Час урагана. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 5

– Значит, в семь, – сказал капитан и отключил связь, не попрощавшись.

– Интересно, – пробормотала тетя Женя, – кто заплатил за этот отель?

– Наверно, – предположил я, – это входит в смету поиска пропавших. Кстати, вы знаете, сколько стоит номер?

– Догадываюсь, – сухо сказала тетя Женя.

Я промолчал.

– Если ты догадался, – сказала тетя Женя, – просвети меня. Время есть. Молчать не могу. Говори, пожалуйста.

– Номер стоит…

– При чем здесь номер? Если ты… об этом… разуме планеты.

– Ну да, – сказал я. Мне тоже надо было выговориться – может, я вообще все неправильно понял, и тетя Женя права, когда думает (ей не нужно было это говорить, я видел по глазам), что у ее Коли не прошли остаточные явления после той страшной ночи.

– Минимальное воздействие, – продолжал я. – В космологии это тоже очень важная вещь. Я читал о реликтовом излучении… Об этом даже в новостях по телевизору говорили в свое время. Вроде реликтовое излучение совершенно равномерно по всему небу, да? И вдруг обнаружили очень маленькие отклонения. На тысячные доли процента…

– Десятитысячные, – поправила тетя Женя.

– Тем более. И оказывается, из-за таких маленьких отклонений приходится менять всю теорию Большого взрыва.

– Не всю, положим, – недовольно сказала тетя Женя, – но в теории инфляции…

– И о семинаре вы рассказывали, когда американец приезжал, и Николай Генрихович пытался выступить. Его быстренько заткнули, и это с тех пор он стал говорить, что потерять научную репутацию можно мгновенно, а чтобы восстановить, бывает, и жизни не хватит.

– Да, – сказала тетя Женя. – Репутация, авторитет для Коли – вещи… наверно, не самые главные в жизни… но без них в науке делать нечего. Репутацию строишь годами, с университета, уже на третьем курсе о Коле говорили, он тогда сделал работу по магнитной аккреции, это была новая тема, и он изящно обошел проблему Бонди… А после аспирантуры его считали самым знающим специалистом по межгалактической среде.

– На выборах в Академию его все-таки прокатили, – напомнил я.

Это была давняя история, ни тетя Женя, ни Н.Г. не любили ее вспоминать, и знал я о ней только потому, что однажды, года два назад, у обоих случился странный прорыв, вечер неприятных воспоминаний, говорили они, перебивая друг друга, и вспоминали только то, о чем, видимо, хотели забыть. Со мной тоже бывало такое: вдруг приходят на ум прошлые гадости, будто ничего хорошего в жизни не было – в памяти открывается слив, как в туалете… очень неприятно, и хорошо, что довольно быстро проходит, включаются защитные механизмы…

В член-корреспонденты Николая Генриховича представили еще при советской власти, кажется, в восемьдесят восьмом, потом многое изменилось, а в Академии осталось, как было, и больше Н.Г. не хотел связываться. А тогда, хотя по многим параметрам он был самым достойным претендентом, его прокатили на выборах, и он точно знал, кто именно накидал черных шаров: астрофизиков не очень привечали, завалили не только его, но Н.Г. сказал, что в эти игры больше не играет, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на чепуху, а деньги, которые он теряет, не так велики, чтобы жертвовать репутацией… опять репутация, которой он не мог поступиться даже на таком, вроде бы, респектабельном уровне.

– Ты же знаешь, почему его прокатили, – с упреком сказала тетя Женя.

– Да, – смутился я. – Это я так… Хочу сказать, что, по-моему… мне показалось… Николая Генриховича всегда занимали любые малые влияния. Малые магнитные поля в потоках вещества… Малые флуктуации в магнитных полях пульсаров… Минимальные отклонения от средней плотности во Вселенной…

– Ты хорошо изучил Колины работы, – сказала тетя Женя с уважением. – Я и не подозревала.

– Нет, – признался я, – не изучал я его работы, куда мне. Посмотрел заголовки, сопоставил с… С гомеопатией этой, извините.

– Да чего там, – пробормотала тетя Женя. – Коля и к гомеопату согласился пойти, потому что…

– Понимаю, – перебил я. Мне не хотелось, чтобы она начала вспоминать совсем уж для нее неприятное. – Минимальное воздействие. Когда Николай Генрихович пришел к идее, что жизнь может зародиться в космическом пространстве? Ну, в газе. Межзвездном, межгалактическом…

– Это не Колина идея, – сказала тетя Женя. – Ты читал популярную литературу? Гипотеза панспермии. Викрамасинг. Пятидесятые годы. Органическая жизнь могла зародиться в межзвездных облаках, когда галактики были молодые, стало взрываться первое поколение звезд, а тогда звезды были очень массивны, миллиарды сверхновых, огромное количество тяжелых элементов, и все это ушло в облака…

– Вот-вот, – подхватил я. – Именно тогда возникла жизнь во Вселенной. В космосе. В туманностях. А потом эти молекулы попали на Землю.

– Да, – сказала тетя Женя. – Четыре миллиарда лет назад. Земля была молодая, горячая, атмосфера совсем не похожа на нынешнюю, никакого кислорода, почти нет азота…

– Так вы с Николаем Генриховичем это все-таки обсуждали? – вырвалось у меня.

Тетя Женя посмотрела на меня удивленно и сказала коротко:

– Конечно.

– Тогда почему же вы… – я не знал, как точнее сформулировать, чтобы не обидеть.

– Мы это давно обсуждали, – грустно сказала тетя Женя и отвернулась к окну. – Давно. Еще в… кажется, в конце восьмидесятых.

– И тогда Николай Генрихович уже говорил о…

– Живой атмосфере? Конечно. Химический состав воздуха четыре миллиарда лет назад был очень близок к составу межзвездной среды. А плотность гораздо больше – в сотни миллиардов раз больше, чем в пространстве. Но все равно в атмосфере живые молекулы возникнуть не могли, а в облаках – да, потому что облака освещались голубыми гигантами с нужным распределением облучающих фотонов, а Солнце – желтый карлик, и его энергии недостаточно.

– Ага, – я щелкнул пальцами от нетерпения, хотелось самому закончить рассуждение, убедиться, что я был прав. – В земной атмосфере сама по себе жизнь появиться не могла, но достаточно было небольшому числу молекул из межзвездного пространства попасть в готовую для оплодотворения среду… минимальное воздействие, да? Как катализатор в химической реакции…

– Это и был катализатор, – пробормотала тетя Женя. – Без всяких «как».

– Ну да, ну да, я в химии ничего не понимаю… В общем, вся атмосфера Земли миллиарда четыре лет назад стала живой, верно? Огромная, по сравнению с межзвездными облаками, плотность. Очень быстрое распространение живых молекул. Сто миллионов лет – для них ерунда, не время. Может, это заняло миллиард лет или даже два.

– Больше, наверно, – сказала тетя Женя.

– И что же это было? – у меня разыгралась фантазия, я представил, как над покрытой вулканами Землей несутся багровые тучи, и ветры дуют, как хочется этому огромному, единственному, невидимому существу. Океан лемовского Соляриса, только не жидкий, а газообразный, и такой же, видимо, по-своему, мудрый, способный осознать себя.

– Солярис, – сказал я.

Тетя Женя кивнула.

– Да, похоже.

– Николай Генрихович читал Лема?

Тетя Женя покачала головой.

– Разве что в тайне от меня, – сказала она. – Дома у нас, конечно, есть Лем, в семидесятых выходила книжка в издательстве «Мир», там было два романа – «Солярис» и «Эдем». Не помню уже, где я купила. В магазинах фантастику было не достать… Кажется, в институте на какой-то конференции в фойе продавали. Не помню. Когда Коля сказал о разумной атмосфере, я ему сказала: «Прочитай «Солярис». Он поглядел на обложку, что-то ему не понравилось, и он читать не стал. «Там о чем? – он спросил. – О физико-химических свойствах или о мучениях главного героя, который не может решить семейные проблемы?» «В основном, о мучениях героя, конечно, – сказала я, – это же художественная литература». «Да ну», – сказал Коля и поставил книжку на место.

– Так и не прочитал? – удивился я. – За столько лет?

– Не прочитал. А в кино мы ходили. Был фестиваль фильмов Тарковского, уже после его смерти, кажется, в «Октябре». Или в «России», не помню. И я Колю вытащила.

– Конечно, ему не понравилось, – буркнул я.

– Нет. Особенно когда в ведре с краской изображали океан. Коля начал смеяться так громко, что я с ним прямо в зале поругалась… Нет, не понравилось.

– Почему, – сказал я, – Николай Генрихович это не опубликовал? Не в научном журнале. Есть популярные – «Знание-сила», например.