№79697

№79697
Патимат Исаевна Айгунова

ВОВ застает простого горца, родом с гор Дагестана, в Мелитополе, когда тот находится там на заработках. Приграничные районы страны особенно захлестнуло в пучину хаоса, паники и неразберихи. Предстоял нелегкий период для нашей Родины и всего народа.

Повесть, созданная по воспоминаниям, оставленных в дневнике дедушки, участника ВОВ, достоверно описывает события провальной Харьковской контрнаступательной операции, под руководством Н.С.Хрущева, в марте 1942 года. В результате- известный в истории, «Адский котел», где в окружение попали и были взяты в плен более 400 тысяч советских солдат, в том их числе и наш герой.

Патимат Айгунова

№79697

Редактор текста дневника на родном языке – Айгунов А. Г.

Автор перевода дневника на русский язык, автор повести – Айгунова П. И.

Воспоминания

Ветерана Великой Отечественной Войны – Айгунова Гасана Магомедовича

…№ 79697…

Участникам Великой Отечественной войны посвящается…

Предисловие

Среди нас есть добрые, очень светлые и отзывчивые люди. Их жизнь как открытая книга. Зачастую именно они являются жертвами судьбы – они страдают больше других, принимают на себя больше ударов. Но они выдерживают все это со свойственным им спокойствием и достоинством. И благодаря именно таким людям крепнет вера в человечество.

Страшным испытаниям подверглись люди во Вторую мировую войну. Это было мужественное, стойкое поколение, на долю которого выпало пережить ужасы этой Войны.

Самое удивительное и беззаботное время – детство, а светлые воспоминания пропитаны ярчайшими красками. Когда я была маленькой, жизнь казалась какой-то легкой и всему происходящему вокруг не придавалось большого значения.

Мы часто вместе с родителями ездили в город Кизилюрт навестить своих родственников. С особой теплотой вспоминаю вечера, когда вся родня собиралась за одним большим столом, где за чашечкой чая с бабушкиными лепешками велись душевные разговоры. Но больше всего запомнилась из детства картина, когда все очень внимательно, затаив дыхание слушали деда…

Я не совсем понимала тогда, о чем он рассказывал… Я все ждала, когда же все разойдутся и я наконец дождусь того момента, когда очередь дойдет до нас, детей. А ждали мы его сказок и всяких историй на ночь… Дед был интересным рассказчиком. Он с неподдельным интересом и любовью проводил с нами время.

Помню, подарил мне часы за то, что я окончила очередной класс с отличием, потому что очень уважал в детях тягу к знаниям и поощрял это как мог. Наблюдать за ним было сплошное удовольствие: всегда что-то мастерил, строгал, собирал из разных материалов неожиданные предметы. Однажды даже сам смастерил народный музыкальный инструмент чунгур из каких-то обломков… А потом пел, сам себе на нем аккомпанируя.

В жизни дед ценил каждую минуту и не проводил время без пользы. За его добрым взглядом всегда чувствовался человек несгибаемой воли. Никто не смел ему ни в чем перечить, потому что он действительно говорил и делал все правильно, знал, как надо. Откуда-то… Я еще тогда не осознавала, что пришлось пережить этому улыбчивому, с искорками в глазах человеку в годы Великой Отечественной войны.

…Сколько страданий, боли утрат, голод и ужас концлагерей он повидал, испытал вместе с другими заключенными нечеловеческие муки. Пройдя все это, сумел выжить и остаться достойным человеком. Но, главное, он умел ценить самое дорогое – жизнь.

Он ушел, когда ему было 76 лет. Сказались на здоровье все тяготы войны и плена, которые ему пришлось пережить.

После окончания войны он решил записать все пережитое во время Великой Отечественной войны. Для нас, потомков, записи эти бесценны.

От дедушки осталась старенькая тетрадка, в которой он поделился с нами воспоминаниями о войне. Тема Великой Отечественной войны никогда не оставляла меня равнодушной, и, повзрослев, я осознанно захотела прочитать воспоминания человека, который был очевидцем исторических событий и принимал в них непосредственное участие. Но прочесть ее мне не удалось. К сожалению, я не знала, что за письменность он использовал. И все мои попытки прочитать и перевести не увенчались успехом. Ходила в Союз писателей республики, но, увы, безрезультатно. Я уже отчаялась и бросила было эту затею, как вдруг узнала от родных, что моему дяде, Айгунову Адаму Гасановичу, удалось переписать текст на лакский язык русской письменностью. Эти воспоминания печатались в местной газете «Илчи», так как в честь очередной годовщины Великой Победы был объявлен рейд публикаций разных военных историй, услышанных от своих родственников-ветеранов. Бесконечно благодарна ему, потому что наконец-то прочитала содержимое тетради. Выражаю огромную благодарность всем моим родственникам, особенно всем моим сестрам, за помощь и поддержку в моей работе над книгой.

К сожалению, наше поколение уже меньше использует свой родной язык и, следовательно, плохо понимает его. Поэтому возникла потребность перевести эти ценные записи на русский язык, чтобы никто никогда не забывал о подвиге, совершенном нашими предками в годы войны. Тем более когда в нашей семье был такой замечательный человек, волю и мужество которого можно приводить в пример всему молодому поколению.

Глава I

Терпение и воля… (от первого лица)

Если меня спросите, что в этом мире является самым главным для того, чтобы выжить, не теряя при этом веры и достоинства, я отвечу вам – это терпение и воля. Эти два качества обязательно должны быть у любого человека, особенно у мужчины. Если нет хотя бы одного из них, жизнь станет разменной монетой.

В годы Великой Отечественной войны именно терпение и воля помогали людям выживать в плену и в оккупации у врага, который был особенно жесток, который старался не оставлять в людях ничего человеческого, всячески унижая и издеваясь над их достоинством.

Нужно было, прежде чем что-то совершить, хорошо подумать о последствиях. Если же кто-то давал волю своим эмоция, которые, бесспорно, бушевали в душе у каждого, кто попал в зависимое от жестокого врага положение, то он был обречен. Ведь каждый мужчина, каждая женщина в обычной жизни, будь то семейная, будь то рабочие будни, поддавшись эмоциям, проявив нетерпение, оказываются в той или иной неприятной ситуации, которую можно было бы избежать… Если бы проявили в нужный момент терпение и волю. Уже успокоившись и оставшись наедине с самим собой, к тебе приходят запоздалые мысли, что можно было избежать чего-то того, что оставляет в итоге неприятный осадок. Чаще всего люди не задумываются о последствиях, потому что знают, что они не смертельны. Но когда ты находишься под дулом автомата врага, то тут волей-неволей научишься думать перед действием, давать отчет всем своим эмоциям, потому что ты четко осознаешь, что цена любой ошибки – жизнь…

Глава II

В 1941 году 27 апреля мне довелось отправиться из своего аула в далекие украинские земли на заработки – в духе того времени. Попал я в город Мелитополь Таврической губернии. Там я приобщился к трем моим землякам-лакцам, которые работали на местном молокозаводе лудильщиками. С ними и я пристроился в одну из двух бригад по два человека в смену. Паяли и лудили бидоны для молока. Я быстро втянулся в работу предприятия, и наши бригады стали даже между собой соревноваться… Вначале мы, скорее из-за неопытного меня, отставали по показателям и давали повод для шуток со стороны наших товарищей-соперников из другой бригады. Но вскоре мы стали догонять и перегонять их. И даже стали принимать похвалу от цехового начальства за качественную работу.

А наши соперники приуныли слегка… Но потом, когда один из нас 27 мая уехал обратно в горы, мы объединились в одну бригаду и стали работать еще веселее.

Когда 22 июня 1941 года Гитлер объявил войну, весь наш трудовой энтузиазм, азарт соревнований как-то сразу спал… Поскольку Украина первая попала под удар, суета эвакуаций и связанных с ними мероприятий в Мелитополе началась раньше, чем у всех. Повсюду бегали озабоченные эвакуируемые, гнали скот, вереницей шли повозки со скарбом. Одновременно шла массовая мобилизация в армию. Молодых людей забирали на фронт прямо с улиц, не дожидаясь их прихода в пункт общего сбора.

Я понимал, что нужно идти воевать и это уже неизбежно. Но перед этим необходимо было увидеть своих родных, мать с отцом, жену и детей в родных горах. Ведь я и так уже их не видел долгое время.

К этому времени Мелитополь уже начали бомбить. Я снялся с учета на молокозаводе, взял расчет и вместе с эвакуируемыми украинцами двинулся в Россию.

На вокзале Мелитополя было немыслимо сесть в поезд. В вагонах совсем не было места, многим, как и мне, пришлось прицепиться к вагону и стоять кому на ступеньках, а кому даже на тормозных колодках. В общем, кто как успевал. Беженцы почти не разговаривали друг с другом. Стиснутые рты, отсутствующие взгляды, измученные, но непобежденные и мыслями, и всем своим существом они были там, откуда пришли – в привычном, обжитом, с таким тяжелым сердцем покинутом доме – родном доме. Казалось, они не замечали окружающего. Многие из пассажиров не знали, куда попадут в итоге, главное, чтобы эшелон двигался в известном ему направлении…

Наш эшелон больше проводил времени в остановках, чем в пути. Наспех собранный скарб людей только мешал им. Некоторые вообще ничего с собой не успели взять. Но ни сидеть, ни стоять места в вагонах не было. Плач детей, крики женщин, наваленные горами чемоданы с узелками – все это сводило с ума. Но страшнее всего были бомбежки, которым периодически подвергался наш эшелон в пути. Паровоз и первые вагоны все-таки в итоге были подбиты.

И только на шестой день мы прибыли в Тихорецк. На вокзале Тихорецка скопилось такое огромное количество желающих уехать, что они не вмещались на территории и в здании вокзала и заполняли прилегающие к вокзалу улицы… Было организовано пропитание эвакуируемых из поезда, но в очередь за 600 граммами хлеба, выделенных на одного человека, становиться никто не хотел из-за суеты и спешки, поэтому произошла ужасная давка и возникла паника. Эшелон не ждал. Люди ринулись к вагонам поезда, который собрался уже тронуться. Некоторые женщины в панике начали закидывать своих детей в вагоны через окна, сами пробираясь сквозь толпу к дверям. Были такие, которые отстали от поезда, не сумев пробраться в него следом за заброшенным в окно своим ребенком, и оставались на перроне, громко рыдая и причитая. Были и такие, которые сами втиснулись в вагон, но своих детей в суматохе потеряли. На перроне остались стоять горько плачущие малыши, размазывая слезы по лицу, смотря вслед уходящему поезду… Сложилась жуткая картина: уходящий эшелон с завыванием его сигнала, душераздирающий плач детей, которые в растерянности все еще высматривали своих родителей, и кричащие в истерике матери, которые бежали вслед за эшелоном. Но никто не в состоянии был им помочь – ни солдаты, как ни старались, ни служащие вокзала… Не было ни расписания, ни того, кто хоть что-то знал о каком-нибудь движении поездов. Начальник, дежурный вокзала осипшими голосами объясняли людям, что ничем не могут помочь, и безуспешно просили всех не поддаваться панике. Страшно было представить, что будет и прибудет ли вообще следующий поезд в условиях такого хаоса.

Так я провел два дня на вокзале Тихорецка в ожидании хоть какой-то информации о поезде, идущем в направлении Махачкалы. Мне подсказали, что нужно посмотреть, в какую сторону направлен паровоз, и тогда можно хотя бы понять направление движения. Решил втиснуться в эшелон с солдатами. На мое счастье, я был одет, как военный, и мог запросто затеряться среди них.

На третий день ночью прибыл состав, в который я планировал пробраться. Весь вокзал мгновенно наполнился военными. Погрузка прошла быстро и организованно. Между вагонами были открытые тамбуры, в один из которых мне удалось втиснуться среди пяти-шести солдат. Вцепившись друг в друга, чтобы на полном ходу не упасть на рельсы, мы ехали так почти всю ночь и добрались до станции города Прохладный.

Сойдя на этой станции, я опять столкнулся с проблемой не ошибиться с выбором пути движения в сторону моего родного края. Тут уже не было такой суматохи, как на предыдущих станциях, и все же также не было никакой возможности добыть информацию о передвижениях поездов и эшелонов. Пока искал, какой куда поезд движется, встретил своих земляков, семейную пару из аула Курк Кума. Обрадовался, что теперь мне легче будет сориентироваться. Но не тут-то было. Они тоже обрадовались нашей встрече, думая, что я им помогу. В Прохладном они оказались давно, и выехать обратно у них уже не было надежды. Они проводили сына и не могли никак вернуться уже десятый день. И здесь я провел три-четыре дня на вокзале, пока там относительно уменьшалось количество перебрасываемых на фронт или в тыл солдат. В таком же военном эшелоне, соорудив и затем нацепив себе на спину что-то вроде ранца, куда я поместил свою походную постель и чемодан, я так же прицепился к тормозной колодке ногами и руками за вагон. Сколько раз хотел выкинуть этот груз со спины, который с каждым километром становился все тяжелее и тяжелее! Вроде ничего ценного-то в нем и не было! Но в голове гвоздем сидел тот красивейший отрез шелка в чемодане, который я купил с рук на базаре в Мелитополе. Я купил его своей жене Баху. Все представлял, что она сошьет из него красивое платье и выйдет мне навстречу, когда я вернусь с войны. Эти романтические образные картинки будущего придавали мне терпения и сил, иначе прямо по пути я выкинул бы свой чемодан.

В Махачкалу я приехал на тринадцатый день. Переночевал прямо на улице и в тот же день, то на попутной телеге, то пешком, двинулся в Буйнакск.

Глава III

Несколько месяцев я провел дома. С бригадой поработал на пастбищах. Когда уже заканчивали очередной этап работ, приехала комиссия, которая стала организовывать мобилизацию кого в армию, кого на организацию противотанковых рвов. Забирали всех, кто только попадется. Всех более или менее свободных пастухов, работников с поля из каждого совхоза, кутана отправляли в Чириютовский и Бабаюртовский районы. У нас тоже забрали паспорта и военные билеты и сказали, чтобы мы их догоняли. За поселок Сулак, куда нас. троих пастухов, определили, дошли пешком. Противотанковые рвы организовывались всем народом. Работали здесь и женщины, и дети. Мужчины сетовали, что уж лучше на фронт, чем здесь копать. Было не совсем комфортно здоровым мужчинам находиться здесь, среди женщин и детей. Мы осознавали уже, что нас скоро отправят на фронт, и морально к этому были готовы. Двое с Акуша и один лакец, с которыми довелось работать вместе в этих самых окопах. Там от нас больше будет толку, понимали мы.

Вскоре мы пошли по домам, чтобы собраться дальше в путь. Акушинцы уехали, а мы пошли пешком в горы, ночуя под открытым небом, и дошли только через пятеро суток.

Через некоторое время в наш аул пришла повестка, по которой наших ребят вызывали на призывной пункт, располагавшийся тогда в Кумухе. Из соседних аулов подошли молодые люди, односельчане из Ханара: Дибиров Омар, Газилаев Гиюв, Гаджиев Толгат собрались и пошли в районный центр Кумух. С ними и я пошел, чтобы узнать, прислали мой военный билет или нет.

– Зачем тебе старый военный билет? – спросили меня в военкомате. – Давай мы тебе выдадим новый, и ты можешь уже отправляться вместе с этими призывниками.

Поставили сразу в строй. Мы стали просить, чтобы нас отпустили попрощаться с родителями, с семьями. Но отпустили не всех. Из наших аульчан отпустили только Дибирова Омара, чтобы он мог сообщить всем семья о нашем срочном призыве. Остальных 68 ребят со всех лакских сел построили в строй для переклички.

На ночь нас разместили в местной школе. Пока мы там располагались, со всех аулов в суматохе уже стали сбегаться наши матери, сестры, жены, неся с собой какой-нибудь провиант в дорогу и предметы первой необходимости.

Та ночь запомнилась навсегда, буквально врезалась в память острым клинком. Мы поднимали сами себе и друг другу дух как могли перед разлукой. Пытались даже веселиться и танцевать… Однако плачущих было все равно больше. Здесь оказались две молодые пары, свадьбы которых были назначены на ближайшие несколько дней, но так и не успели состояться. Парни уходили на войну. Одна пара была из аула Щара, другая из Шовкры. Молодежь собралась вокруг них и пела частушки, словно пела бы на их свадьбе. Потом эти две девушки и двое ребят, которые собирались пожениться, спели вдруг вместе так душевно, что все, кто это слышал, не могли сдержать слез от жалости к их, возможно, загубленным уже судьбам. Песня долго еще звучала у меня в голове, и в самые тяжелые дни, когда я был уже на фронте, а потом в плену, она звучала как отголосок мира, надежды на светлое будущее. Она звучала у меня в голове даже в самом первом моем бою под Харьковом, близ станции Лозовая, у села Алексеевка, когда я видел, что оба этих молодых парня погибли, став шахидами… или смертниками… все равно… они бросились под пули, защищая других.