Любовь и ярость

Трясущимися руками он пригладил взлохмаченные волосы и с досадой отвернулся от нее.

– Знаю, знаю, – пробормотал он.

Даже если учесть, что накануне вечером она хитростью заманила его в постель, то сейчас, похоже, говорила правду, слепой бы увидел, что девушка безумно напугана.

Подойдя к окну, он невидящим взглядом уставился на зеленую лужайку внизу, на сонную речушку, медленно и лениво струившуюся в ослепительных лучах жаркого полуденного солнца. Затем резко обернулся:

– Мы должны сказать, что я пригласил тебя поужинать.

Мы с тобой слишком много выпили и заснули тут же, за столом. Я упрошу повариху подтвердить это и сказать, что она ночевала в доме и видела, что мы провели всю ночь в столовой. Мы скажем, что были мертвецки пьяны.

Шарлин отрицательно покачала головой:

– Это не сработает. Даже если отец и мать поверят нам, все равно по городу поползут сплетни и скандала не избежать.

– Черт с ними, пусть думают, что хотят.

Она снова затрясла головой. Колт подозрительно вгляделся в лицо Шарлин: ему показалось на мгновение, что ужас и отчаяние исчезли из ее глаз. Их место заняло что-то другое.

Удовлетворение? Торжество?

– Мы не должны ни в чем сознаваться, – резко повторил он.

Она медленно приблизилась к нему и ласково погладила. по щеке.

– Нет, Колт, – мягко прошептала она. – Ничего не получится. Я думаю, будет гораздо лучше, если мы просто исчезнем на какое-то время. Ну, хотя бы на несколько дней. А родителям пошлем записку, где все объясним, чтобы они не тревожились…

– Ну нет! – Он так стиснул Шарлин, что она негодующе вскрикнула. – Даже не думай об этом, – произнес он ледяным тоном. – Ничто не заставит меня жениться на тебе. Я уже не раз говорил тебе об этом, но ты, видно, не слушала или не хотела слушать меня. Я не собираюсь жениться на тебе. Я вообще не хочу жениться. И я не позволю загнать себя в угол таким образом. Я не виноват в том, что случилось этой ночью, я не приглашал тебя к себе и не собираюсь нести ответственность за то, что произошло. Поэтому будет гораздо лучше, если ты просто забудешь об этом!

Колт с силой оттолкнул от себя Шарлин. До него постепенно стало доходить, что, возможно, все это было не случайно.

Глаза Шарлин злобно сузились, тонкие ноздри затрепетали от бешенства. С силой сжав кулаки, она шагнула вперед, и Колт подумал, что никогда еще не видел ее такой, как в эту минуту. Как он мог когда-то считать ее красавицей?! Она сто, яла перед ним с разметавшимися по плечам, спутанными волосами и искаженным яростью лицом.

– Нет, ты женишься на мне, Джон Тревис Колтрейн! Раз ты попользовался мной как женщиной, то теперь изволь сделать меня женой! Я не позволю, чтобы моя репутация была погублена. И я не намерена ходить, пряча от стыда глаза, по улицам родного города из-за такого ублюдка, как ты. Ты должен на мне жениться! И ты женишься или. Богом клянусь, проклянешь день, когда так поступил со мной!

Колт покачал головой – он вспомнил, как она сбросила перед ним одежду, предлагая ему свое тело, а затем бесстыдно умоляла вонзиться глубже. Она желала его так же сильно, как и он ее, но, видит Бог, он никогда не предлагал ей стать его женой, даже ни разу не сказал, что любит ее. Он не пытался обманом заманить Шарлин в постель и не считал поэтому, что обманул ее.

– Нет! – медленно и отчетливо произнес Колт, все так же твердо глядя ей в глаза. – Можешь как угодно защищать свою репутацию, раз ты уж вспомнила о ней, но сейчас убирайся!

Он тут же пожалел о своей грубости, но было уже слишком поздно. Пронзительный крик потрясенной Шарлин эхом разнесся по всему дому.

– Шарлин, подожди!..

Он попытался было удержать ее, но девушка вырвалась и выбежала из комнаты. Колт прекрасно знал, что рыдания и стоны, которые доносились до него, были вызваны не стыдом или страхом. Это яростно бушевала оскорбленная гордость отвергнутой женщины.

От досады и злости Колт со всей силы впечатал кулак в стену спальни, даже не почувствовав боли. Черт возьми, что же теперь будет?! В этом состоянии Шарлин могла решиться на что угодно. Проклятие, он не должен был быть с ней так груб, но она сама вынудила его к этому.

Услышав топот копыт, Колт высунулся в окно и увидел Шарлин верхом на лошади. Безжалостно вонзив шпоры в бока невинного животного, она пустила лошадь галопом по направлению к, городу.

Колт тяжело вздохнул. Он знал, что должен поехать в город и сам поговорить с Чарлтоном Боуденом. Он еще не решил, что скажет отцу девушки, но понимал, что не имеет права оставаться на ранчо, скрываясь от всех. Он должен рассказать Боудену, как было дело, а там будь, что будет!

«Будь мужчиной, – так всегда говорил ему отец. – Прав ты или нет, будь мужчиной. Только тогда ты сможешь открыто смотреть людям в глаза».

Колт был уверен, что его отец за всю свою жизнь не совершил ни одного поступка, о котором впоследствии ему было бы стыдно вспомнить.

Но сейчас Колту было нелегко походить на отца.

Глава 4

Элейн Барбоу де Бонне сидела, уютно устроившись, в своем любимом кресле с изящно закругленными ножками и овальной спинкой в стиле Людовика XVI. На первый взгляд она казалась абсолютно безмятежной. Но на самом деле Элейн пребывала в самом подавленном настроении.

Нежно лаская длинными пальцами изящно простеганное сиденье, богато украшенное вышивкой и тесьмой, она невольно подумала, что ни одно вечернее платье, какого бы цвета оно ни было, не могло выгоднее оттенить ее красоту, чем эта прелестная парчовая обивка теплого оттенка слоновой кости.

Клода безумно раздражало это кресло, впрочем, Элейн никогда не была в восторге от его вкуса. Вся комната в соответствии с его желанием была обставлена в стиле Бидермейера и, казалось, невольно переносила вас в начало века. Но Элейн была уверена, что и тогда подобный стиль был принадлежностью исключительно средних слоев общества. Ей было не по себе от его будничной простоты, а стол розового дерева с металлической инкрустацией приводил Элейн в содрогание, поскольку рядом с ее любимым креслом выглядел неуместной дешевкой.

Больше всего ей хотелось бы полностью сменить мебель в замке, а затем заново отделать его в стиле обожаемого ею рококо, которым она так восторгалась. Особенно умиляли ее прелестные витые ножки мебели и прихотливые изгибы деталей, как бы позаимствованные во Франции эпохи Людовика XVI.

Всю обстановку можно было бы заказать из красного или розового дерева или из ореха, но чем богаче и оригинальнее была отделка, тем выше цена. Но все это были одни пустые мечты.

После неожиданной смерти Клода ей пришлось продать все мало-мальски ценное – картины, серебро, драгоценности. А теперь, когда ее письменный стол был буквально завален неоплаченными счетами, похоже, очередь дошла и до замка.

– О, Клод, как я надеюсь, что ты горишь в геенне огненной! – Этот страстный возглас прозвучал неожиданно громко в пустой, гулкой комнате.

Элейн все бы сейчас отдала, чтобы этого брака никогда не было, но в то время замужество для нее оказалось единственным достойным выходом из того положения, в котором она оказалась.

И все это благодаря Тревису Колтрейну. Она была бы счастлива увидеть и его корчащимся в адских муках на раскаленных углях.

Прикрыв глаза, Элейн мысленно перенеслась на крыльях памяти в то блаженное время, когда жизнь ее поистине была раем на земле. Не стертые временем, воскресли воспоминания о роскошном доме в родном Кентукки. Это был настоящий дворец, построенный на века из огромных глыб серого гранита. Высоко и горделиво возносил он к небу все четыре угловые башни. А участок земли вокруг! Элейн даже всхлипнула от острой тоски по навеки ушедшему прошлому – вокруг четырехэтажного особняка были разбиты прелестные цветники и лужайки в соответствии с прихотливым замыслом архитектора. А сколько там было деревьев: высоких стройных кленов, орешника, могучих дубов с раскидистыми ветвями.

«Боже, как это было великолепно!» – подумала с тоской Элейн, и глаза ее наполнились слезами.

Да, в те времена жизнь ее была прекрасна, и казалось, что конца не будет этому блаженству. К несчастью, отец связался с ку-клукс-кланом, а потом стал их тайным ночным предводителем. Но правительство послало в Кентукки окружного шерифа, чтобы покончить с кланом. Шерифом в то время был Тревис Колтрейн, и к тому времени, когда он выполнил данный ему приказ, империя Барбоу была разрушена до основания, а их жизнь разбита.

До боли стиснув кулаки, так что побелели костяшки пальцев, Элейн с гневом и отчаянием снова вспомнила тот ужасный день, когда Тревис Колтрейн подло убил единственного человека, которого она действительно любила. В слепой ярости она пыталась застрелить Колтрейна, но негодяю сопутствовала удача – она промахнулась.

Отец ненамного пережил своих друзей из клана, он тихо угас вскоре после того, как организация перестала существовать. Пришлось тогда трудиться не покладая рук, чтобы спасти остатки семейного богатства, чудом уцелевшие после того, как стало известно, что всеми уважаемый Джордан Барбоу – тайный вождь печально знаменитого ку-клукс-клана. Как будто в насмешку над тем адом, в который с тех пор превратилась ее жизнь, Тревис Колтрейн лишил ее единственной сестры. Женившись на Мэрили, он увез ее в свою Богом проклятую Неваду, где бедняжка умерла вскоре после родов.

После смерти Мэрили Элейн твердо решила, что заставит Тревиса заплатить за все то зло, что он принес их семье. Она начала с того, что завоевала привязанность, а затем и любовь своей маленькой племянницы. Ах, как же сладка была ее месть!

Никогда она не забудет искаженное горем и мукой лицо Тревиса в тот день, когда с торжеством забрала у него Дани.

А вскоре в ее жизни появился Клод и взял на себя все финансовые проблемы осиротевшей семьи. Бесхарактерный, слабый и непривлекательный, он вряд ли мог устоять против чар Элейн. И очень скоро, околдованный и не помня себя от счастья, предложил ей руку и сердце. Они немедленно уехали к нему на родину, во Францию, где она надеялась до конца своих дней прожить в роскоши, покое и изобилии.

А сейчас она опять оказалась в том же положении, что и много лет назад. Но только теперь у нее уже нет надежды, что откуда-то вдруг придет спасение. Для Элейн это было бы слишком большой удачей. Кто из богатых или хотя бы состоятельных мужчин захочет жениться на немолодой женщине, когда кругом полным-полно очаровательных юных девушек?!

Да, сейчас положение ее было гораздо хуже. Прижав к груди руки, чтобы унять беспомощно трепыхавшееся в груди сердце, она в отчаянии ломала голову в поисках выхода. Боже милостивый, что же делать?! Если даже продать замок, то крохи, оставшиеся после оплаты счетов, наверняка попадут в лапы безжалостных кредиторов, требующих оплатить долги Клода.

Вряд ли ей что-нибудь останется. Как же жить дальше? Стать прислугой? И у кого? Может быть, у людей, которые несколько лет назад считали честью для себя попасть на один из ее роскошных приемов? Нет, уж лучше умереть! Продавать себя?