– Ну да, – иронически сказала тетя Женя. – Серьезный ученый публикует в несерьезном журнале свои бредовые… Кстати, не думаю, что там взяли бы. Для них важнее всего авторитеты. А Коля – авторитет в космологии. В космогонии – нет. Это все равно, как если бы он написал фантастику.
– Ну и написал бы! – воскликнул я. – Разве известные ученые не писали фантастику? Обручев, «Плутония», до сих пор помню. А сам Ефремов! Азимов, опять же. Хойл! Хойл был известным астрофизиком, я читал его «Черное облако» и «Андромеду» – классно написано, и идеи такие…
– Фантастические, – перебила меня тетя Женя. – Фантастические – ты это хотел сказать? В «Плутонии» идея совсем не научная. Ефремов… не помню, он, кажется, только один или два рассказа написал вполне научные, а остальное – фантастика, как не бывает, читать интересно, но никто не скажет, что анамезон действительно может быть топливом для звездолетов. Хойл… Разумное межзвездное облако, очень близкая идея, ты прав, но этот роман как-то прошел мимо меня… А мимо Коли – подавно. Хойл мог себе позволить… К тому же, Хойл не относился к этой идее серьезно. Игра ума. А у Коли это… Он уверен был… в середине восьмидесятых точно был уверен, что так все и происходило на самом деле. Четыре миллиарда лет назад у Земли была плотная и разумная атмосфера. И ветры дули, как надо. И вулканы взрывались, потому что это надо было ей. Из вулканов поступали нужные ей для физиологии газы…
– В школе, – сказал я, – фантастику я читал запоем. Время тогда было… как лучше сказать? Переходное. Новая фантастика еще не появилась, а старую уже не издавали. Я брал в библиотеке. Вспомнил сейчас Ефремова – «Сердце Змеи». Фторные люди. Кислород для фторных организмов – гибель. И если четыре миллиарда лет назад атмосфера Земли стала разумной, как океан Соляриса, самым важным для нее было поддержание химического баланса, верно? Кислород для нее – как для нас отравление угарным газом. Я пытаюсь представить… Вулканы, да… Ей нужны были вулканы, это химия, это хорошо. Космос… Нужен был ей космос?
– Какая разница, – нетерпеливо сказала тетя Женя. – При чем здесь космос?
– Ни при чем, – согласился я. – И органическая жизнь на планете, все эти трилобиты, цианобактерии… что там было в первобытном океане?
– Никто не знает! – отмахнулась тетя Женя. – Тот период – одни предположения.
– Ну да. Почему она сразу не уничтожила протожизнь? Цианобактерии, которые начали вырабатывать кислород. У нее было достаточно времени, миллиард лет. А потом, наверно, стало поздно – растения захватили землю, и кислорода стало так много… она уже не могла справиться, для нее это как для нас рак… отравление организма… Почему она сразу не уничтожила к чертям собачьим эти новообразования?
– Вот-вот, – сказала тетя Женя. – Я тоже Коле об этом говорила.
– Тогда, – сказал я, – вы должны знать то, чего я так и не понял. Не смог связать. Гомеопатию и всемирное потепление.
– Лечение. Ты сам только что сказал: для нее жизнь, связанная с кислородом, – как раковая опухоль. Болезнь.
– Но послушайте! – я никогда не говорил с тетей Женей таким тоном. Я всегда подбирал выражения, потому что боялся обидеть, а сейчас забыл об этом, я и усидеть на месте не мог, вскочил и принялся ходить по комнате от окна к шкафу, натыкался на мебель, тетя Женя подобрала ноги, чтобы я не наступил, смотрела на меня с испугом, не с обидой, и я распалялся еще больше, совсем уже не контролируя свои рассуждения, возникавшие будто сами собой, а на деле представлявшие лишь выраженные словами мои раздумья, все, о чем я думал еще в Питере, о чем говорил с Новинским и что казалось мне слишком фантастическим, чтобы произносить вслух.
– Послушайте! Кто лечит рак гомеопатическими средствами? Надо прикончить разом! Цианобактерии? Растения? Она же управляла вулканической деятельностью! Так напустила бы… Тысяча вулканов! В те времена можно было и миллион. Любая цианобактерия погибла бы! Навсегда! Это глупо!
Тетя Женя не следила за моими перемещениями, руки держала на коленях и смотрела на свои пальцы. Она и головы не подняла, сказала тихо, но я, конечно, услышал:
– Если бы она убила цианобактерии, на Земле не возникла бы органическая жизнь… наша жизнь. Нас бы тут не было.
– И что? Вы хотите сказать, что она думала о будущей цивилизации? Вы много думаете о том, как спасти колонию поселившихся в вашем организме вирусов, когда принимаете ударную дозу антибиотика?
– Откуда Коле было знать, что она думала? Может, у нее было свои соображения. Может, не рассчитала, а потом оказалось поздно.
– Поздно! Все это фантазии какие-то! Она погибла? Нет же! Пробовала бороться с болезнью?
– Но ведь и человек… – сказала тетя Женя, перебирая пальцами материю юбки. – Когда не помогает традиционная медицина, цепляемся за соломинку… Обращаемся к гомеопатам, к народным целителям, к гуру всяким…
– К народным целителям, Господи!
– Коля говорил, что она пробовала разные способы. Наверно, пробовала. Что было в ее власти. Бывали периоды, когда органическая жизнь почти погибала, но потом…
– Слишком живучи оказались?
– Похоже.
– Ладно, – сказал я. – Все это недоказуемо. Игра воображения.
– И все это, – сказала тетя Женя, подняв на меня внимательный взгляд, – я сто раз говорила Коле.
– Погодите, – прервал я тетю Женю, мне нужно было закончить мысль самому – так, как я понял, или так, как не понял, я должен был поставить точку, не потому, что хотел самому себе доказать, какой я умный и понятливый, а для того, чтобы понять, наконец, что делает Н.Г. на Камчатке, и что станем делать завтра мы с тетей Женей. Все-таки странно она себя вела – ночи не спала, пока мы не нашли Н.Г., готова была на все, только бы скорее его увидеть, а сейчас, когда через несколько часов за нами прилетит вертушка… я на ее месте каждую минуту пытался бы звонить в поселок… пусть ночь, но я бы все равно пытался, я заставил бы притащить к телефону ее Колю, я сказал бы ему пару теплых слов, и он тут же помчался бы собирать вещи, потому что если тетя Женя говорит «я тебя жду», то…
А она тихо сидела на кровати, сложив руки на коленях, перебирала пальцами материю, смотрела в пол, изредка поднимала на меня взгляд – внимательный и… спокойный. Ей было достаточно сознания, что Коля нашелся?
Я слишком хорошо знал тетю Женю, чтобы не понимать: она знает то, чего не знаю я. И это знание придает ей сил, спокойствия, уверенности… В чем?
– Погодите, – повторил я, – за миллиарды лет кислородная воздушная оболочка…
– Азотно-кислородная, – механически поправила меня тетя Женя.
– Да… вытеснила ее… ну, эту… в глубину планеты, в воздушные карманы под землей, в вулканические каналы, она живет сейчас там, болеет и мечтает, чтобы все вернулось… Когда появились люди… наверно, она решила, что это и вовсе ее конец: разумный человек не позволит, что атмосфера…
Тетя Женя хмыкнула.
– Она, может, и не понимала сначала, что у человека есть разум, – говорил я. – Мы тоже не понимаем, есть ли разум у дельфинов или собак. А впрочем, что такое человек? В масштабах планеты? В Ее масштабах – я говорю о Ней с большой буквы, как Николай Генрихович? Что человек? Мелочь. Что он может? Она долго не обращала на человека внимания. Но когда началась промышленная революция… или нет, еще позже: когда начали вырубать леса, строить химические заводы… По сравнению с общей энергией атмосферы, хотя бы с энергией, заключенной в электрических полях… или в энергии движущихся воздушных масс… вся наша промышленность – тьфу! Но ровно такое же тьфу, как гомеопатия! Понемногу, постепенно… Что для Нее сто или тысяча лет? Опять же – тьфу. Как Она считает время? Может, время для Нее вообще не существует? Знаете, что я скажу? Может, Она все заранее рассчитала? Я имею в виду – появление человечества. Кто знает, когда и как появились люди? Может, это Она… Рассчитала, что человек рано или поздно начнет переделывать природу – причем именно так, как нужно Ей! Пока люди занимались скотоводством и земледелием, все для Нее шло не так, как нужно. Может, Она даже хотела избавиться от человечества и начать все заново? Устроила Всемирный потоп… И еще я читал: как-то от человечества осталась горстка дикарей в Африке, и вся эволюция началась заново.
– Спокойнее, Юра, – сказала тетя Женя. – Что-то тебя заносит. Ты совсем уж…
– А что? Ну, хорошо. Когда началась промышленная революция, Она поняла, что отсчет времени пошел. И действительно… Мы – как молекулы лекарства, которых мало в растворе, но ведь действуют… Капля камень точит… Знаете, – мне пришла в голову идея, возможно, совсем сумасшедшая, но меня, как сказала тетя Женя, занесло, и я не мог остановиться: – Может, цель существования человечества в том и состоит, чтобы вылечить Землю, вернуть атмосферу в то изначальное состояние, в каком она была четыре миллиарда лет назад. Мы – гомеопатическое лекарство для нашей планеты. Мы только воображаем, что человек – венец творения. А на самом деле мы – гомеопатическая таблетка. А больная – Она, невидимая… Она нами управляет, подталкивает…
– Хватит, – сказала тетя Женя. – Это уже какая-то теория заговора. Тебе бы с Колей поговорить. У него все гораздо более стройно и без фантастики. Гомеопатия – да. Лечение. Цель существования человечества, которую не то чтобы никто понять не хочет – никто об этом даже не задумывается. Но почему ты решил, что Она нами управляет? Как? Это же только воздух. Тяжелый удушливый воздух, наполненный испарениями, которые для человека смертельны. Как Она может нами управлять? О чем ты?
– Это вы так Николаю Генриховичу говорили? – догадался я.
Тетя Женя встала, поправила юбку.
– Устала, – сказала она. – И рано вставать. Пойду посплю. Ты тоже поспи.
– Не усну, – сказал я.
– Твое дело. Полежи. А я попробую уснуть. Здесь хороший воздух. Комнаты, кстати, сдавать пока не нужно – тем более, что не мы платим.
– Хотите отдохнуть после Кизимена? – сказал я. – И правда, может, задержимся здесь на неделю? Природа… И Николаю Генриховичу полезно.
– Коле? – удивилась тетя Женя и, помолчав, добавила: – Все-таки ты ничего не понял. И ладно. Спокойной ночи.
Не понял – чего?
Тетя Женя ушла к себе, а я открыл окно, выкурил сигарету и лег, но даже под ватным одеялом, которое я нашел в шкафу, было зябко и прохладно, сон не шел, я закрыл окно, и стало душно, мне не хватало воздуха, я лежал, закрыв глаза, и почему-то представлял, что дышу чем-то совсем не пригодным для дыхания… запах был какой-то… то ли серы, то ли аммиака… противный запах, возникший, скорее всего, в моем воображении. Наверно, я все-таки засыпал, потому что в полудреме слышал странный голос – он не звучал, он просто существовал внутри меня и говорил, ничего не произнося, странные слова, которых не было в тех языках, что я знал, но я все равно понимал смысл: «Ваша сила приближает мою силу, вы – мое лекарство, вы пришли, и вы уйдете, потому что вместе нам жить невозможно, вы уйдете, вы временные, а я останусь, я вечная, это мой мир»…
Я хотел возразить, но не знал – кому. Я хотел подумать, что… Но мысль обрывалась… Я хотел…
Проснулся я от звонка мобильника.
– Дольский? – спросил кто-то незнакомым голосом. – Вы готовы? Машина вышла.
Наскоро умывшись, я вытащил из номера рюкзак и постучал в соседнюю дверь. Сначала тихо, потом громче.
– Что ты барабанишь? – недовольно сказала, открыв, тетя Женя. Она была полностью одета, причесана, и рюкзак стоял у ее ног, готовый к тому, чтобы я его поднял. Похоже, она все-таки не ложилась этой ночью. – Я не глухая. И что за спешка?