Торквато Тассо. Лирика

Торквато Тассо. Лирика
Павел Алешин

В этой книге представлена подборка переводов лирических стихотворений Торквато Тассо. Первая ее часть – избранные стихи, посвященные двум возлюбленным поэта – Лукреции Бендидио и Лауре Пепераре. Они переведены прозой. Вторая часть – стихотворения Тассо, которые положили на музыку композиторы Карло Джезуальдо да Веноза и Клаудио Монтеверди. Они переведены вольным ямбом без рифмы.

Торквато Тассо

Лирика

Павел Алешин

Посвящается К. Н. Батюшкову

Иллюстратор Елена Алешина

© Павел Алешин, 2019

© Елена Алешина, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-4496-3198-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Позволь, священна тень! безвестному Певцу,
Коснуться к твоему бессмертному венцу
И сладость пения твоей Авзонской Музы,
Достойной берегов прозрачной Аретузы,
Рукою слабою на лире повторить
И новым языком с тобою говорить!

    К. Н. Батюшков, «К Тассу»
Торквато Тассо – последний великий итальянский поэт эпохи Возрождения. Его поэма «Освобожденный Иерусалим» – одна из вершин эпической поэзии, строфы которой в Италии стали народными песнями. Пик славы Тассо приходится на XVIII – начало XIX века: классицисты обращались к его поэме как к образцу для подражания, «романтики ценили его не столько как эпического поэта, сколько как поэта вообще, поэта с большой буквы, видели в нем своего рода символ поэзии», его трагическая судьба была для них «примером рокового и неизбежного конфликта гения и действительности»[1 - Андреев М. Л. Торквато Тассо // История литературы Италии. Т. II: Возрождение. Кн. 2: Чинквеченто. С. 577.].

Культ Тассо сложился и в среде русских писателей первой трети XIX века: важную роль в этом сыграл К. Н. Батюшков, изучавший и переводивший «Освобожденный Иерусалим»[2 - Батюшков планировал перевести «Освобожденный Иерусалим» полностью, но не смог реализовать свой замысел. Сохранились его переводы некоторых отрывков поэмы – как прозаические, так и в стихах.], посвятивший Тассо два стихотворения («К Тассу», «Умирающий Тасс»). К образу певца Ринальдо, Годфреда и Эрминии часто обращался и А. С. Пушкин: для него «Торкватовы октавы» были непременным атрибутом «Италии златой» – страны поэзии и искусства[3 - Так же и у Е. А. Баратынского:Небо Италии, небо Торквата,Прах поэтический древнего Рима,Родина неги, славой богата,Будешь ли некогда мною ты зрима?Рвется душа, нетерпеньем объята,К гордым остаткам падшего Рима!Снятся мне долы, леса благовонны,Снятся упадших чертогов колонны!]:

Кто знает край, где небо блещет
Неизъяснимой синевой,
Где море теплою волной
Вокруг развалин тихо плещет;
Где вечный лавр и кипарис
На воле гордо разрослись;
Где пел Торквато величавый;
Где и теперь во мгле ночной
Адриатической волной
Повторены его октавы…

Главное творение Тассо переведено на русский язык, и не один раз[4 - Целиком «Освобожденный Иерусалим» переводили А. Ф. Мерзляков, С. Е. Раич, Д. Е. Мин, В. С. Лихачев. Над новым переводом сейчас работает Р. М. Дубровкин, см., например, его перевод второй песни поэмы: Освобожденные Иерусалим [Текст]: поэма: песнь вторая / Т. Тассо; пер. с итал. и вступ. Р. М. Дубровкина // Иностранная литература. 2014, №7. С. 258—270.]; переведено и другое его знаковое произведение – пастораль «Аминта»[5 - Тассо Т. Аминта / Пер. М. Столярова, М. Эйхенгольца. М.; Л., 1937.]. Лирика же поэта почти не привлекала внимание отечественных переводчиков[6 - Несколько сонетов Тассо есть в книге 1988 года «Западноевропейский сонет XIII—XVII веков» (С. 115—122).], да и традиционно в литературоведении ей уделяется значительно меньше внимания, чем «Освобожденному Иерусалиму».

В этой книге представлена подборка лирических стихотворений Тассо. Первая ее часть – избранные стихи, посвященные двум его возлюбленным – Лукреции Бендидио и Лауре Пепераре. Их я переводил прозой, взяв за образец батюшковские переводы сонетов Петрарки и отдельных строф «Освобожденного Иерусалима»[7 - См. его статьи «Ариосто и Тасс» и «Петрарка»: Батюшков К. Н. Сочинения. В 2-х т. М., 1989. Т. 1. С. 122—129; 129—140.]. Вторая часть – стихотворения Тассо, которые положили на музыку композиторы Карло Джезуальдо да Веноза и Клаудио Монтеверди. Их я перевел вольным ямбом без рифмы. В эту часть книги включены также письма поэта к Карло Джезуальдо.

Краткое замечание о лирике Тассо

Предваряя свои прозаические переводы сонетов Петрарки, Батюшков писал: «Но я желаю оправдать поэта, которого часто критика (отдавая, впрочем, похвалу гармонии стихов его) ставит наравне с обыкновенными писателями по части изобретения и мыслей. В прозе остаются одни мысли»[8 - Батюшков К. Н. Сочинения. В 2-х т. М., 1989. Т. 1. С. 131—132.]. Лирику Тассо исследователи тоже часто обвиняют в отсутствии глубины, в опрощении чувства (если сравнивать ее с поэзией стильновистов и Петрарки), сводя ее к «изящной светской болтовне», однако высоко оценивая ее музыкальность и остроумную метафоричность. Мне кажется это не совсем верным.

Чувство Тассо – не проще, оно более земное: это не небесная любовь, озаряющая всю жизнь поэта, вне зависимости от того, взаимная она или нет. Более того, это не одно чувство – у его любовных стихотворений не одна, а две героини: сначала он был влюблен в феррарку Лукрецию Бендидио (стихи 1561—1562 годов), затем – в мантуанку Лауру Пеперару (стихи 1564—1567 и 1579—1583 годов)[9 - Кроме того, в корпус лирики Тассо, придворного поэта герцога Альфонсо II д’Эсте, входит также большое количество любовных стихов, написанных на заказ.]. Тассо меняет саму стратегию построения лирики: не она подчиняет себе жизнь поэта, но, наоборот, сама подчиняется жизни; она, по сути, – хаотичный дневник, пусть и оформленный в согласии с петраркистской образностью. И потому именно так – прозой, как дневниковые записи, – мне захотелось перевести представленные далее сонеты и мадригалы. Они – прихотливое переплетение мгновенных, конкретных эмоций: в одном сонете Тассо может мечтать, чтобы Амор отомстил отвергнувшей его возлюбленной, а в следующем сразу же клясться, что будет ее любить несмотря ни на что и в старости. Любовь поэта – не статична, это постоянно меняющееся чувство обычного человека, знающего не только восторг влюбленности и восхищение красотой любимой, но и жгучую ревность и настоящую обиду, испытывающего трепетную нежность, которая сменяется требовательным желанием, а также сознающего, что любовь необязательно должна быть вечной. Поэтому Тассо осмысляет и воспевает не столько чувство, сколько ощущения, поэтому оптика его стихов иная. В них – не центростремительная сила, согласующая все воспринимаемое поэтом с единой, неизменной великой любовью, а центробежная: внимание поэта – очень по-маньеристически – дробится, постоянно перемещается и, обращаясь к частному, иногда забывает о целом.

Любовные стихотворения

«Vere fur queste gioie e questi ardori…»

Этот первый сонет – нечто вроде предисловия ко всей книге[10 - Тассо успел издать свою лирику отдельным изданием в 1590-х годах.]; в нем поэт говорит, что заслужил похвалу за то, что раскаялся в напрасных мечтаниях и своим примером побуждает влюбленных освободиться от власти Амора.

Истинными были эти радости и эти пылающие страсти, которые я оплакал и воспел разнообразными стихами, звучавшими, подобно звону битвы, подобно славе героев и их любви, целомудренной и чистой.

И если мое сердце не оказалось среди самых упорных в напрасных чувствах, мне уже не должно сетовать на это, ибо более достойным мне кажется раскаяние, когда почитается честность.

Теперь же, мой пример имея пред собою, прозорливые влюбленные, читая о моих наслаждениях и о моем напрасном желании, освободятся от Амора и с душ своих снимут его уздечку. Хотя многим другим придется вытирать горючие слезы, и гнев недаром порою ведом сердцу; сладко наполнить грудь любовным желанием.

Стихи к Лукреции Бендидио

«Era de l’et? mia nel lieto aprile…»

Поэт описывает красоту своей донны и рассказывает о начале своей любви, случившейся на заре его юности.

Это случилось в счастливом апреле моей жизни, и, исполненная желания, юная душа моя уже искала красоты, что влечет возвышенный дух от наслаждения к наслаждению, когда явилась мне донна, голосом подобная лучезарному ангелу; она не показала мне крылья, но казалась избранной для того, чтобы даровать их моей изящной поэзии.

О, новое чудо! Она стихи мои, а я имя ее окружил благородным оперением, и беспрестанно взлетали они друг за другом. Это была она, та, чье сладостное сияние помогало мне плакать и петь в одиночестве и первые страсти мои растворяло в сладком забвении.

«Su l’ampia fronte il crespo oro lucente…»

Поэт описывает красоту своей донны и рассказывает, что сначала нежность ее слов стала причиной его любви.

Над широким лбом струилось курчавое золото, и луч, исходящий из прекрасных очей, призывал цветущий Май на землю и в сердцах порождал Июль сверх меры жгучий. Амор грациозно игрался на белой груди, но ранить ее не решался; и дуновение речи – любезной и благоразумной – часто слышалось среди роз.

Я, увидевший на земле небесное создание, закрыл глаза и сказал: «Ах, как безрассуден взгляд, что остановится на ней и запылает!». Но я не предвидел другую опасность: и через слух было ранено мое сердце, и словам удалось то, чего лик не успел добиться.

«Avean gli atti soavi e ’l vago aspetto…»

Поэт рассказывает, как любовь, зажженная в нем присутствием его донны, выросла от его песни.

Нежные движения и прелестная наружность уже сломали лед, в который надменность одела мое сердце. И остатки былой страсти я почувствовал внутри груди моей, совсем изменившейся.

Я испытывал удовольствие от того, что питал несчастье сладостной приманкой нежного заблуждения: так лишил меня сил сладкоречивый Амор, нашедший кров в очах прекрасных.

Когда же новая песня поразила мое сердце, и я вдохнул ее огонь, сильнее разгорелось пламя, прежде спокойное и тихое – никогда я не видел, чтобы даже от ветра так разрастались и сверкали зажженные факелы, как в груди моей разросся этот пожар и засверкали эти искры.

«Colei che sovra ogni altra amo ed onoro…»