Что там, за дверью? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 24

В шкафчике рядом с шампунями, кремами и жидким мылом лежали несколько упаковок аспирина, стояли бутылочка йода, ацетон, перекись водорода… Вот! Полина достала упаковку экстракта валерианы, ею самой купленную в вестибюле станции метро «Спортивная», положила в рот две капсулы, нашла в шкафчике одноразовый стаканчик и плеснула в него немного кипятка и холодной воды, запила, эти простые действия привели Полину в состояние относительного равновесия, ноги больше не подкашивались, а происходившее на втором этаже отсюда слышно не было, и казалось, что в доме все спокойно, все и было спокойно, ей просто приснилось, нужно вернуться, посмотреть и убедиться…

Она так и сделала.

Не совсем. Полина подошла к двери в холл, но войти не осмелилась, в коридоре было холодно, она только сейчас обнаружила, что стоит босиком, а сверху опять стали слышны размеренные шаги, и Полина, будто под гипнозом, направилась к лестнице. Нет! – кричали все ее чувства. Остановись! – шептал разум. Но какая-то сила в ней, о присутствии которой Полина даже не подозревала, оказалась сильнее и чувств, и тем более, разума, и шаг за шагом она приближалась к лестнице, а потом поднималась по ступенькам, а потом шла по коридору к спальне, окно в торце почему-то было открыто, а ведь она точно помнила, как закрывала все окна в доме. Из окна почему-то тянуло не холодом, а влажным южным ночным теплом.

Дверь в спальню была заперта – Полина сама заперла ее вечером, взяв плед, – нужно было повернуть торчавший в замочной скважине ключ, и это последнее движение она сделать была не в состоянии.

– Пожалуйста, – сказал замученный голос за ее спиной, – возьмите себя в руки, так невозможно разговаривать.

Полина обернулась – Крис Кадарос стоял у лестницы, такой же полупрозрачный, как вчера, разве что одежда на нем была другая, широкая хламида, развевавшаяся, как флаг на ветру.

– Пожалуйста, – повторил призрак, – успокойтесь.

– Зачем? – воскликнула Полина. Или ей только показалось, что она что-то воскликнула, а на самом деле губы ее были плотно сжаты? – Зачем это?

– Что? – спросил Кадарос, приблизившись на шаг, но все же оставаясь в некотором отдалении.

– Кровь!

– Кровь? – переспросил призрак, покачал головой и сказал медленно и внушительно:

– Дорогая миссис Батурин. Я не пользуюсь этим варварским методом. К тому же, обстановка не та. В доме не происходило убийств. Здесь вообще никто не умер за полвека. Это естественная реакция организма на… гм… как бы объяснить попроще? Я нервничал, не застав вас, это так естественно, верно? Вы почувствовали мое состояние…

– Вы думали о крови? – была это мысль или Полина все-таки говорила вслух? – Хотели отомстить?

– Глупости, – решительно сказал призрак. – Вы ощутили мои эмоции, и в вашем подсознании они трансформировались в привычное представление о том, что способно сделать привидение. Есть природный закон, не помню, как он формулируется, в физике не силен, простите. На теле и одежде пятна не остаются, а на полу и потолке – это действительно навсегда… Что с вами?

Полина оседала на пол, она чувствовала, что ноги у нее подгибаются – медленно-медленно, время будто притормозило бег, и тяжесть исчезла тоже, Полине казалось, что она стала воздушным шариком, но воздуха в ней было слишком мало, и шарик опускался, коснулся пола и зашипел…

– Невозможно работать, – сказал, склонившись над ней, призрак. – Почему люди так боятся привидений?

– А вы… – сказала Полина, удивившись тому, что еще не потеряла способности говорить и даже немного соображать. – Вы при жизни привидений не боялись?

– Хороший вопрос, – одобрил Кадарос. – Извините, что не могу помочь вам подняться. Вы можете сами?.. Прекрасно. Теперь поверните ключ… Входите. Да входите же, это ваша спальня, в конце концов, а не моя! И дверь заприте, если вам от этого легче. Не беспокойтесь, я войду через стену. Присядьте на постель, а лучше ложитесь, так вам будет удобнее.

Полина присела на краешек кровати, протянула руку, чтобы включить ночник, но желание расплылось, рука опустилась на колено, и в темноте остался видимым только белесый контур человеческой фигуры.

– Вы обещали узнать о человеке, прибывшем два дня назад, – напомнил Кадарос.

– Да… Его зовут Джон Смит. Он поселился у Джорджа Прескотта.

– Джон Смит, – повторил призрак. – Имя не хуже прочих. Спасибо, миссис Батурин.

– Оставьте меня, – пробормотала Полина. – Уйдите. Я сделала то, что вы просили. Не могу больше.

– Миссис Батурин, – сказал Кадарос, – если полиции понадобится ваша помощь в свершении правосудия, разве вы ей в этой помощи откажете?

Полина молчала. То, что говорил призрак, не имело смысла.

– Не откажете, – продолжал Кадарос. – Это ваш гражданский долг.

– Я не гражданка Великобритании, – сказала Полина.

Призрак пожал плечами, сочтя это высказывание в высшей степени неуместным.

– Убита душа, – внушительно произнес он. – Человеческая душа! И это требует… нет, не отмщения, хотя можно говорить и об этом. Справедливости! Разве нет? С вашей помощью мне удалось обнаружить, что убитая душа вернулась в мир под именем Джона Смита. Этот человек страдает, уверяю вас, он хочет, чтобы ему помогли вернуться, но вернуться он не в состоянии, и только мы с вами, а точнее – только вы можете помочь ему обрести покой, который у него уже был и которого его лишил безжалостный убийца.

Сколько слов, – думала Полина, – чего он еще от меня хочет?

– Чего вы хотите? – спросила она. – Что я должна сделать, чтобы вы ушли… навсегда?

– Восстановить справедливость! – воскликнул призрак. – Вы должны отправиться в заведение Прескотта, найти Джона Смита и убить его.

– Как?!

– Лучше всего ножом, – объяснил Кадарос. – У вас ведь нет огнестрельного оружия, верно? А яд в данном случае непрактичен, вряд ли Смит станет пить приготовленный вами напиток, он сейчас чрезвычайно подозрителен, поскольку подчиняется только подсознательным импульсам, а они…

Полина сидела, закрыв глаза, слышала приглушенное бормотание, но смысл не то чтобы ускользал, смысла в словах Кадароса не было изначально, а если не открывать глаза, то не было и самого Кадароса. В спальне темно. Если дождаться утра, то и голос исчезнет. А пятно она замоет. Если нужно, снимет доски и заменит другими.

– Вы слышите меня? – спросил голос Кадароса так отчетливо, будто возник в голове Полины. – Конечно, слышите. Миссис Полина, у нас очень мало времени до рассвета. Вы должны…

– Нет!

– Послушайте меня, – голос звучал громко, наверно, Кадарос подошел совсем близко, сейчас он коснется ее своей бестелесной рукой…

Полина открыла глаза и не увидела призрака. В спальне было темно, и только какое-то едва заметное сияние… Полина повернула голову – Кадарос перешел к противоположной стене и стоял под пейзажем неизвестного художника, доставшимся Полине вместе с прочей утварью.

– Послушайте меня, – продолжал Кадарос, – и я уверен, что вы согласитесь.

– Вы следователь или убийца? – вырвалось у Полины.

– Конечно, следователь, – оскорбленно сказал призрак. – Вы не понимаете, что такое следственные действия в мире, к которому еще не принадлежите.

– Не дай Бог…

– Ну, – философски заметил Кадарос, – все вы здесь будете, это неизбежно… Я вам кое-что объясню, чтобы вы избавились от естественных сомнений.

Призрак подошел ближе, но, почувствовав мысленное сопротивление Полины, остановился посреди комнаты, будто соляной светящийся столб.

– Смотрите, – сказал он. – В мире, который вы – и я, когда был жив, – называете потусторонним, не существует плоти, здесь живут души, которые, конечно, так же смертны, как и люди в материальном мире.

– Душа не может умереть, – сказала Полина.

– Еще как может! – воскликнул призрак. – Эти ваши предрассудки, эта ваша религиозная зависимость!

Если бы Полина могла смеяться, она рассмеялась бы Кадаросу в его вязкое, расплывающееся серо-зеленое лицо. Если бы она могла связно изложить свои мысли, то объяснила бы ему, что никогда не испытывала почтения ни к одной религии – ни к христианству, потому что в его истории была инквизиция, ни к исламу, потому что мусульманами были нелюди, взрывавшие себя в автобусах, метро и на вокзалах, а после этого попадавшие в мир Кадароса, где, возможно, находили если не семьдесят, то десяток-другой гурий, ублажавших их мужское нематериальное естество. Глупости какие – обвинять ее в религиозной зависимости!

– Конечно, душа умирает, – продолжал между тем Кадарос, то приближаясь к Полине на шаг-другой, то отступая будто под давлением ее отчуждающего взгляда. – Умирает, потому что есть смертельные душевные болезни. Я мог бы многое вам рассказать об этом, поскольку изучал проблему, прежде чем приступил к работе сыщика. Но это завело бы нас… Время, миссис Батурин, неумолимо… Вы слушаете, или то, что происходит в вашей смертной душе, вам сейчас важнее моих слов?