Я попробовал. Собственно, это было просто: составил и послал по двадцати шести адресам письмо с просьбой при первой же возможности поискать в компьютерах лаборатории внегалактической астрономии документы с такими ключевыми словами…
Я не ждал ответа раньше утра, но получил почти сразу, не прошло и десяти минут. Писал Михаил Уваров, аспирант Н.Г.
«Я нашел несколько документов, – было в письме. – Не уверен, что это то, что Вам нужно, пересылаю, смотрите сами».
«Получилось!» – написал я Новинскому и получил в ответ изображение улыбающейся рожицы.
«Перешлите и мне, – попросил он, – подумаем вместе, у меня есть кое-какие соображения, но я не уверен в том, что они достаточно безумные, чтобы быть верными».
Фраза показалась мне двусмысленной, учитывая обстоятельства, но я оставил свое мнение при себе, отослал четыре текста, присланные из Москвы, и вывел на экран первый из них, сразу посмотрев на дату создания и последнего редактирования документа. Файл был создан 4 января нынешнего года (прошло почти семь месяцев), а редактирован в последний раз 23 июля. За двое суток до отлета!
Не приступая пока к чтению, я вывел и посмотрел данные остальных трех текстов. Время создания: 30 января, 1 февраля и 6 марта, дата последнего редактирования 23 июля. Даже время почти совпадало: 15 часов с минутами, интервалы оказались совсем маленькими, по две-три минуты между записями. Кажется, это был последний день, когда Николай Генрихович выходил на работу перед тем, как отправиться в экспедицию.
Я вернулся к первому документу.
«Полагаю, что этот текст будет обнаружен в моих файлах уже после того, как эксперимент завершится. Я не могу знать заранее, каким окажется результат – если бы знал, не было бы смысла в эксперименте. Тот, кто этот текст читает, скорее всего, уже знает, чем закончилась моя поездка. (Черт, – подумал я, – хоть здесь-то мог бы написать название! Куда он отправился?) Если я не присутствую при чтении, значит, для меня лично эксперимент закончился неудачно. Хотя… Что означает, в данном случае, удача? Не хочу обсуждать это. Моя судьба… Нет, о собственной судьбе – в документе 3. Здесь – обоснование и начальные условия».
Я переключился на документ номер 3 – чисто автоматически. Сейчас судьба Николая Генриховича была важнее его научных измышлений и экспериментов. Документ 3… да, вот.
«Женя, Женечка, ты читаешь эти строки – значит, меня нет рядом с тобой. Значит, я не вернулся, прости меня за то, что я ушел так неожиданно, так для тебя поспешно. Прости, что не рассказывал о том, что занимало меня целых двадцать лет. Как сейчас подумаю, это кажется невозможным даже мне самому: двадцать лет держать в себе, ты, конечно, о чем-то догадывалась, знаю я твою интуицию, но знаю также и твой характер. Если бы я тебе все рассказал, наша жизнь стала бы кошмаром: ты бы меня переубеждала, ты бы доказывала, что все это чепуха, ты бы сделала все, чтобы я не занимался глупостями, как ты в семьдесят шестом все сделала, чтобы я не поехал работать на шестиметровом. Я до сих пор считаю, что ты была не права, но ты добилась своего, я не хотел доводить дело до разрыва, ты это хорошо знала. А сейчас ты точно не допустила бы, чтобы я тратил свои силы, которых и так немного, на работу, которую никогда не покажу никому и никогда не опубликую, даже если полностью прав, потому что, если я прав, то это и без меня узнают, и какая тогда разница, кто сделал это первым? А если я не прав, то, скорее всего, не вернусь. Я уже не тот, каким был в молодости, и с собой мне придется взять только самое необходимое…»
Как многословно! Когда он, наконец, перейдет к сути?
«…И еще я ничего не мог тебе сказать, потому что до сих пор люблю тебя. Да ты это и так знаешь, и я знаю, что ты меня любишь тоже. Так вот, ради нашей любви я делаю то, что делаю. Ради нашей любви и нашего Кости. Я ему, кстати, отправлю три письма из этих четырех. На всякий случай. Напишу, чтобы не читал, но он парень любопытный и прочитает, конечно, но не будет рассказывать по тем же соображениям, по которым не рассказываю я…»
Вот еще упущение! Почему никто не подумал, что информация может быть у Константина Николаевича? Только потому, что он далеко?
«…я люблю тебя, Женечка, ты себе не представляешь…»
Зачем я это читаю? Это личное – и до конца личное, я не должен… Покажу тете Жене, пусть сама решает, надо ли связываться с Костей.
Я вернулся к первому документу.
«Обоснование.
О том, что технологии могут оказывать влияние на климат, я прочитал в фантастическом рассказе, было это в семьдесят восьмом году, и писали тогда не о глобальном потеплении, конечно, а о том, что человек своими действиями портит экологию. Портит, да, не такая уж это была новость даже тридцать лет назад. Помню, критики упрекали писателей-фантастов в том, что, предсказав кучу всякого, от атомной бомбы до лазера, они прошли мимо экологической катастрофы. Но для меня тот рассказ стал откровением, я не читаю худлит, ты знаешь. Пустая трата времени. Когда человек может прочитать за всю жизнь определенное число книг и успеть в своем деле определенные вещи, то книги – разве это не очевидно? – должны быть книгами по профессии и по смежным тоже, а худлит – для воспитания нравственности, но для чего тогда родители? Рассказ тот я бы читать не стал, но так получилось – летел в Алма-Ату на совещание, взял с собой только что вышедшее переиздание «Теоретической астрофизики» Соболева и случайно положил книгу не в портфель, а в багаж. Так что же, три часа надо было думать, а мне в самолете не очень думается, привык читать, там оказался журнал в кармашке впереди стоявшего кресла, «Знание-сила», я проглядел статьи, была и по астрономии, очень поверхностная, перечисление имен и дат, никакой внутренней логики. А в конце номера был рассказ, я прочел его по инерции, не сразу поняв, что это не научно-популярная статья. Рассказ поразил – наверняка какой-нибудь знаток фантастики сказал бы, что там не было ничего нового, но для меня это было ново»…
Как опять многословно! Я знал Николая Генриховича, как человека, говорящего обычно самую суть и не отвлекающегося на мелочи. А тут… «Растекашеся мыслию по древу»…
Или это я «растекашеся», а Н.Г., напротив, был, как обычно, точен, и я просто не усваивал половины смысла?
«…Итак, метод объединения. Автор сам утверждал, что именно этим методом воспользовался, придумывая свой персонаж, которого герой рассказа убил, спасая современное человечество. „Солярис“ Лема и „Когда Земля вскрикнула“ Конан Дойла. Вообще-то автор не точен. Он наверняка пользовался идеями Лема и Конан Дойла, но прямое их объединение привело бы к совсем другому существу, чем…»
«Если бы я изначально знал, что это всего лишь рассказ и фантазия, то… не знаю… возможно, закрыл бы журнал с сожалением о потраченном времени. Но я читал это, как научную популяризацию очень интересной биофизической идеи. И по инерции продолжал думать, пока самолет не приземлился в Алма-Ате. Конечно, не моя это область, но когда начинаешь над чем-то размышлять серьезно, не разделяешь, твоя это специальность или…»
Он перейдет к делу, наконец?
«Гипотеза: жизнь на планете зарождается не в океане. Жизнь зарождается в воздухе, поскольку именно в воздухе распространяются электрические разряды, именно в воздухе рассеяны вещества, необходимые для возникновения жизни. Правда, воздух в тысячи раз менее плотен, чем вода, и, соответственно, вероятность, по идее, меньше, но в тысячи ли раз? Во-первых, плотность нижних слоев атмосферы четыре миллиарда лет назад была гораздо выше нынешней, и никто не может точно сказать, какой была эта плотность. Знакомая ситуация – как со средней плотностью вещества во Вселенной. Вдвое больше, вдвое меньше…
Можно рассчитать. Когда я вышел из самолета, то был почему-то уверен, что это легко рассчитать, и любой биолог может это сделать. «Любого биолога» я нашел в тот же вечер – это был Л.Т. с кафедры биологии в университете, нас с ним познакомил К. Умный человек – Л.Т. – и наверняка хорошо осведомленный в своей области. Но мне он прямо сказал: чепуха, дорогой коллега. Реникса. Во-первых, это не рассчитаешь, поскольку ни одна ЭВМ не имеет нужного быстродействия. Во-вторых, ни один биолог не возьмется составить алгоритм, потому что каждый шаг будет содержать минимум несколько параметров, наукой еще не установленных окончательно.
Что значит – окончательно? Я не спросил, но мне это слово никогда не нравилось. Окончательно? В астрофизике ничего и никогда не было установлено окончательно. Даже всеми признанная теория Большого взрыва – не окончательна. Может, взрыва не было? Но мы все равно считаем модели и движемся вперед в понимании космологических процессов, а если когда-нибудь окажется, что модели строились на неверном основании, то у нас уже будет достаточно разработанных версий, чтобы относительно безболезненно перейти к иной парадигме и строить здание не заново, а из уже имеющихся кирпичей…»
Дальше:
«Обоснование: физико-химические условия в атмосфере планеты через несколько десятков миллионов лет после ее образования. В космологическом масштабе это соответствует моменту начала конденсации первых галактик – жизнь могла реально зародиться именно в то время, и пресловутый антропный принцип этой гипотезе не противоречит – я имею в виду, естественно, расширенный вариант антропного принципа, а не тот куцый, которым обычно пользуются космологи, обосновывая идею единственности человеческого разума во Вселенной…»
«Я прочитал еще десятка три фантастических рассказов, но ни в одном не нашел развития этой идеи, что свидетельствует об авторской недальновидности. В науке такое невозможно: ясно высказанная и подкрепленная достаточно серьезными расчетами гипотеза обязательно будет рассмотрена с разных сторон десятком или сотней авторов – и все выводы будут сделаны. Литература глупо разбазаривает собственный научно-исследовательский материал. Подумать только: у такой блестящей идеи не нашлось ни одного последователя! Сам автор (я нашел три его более поздних рассказа – они оказались совсем на другую тему) не думал разрабатывать собственную идею. Остальные фантасты тоже не кинулись исследовать это поле – каждый, как наседка, выкладывал яичко и кудахтал около него»…
Вот новость: лет двадцать назад Н.Г. все-таки читал фантастику! Похоже, что и тетя Женя не знала, иначе этот эпизод из жизни ее любимого Коленьки был бы всем известен. Я представил себе, как Н.Г., выбирая время посреди рабочего дня, идет в библиотеку института и, усевшись в дальнем углу, чтобы не привлекать к себе внимания, перелистывает подшивки «Знание-сила», отыскивает новые фантастические рассказы и внимательно их изучает в поисках идей, конечно, а не художественных красот…
Я подумал, что мог бы, будь я сейчас в Москве, пройти по следу Н.Г. весь этот путь – прочесть (или хотя бы проглядеть) рассказы, что он тогда читал: может, это приблизило бы меня к разгадке?
Когда-нибудь.
«По-моему, – написал я Новинскому, – идея, над которой работал Н.Г., заключалась в том, что на Земле жизнь зародилась не в океане, а в атмосфере. Я не понял, какая здесь космологическая аналогия. И не понимаю, при чем здесь минимальное воздействие, гомеопатия. Возможно, это не имеет отношения к поездке Н. Г. По-моему, мы не там ищем».
Ответ был коротким: «Там».
И еще через минуту: «Связь с космологией очевидна».
Я послал в ответ несколько вопросительных знаков – кому-то эта связь, возможно, и была очевидна, только не мне. Самое странное, что я уже в тот момент прекрасно знал, в чем дело, какова идея, и даже путь Н.Г. мог бы проследить вполне определенно. Я все это знал подсознательно, но еще не верил, знание мое оставалось невостребованным, и я смотрел на строки на экране, как пресловутый солдат на вошь.
Вопросительные знаки остались без ответа – появилась иконка «абонент не в сети». Что-то сбилось. Что-то сломалось…
Последний абзац письма оказался таким:
«Переформулировать антропный принцип.
Жизнь на Земле.
Атмосфера.
Флора и кислород.
Болезнь.
Лечение.
Гомеопатия.
Человек?
Кто мы? Для чего? Что должны делать? Будем ли? Нужен ответ.
И разговор должен быть прямым.
Понимание?