Глубокие воды

– Разумеется, не слышал! – с улыбкой заверил ее Вик.

– Мы с Эвелин все обсудили, они с Филом того же мнения, что и мы. Мы знаем: ты просто… просто пошутил, что бы там ни говорили Уилсоны и прочие.

– А что они говорят?

– Она – ничего. Это он говорит. Он считает, что ты чудной. Ну, мы все чудные, правда? – с веселым смешком сказала Мэри. – Наверное, он просто ищет сюжет для очередного рассказа. По-моему, это Дон чудной.

Хорошо зная Мэри, Вик сообразил, что она обеспокоена больше, чем показывает.

– А что он говорит? – спросил Вик.

– Ой, если верить ему, ты реагируешь не так, как положено. Могу себе представить, что ему наплел Ральф Госден. Так сказать, плеснул масла в огонь. Вот Дон Уилсон и заявляет, мол, к тебе нужно приглядеться поближе, ты вроде бы что-то скрываешь. – Последние слова Мэри прошептала, улыбаясь. – Я сказала ему, что мы вот уже девять или десять лет к тебе приглядываемся и считаем тебя одним из самых прекрасных, милых и самых открытых людей на всем белом свете!

– Миссис Меллер, позвольте пригласить вас на танец? – спросил Вик. – Как вы думаете, ваш муж не будет возражать?

– Вот это да, Вик! Даже не верится!

Он взял ее креманку с лимонным мороженым, отнес вместе со своей к буфетной стойке, а вернувшись, подхватил Мэри и закружил в вальсе. Вальс был его любимым танцем. Вик очень хорошо вальсировал. Мелинда заметила его и от удивления замерла на месте. Хорас и Эвелин тоже смотрели на него. Чтобы не выглядеть глупо, Вик умерил шаг – его переполняло радостное возбуждение, как будто на волю вдруг вырвалась давно сдерживаемая страсть. Если бы не теснившиеся вокруг пары, он бы просто летал с Мэри.

– Ничего себе! Ты великолепно танцуешь! – сказала Мэри. – Почему ты столько лет это скрывал?

Он даже не попытался ответить.

После вальса Вик еще долго испытывал нечто вроде триумфального восторга. Когда Мелинда закончила танцевать, он подошел к ней, отвесил легкий поклон и сказал:

– Мелинда, можно тебя пригласить?

Пряча удивление, она прикрыла глаза, отвернулась и произнесла:

– Ах, милый, я устала.

По дороге домой Мелинда спросила:

– Что это сподвигло тебя на танец?

Он, предупреждая ее шуточки, отшутился сам:

– Я решил эпатировать публику не только странностью, но и противоречивостью. Всем известно, что я никогда не танцую.

У Мелинды не было настроения ехать купаться к Коуэнам, но от их приглашения она отказалась очень любезно.

– Сегодня ты была обворожительна, – сказал ей Вик дома.

– Нужно было как-то смягчить нанесенный тобой урон, – ответила она. – Вот я и старалась изо всех сил.

Вик машинально пожал плечами, чуть улыбнулся и промолчал. Мелинда сегодня провела время не хуже, чем на других балах в клубе, где она, перевозбудившись, начинала флиртовать, слишком много пила или чинила еще какую-нибудь неприятность, от которой любовь к ним в городе не возрастала.

Той ночью, в постели, Вик вновь переживал минуты, когда он вальсировал с Мэри Меллер. Вспоминал злой взгляд Дона Уилсона, шепотки присутствующих. Наверное, некоторые – те, кто его почти не знает, – всерьез поверили, что он убил Малькольма Макрея. Именно на это намекала Мэри. Если бы она не знала его так хорошо или не думала, что так хорошо его знает, то и она стала бы его подозревать. Ведь тогда, на вечеринке, она как раз это и сказала: «Можно вот так терпеть, все ждать чего-то, а потом, в один прекрасный день, ты что-нибудь сделаешь». Он вспомнил ее слова; вспомнил и то, как умилился их смиренности. Да, все эти годы, что бы Мелинда ни вытворяла, он изображал спокойствие и невозмутимость. Он сознательно скрывал свои чувства; в начале ее первой интрижки они у него были – может быть, одно только потрясение, – но он их успешно подавлял. Это как раз и сбивало всех с толку. Он видел это по их лицам, даже по лицу Хораса. Вик не проявлял ревности, обычной в таких случаях, и рано или поздно в нем что-то должно было сломаться. К такому выводу приходили все. Поэтому-то его история и оказалась так хороша: что-то надломилось, и он убил одного из любовников Мелинды. Этому легче было поверить, чем тому, что он четыре года терпел, ничего не говоря и ничего не предпринимая. И вот взорвался – это же так по-человечески. Это людям понятно. Никто на белом свете не способен доказать, что он убил Малькольма Макрея, думал Вик, но ведь и то, что он никого не убивал, тоже никто не докажет.

6

После бала в честь Дня независимости прошло чуть больше двух недель, и как-то утром, завтракая с Трикси, Вик увидел в «Нью-Йорк таймс» заголовок:

НАЙДЕН УБИЙЦА РЕКЛАМНОГО АГЕНТА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА

Спустя восемь месяцев раскрыто загадочное убийство Малькольма Макрея

Не донеся до рта ложку с кусочком грейпфрута, Вик погрузился в чтение. В штате Вашингтон полиция арестовала продавца галантерейной лавочки, который сознался в преступлении. В том, что это убийца, «сомнений нет», хотя обстоятельства еще уточняются. Задержанному, некоему Говарду Олни, был тридцать один год. Его сестра, артистка Филлис Олни, одно время «состояла в близких отношениях» с Макреем. Как говорилось в статье, Олни обозлился на Макрея, который якобы разрушил их с сестрой творческий коллектив. Они работали иллюзионистами в ночных клубах. Филлис Олни познакомилась с Макреем в Чикаго и полтора года назад, разорвав контракт, уехала с ним в Нью-Йорк. У Олни кончились деньги, сестра так ни разу ничего ему и не выслала, хотя обещала (из Мала было невозможно выжать ни гроша), а потом, по словам Олни, Макрей бросил его сестру прозябать в нищете. Год спустя Олни на попутках добрался до Нью-Йорка с единственной целью – отомстить за себя и сестру, убив Макрея. По мнению психиатров, освидетельствовавших Олни, у него наблюдаются маниакально-депрессивные тенденции, что, вероятно, будет принято во внимание судом.

– Пап! – Трикси наконец удалось привлечь к себе его внимание. – Да послушай же, сегодня я закончу твой ремень!

Видимо, она прокричала ему это уже раза три.

– Замечательно. Плетеный ремень?

– Других этим летом я не делаю, – с досадой произнесла Трикси.

Она высыпала в тарелку с кукурузными хлопьями пакетик воздушной пшеницы, тщательно перемешала и потянулась за бутылкой кетчупа. Трикси переживала эру кетчупа и поливала им все подряд, от яичницы до рисовой каши.

– Что ж, жду не дождусь, – сказал Вик. – Надеюсь, он получится достаточно длинным.

– Он громадный!

– Вот и славно.

Вик уставился на ее гладкие загорелые плечи под лямками джинсового комбинезона, рассеянно подумал, что не мешало бы ей взять с собой свитер, и вернулся к газете в руках.

Поскольку убийца ранее не общался со своей жертвой и не оставил никаких улик, – говорилось в статье, – преступление можно назвать почти «идеальным». Потребовались месяцы кропотливых расспросов всех друзей и знакомых убитого, прежде чем полиция вышла на след Олни…

Неизвестно, перепечатают ли статью в «Нью-Уэслиан» или нет, но в Литтл-Уэсли многие выписывают «Таймс», думал Вик. К вечеру все, кого это интересует, будут в курсе.

– А ты что, яичницу с беконом не будешь? – спросила Трикси, потому что обычно отбирала у него ломтик бекона.

Сейчас Вику было не до яичницы. У Трикси в тарелке плескалось море кетчупа, и даже по ее меркам хлопья с воздушной пшеницей вряд ли были съедобны. Он медленно встал, прошел на кухню, машинально зажег конфорку и положил в сковороду два ломтика бекона. Его мутило.

– Па-ап! У меня всего пя-а-ать минуток! – с угрожающими нотками в голосе крикнула Трикси.

– Сейчас, сейчас, кошечка! – крикнул он ей в ответ.

– Эй! С каких это пор ты меня называешь кошечкой?

Вик не ответил. Нужно поскорее рассказать Мелинде, подумал он, пока она не услышала новость от кого-нибудь еще.

Едва он поставил тарелку с беконом перед Трикси, как послышалось басовитое гудение школьного автобуса. Трикси заметалась и на ходу, не выпуская из рук ломтик бекона, схватила бадминтонную ракетку и любимую алую косынку, которую постоянно повязывала на шею. На пороге Трикси повернулась, сунула бекон в рот и с хрустом надкусила ломтик детскими зубками.

– Пока, папочка! – попрощалась она и скрылась за дверью.

Вик смотрел на диван в гостиной, вспоминая, как Мал, перебрав спиртного, однажды уснул на нем, правда потом пришел в себя и попросился в гостевую спальню. Вик мысленно увидел, как совсем недавно на этом диване лежал Ральф, упираясь головой в тот же подлокотник, что и Мал. Наверное, Ральфа позабавит эта история. Может быть, он даже вернется.