! Счастливого Рождества!»

Автомобиль снова трогается, и мы едем еще минут тридцать. Наконец голос госпожи Ча из динамика объявляет о том, что мы дома, и я чувствую, что мы плавно поднимаемся в лифте, вместившем в себя целый лимузин.

Ровный чистый асфальт, пешеходные переходы со светофорами, собачка в костюме Санты, люди, прогуливающиеся со своими питомцами и угощающие конфетой совершенно незнакомого человека, высотные здания с лифтом – все это помогает мне окончательно осознать, что я и вправду нахожусь в Сноуболе.

Прямо из лифта для автомобилей лимузин въезжает в личный гараж госпожи Ча Соль.

– Мы приехали. Теперь можно расслабиться.

Я выхожу из машины вслед за госпожой Ча, наконец можно снять очки и маску. Ее гараж гораздо больше нашего дома, в котором мы живем вчетвером, а стены выкрашены в абрикосовый цвет. Помимо лимузина, тут припарковано еще два автомобиля.

Госпожа Ча Соль берется за ручку двери, ведущей в квартиру, и, повернувшись, наблюдает за мной. В ответ на мой восхищенный взгляд – гараж и вправду роскошный – она мягко замечает:

– Ты постоянно будешь видеть здесь то, что показывают по телевизору. К счастью, Сноубол хорошо тебе известен.

– Вы думаете, этого достаточно?

Раньше мне казалось, что хорошо знаю Хэри. Ведь я постоянно смотрела сериал с ее участием. Но вот только и представить не могла, что однажды она покончит с собой. А раз так, значит, не то что весь Сноубол, я даже одну-единственную актрису, живущую в этом городе, толком так и не смогла узнать.

– Неужели я смогу разговаривать как Хэри? – С опозданием я вдруг понимаю, что это может оказаться куда важней, чем наше внешнее сходство. – Я ведь о ней знаю только то, что видела по телевизору.

Заметив мою растерянность, госпожа Ча Соль говорит, глядя мне в глаза:

– Ну хватит. Возьми себя в руки.

Она улыбается, и я чувствую ее поддержку. Ее улыбка напоминает улыбку моей любимой учительницы, которая едва ли не единственная встала на мою сторону, когда в пятом классе я объявила о своем желании стать режиссером.

– Не стоит нервничать заранее. Ты ведь и сама знаешь, что в домах у режиссеров нет камер.

– Да. Я знаю.

Сделав глубокий вдох, я вхожу вслед за ней в квартиру. Первым делом мне в глаза бросается вид из окна на город с озером посередине.

– Хэри! – Чей-то знакомый голос неожиданно окликает меня, и какая-то женщина поднимается с дивана мне навстречу. – Вот она, моя девочка!

Это Ко Мэрён, которую я знаю по сериалам. Она приветливо улыбается. У нее красивые длинные волосы с проседью, а сама она прекрасна, даже невзирая на морщины, которые время оставило на ее лице. Это бабушка Хэри. Видя ее по телевизору, я каждый раз удивлялась, насколько она красива, но теперь замечаю, что в ее взгляде сквозит надменность.

Когда ей было девятнадцать, беременная первым ребенком, она сама пришла в Сноубол. С тех пор вот уже тридцать девять лет она живет жизнью актрисы. За это время у нее родилось четверо детей и даже появилась внучка. Ее семья – единственная в Сноуболе, где целых три поколения актеров живут под одной крышей.

– Бедняжка, ты проделала такой долгий путь!

На ней голубой свитер, по сравнению с которым моя одежда скорее похожа на ветошь, которой протирают окна автомобилей. Но, несмотря на мой жалкий вид, она крепко меня обнимает.

– Что это у тебя с лицом? – Она с тревогой разглядывает мою кожу.

– Да так, отморозила немножко.

В нашем мире это обычное дело, но Ко Мэрён в ужасе отшатывается, закрыв рот руками.

– Отморозила! Такое милое личико!

И хотя я каждый день видела Ко Мэрён по телевизору, сейчас, стоя перед ней, я чувствую смущение, пока она гладит меня по щекам, словно я и вправду ее внучка, ненадолго отлучавшаяся из дома.

Я нервно смеюсь, а госпожа Ча удовлетворенно улыбается: