Что скрылось во тьме? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 16

– Господи, – пробормотал Лерман. – Только истериков нам не хватало.

«Историков», – расслышал Купревич и сказал:

– Он меня уверял, что вся история – набор фальшивых интерпретаций, и чем глубже в прошлое, тем их больше. А верных нет вообще.

– Ну да, – вяло согласился Лерман. – Склейки происходят, скорее всего, так же часто, как ветвления. Любая реальность, в какой бы ты ни оказался, есть, в общем случае, суперпозиция. Ветвления меняют мир незначительно, значит, и склейки почти не изменяют реальность. Время релаксации вряд ли в таких случаях, а их подавляющее большинство, больше секунд, а то и миллисекунд. Мы этого не замечаем, иногда обращаем внимание на предметы, которых раньше не было, или предметы, которые только что были вот тут, а сейчас их нет.

– Это известный эффект, я его математически описал в статье…

– О! – воскликнул Лерман. – Для тебя эффект – известный и естественный, а как его воспринимают другие? Будто провал в памяти, верно?

– Да, – согласился Купревич.

– Я, – задумчиво произнес Лерман, – использовал в работе другой эффект. Эн-Эл-О.

– Ты полагаешь…

– Почему нет? Соответствие уравнениям ветвления полное! Время релаксации совпадает с точностью до порядка! Кто-нибудь описывал эн-эл-о, живущее больше нескольких минут?

– Я ничего не понимаю, – подала голос Лена. – Вы перескакиваете с пятого на десятое.

– Чушь! – Лерман по-прежнему смотрел в потолок. – Мы предельно последовательны. Итак, время релаксации зависит от сложности склейки и варьируется в пределах от квантового времени для склеек атомного размера до нескольких суток для таких сложных суперпозиций, как наша.

– Что это нам дает? Никакие уравнения все равно…

– Конечно, нет! Только качественные выводы. Это плохо, да. Любое наше решение будет приблизительно и может привести к последствиям, которые мы не способны предсказать. Но ничего не делать?

Лерман выстрелил себя из кресла, как из пращи.

– Господи! – воскликнул он. – Я понял!

Купревич с Леной переглянулись.

«Он понял. Я понял это раньше. И ни за что не скажу вслух».

Лерман подошел к стоявшему у окна Баснеру и ударил того по спине кулаком. Не сильно. Скорее, приложил кулак и тут же отдернул. Баснер стремительно обернулся.

– Что… Что вы…

– Вы правы, – сказал Лерман. – История – набор фальшивых интерпретаций и артефактов. Вся. Потому что вся история не только человечества, но мироздания – это суперпозиция различных состояний, множества склеившихся ветвей, безумная калейдоскопическая игра природных сил и законов физики. И знаете, что надо сделать, чтобы разрушить конкретно нашу суперпозицию? Вы ведь не хотите быть одним из четырех мужей нашей любимой Ады?

– Я не…

– Хотите или нет?

– Нет, черт вас всех побери!

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Лерман и произнес наконец слова, которые Купревич уже несколько раз повторил мысленно: – Все просто на самом деле. Чтобы вызвать декогеренцию, нужно кого-нибудь из нас четверых убить. Может, одного будет недостаточно, и придется убить второго. Может, и третьего тоже.

Баснер отшатнулся.

– И кто будет судьей? – осведомился Купревич. Он уже думал об этом, но сказанные вслух слова показались безумными и просто бессмысленными. Над ними можно было посмеяться, можно было не обратить внимания, но принять всерьез – невозможно. Хотя логически…

Лерман был прав.

– Кто станет решать? – продолжал Купревич, чувствуя, что голос готов сорваться в крик. – Первый? Второй? Кто будет приводить в исполнение приговор? А? Ты что, Агаты Кристи начитался? «Десять негритят»?

– Он шутит, – пробормотала Лена. – Это у него шутки такие.

– Дурак, – резюмировал Баснер, отворачиваясь к окну.

– «Десять негритят»… – протянул Лерман. – Похоже, да. Особенно если учесть, что все мы, четверо, убийцы. Я не вас имею в виду, мадам. Или как в Израиле называют… Не обращаться же к вам «женщина», как в России.

– У меня есть имя. Елена.

– Елена, – повторил Лерман. – Вы тут ни при чем. То есть при чем, конечно, поскольку были подругой Ады. Косвенное участие… А прямой причиной склейки стали мы, четверо. Трое здесь присутствующих и отсутствующий по уважительной причине… как его… Шауль? Да, Шауль.

– Склейка началась, когда… – Купревич не успел закончить фразу.

– Когда умерла Ада. Но это следствие. Явление, одинаковое во всех склеившихся ветвях. Склейка потому и произошла, что в четырех ветвях Ада умерла. Неужели это не очевидно?