Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Погоди, сержант, – всмотрелся капитан. – Что-то мне твоя чрезмерная фигура и лицо знакомы… Точно! Не помню, как тебя звать-величать, но ты и тогда, в Польше, с пушечками на петлицах щеголял. И с саблей на боку. У нас про тебя рассказывали, что ты в рукопашной уйму уланов, чуть ли не в одиночку положил.

– Было дело, – скромно подтвердил Лева. – Немножко покромсал клятых ляхов. А пусть не нападают исподтишка.

– И сейчас, смотрю, – кивнул на трофейный автомат через грудь и черную чужую кобуру на поясе Гординский, – ты не скучаешь.

– Некогда мне скучать, товарищ капитан, – нарочито вздохнул Лева. – Враги не дают.

– Когда сержант Гороховский «улепетывал» последним от своей гаубицы, – гордясь за подчиненного, вмешался в разговор Доротов, – он в одиночку шестерых в рукопашной положил и пришел весь обвешанный трофеями, как новогодняя елка игрушками.

– Ладно, ладно, артиллерия, сдаюсь. Убедили. Взвод танков я вам от своих щедрот для освобождения гаубиц выделю. Три машины. Вместе с автоматчиками. Так говоришь, лейтенант, что вот здесь неотмеченная на карте просека идет, по которой мои танки смогут пройти?

– Смогут, – кивнул Доротов. – Разве что, в каком месте им узковато будет. Может, где придется дерево другое свалить. Но ваши машины мощные – проломятся.

– Попов! – позвал Гординский командующего взводом лейтенанта, воевавшего под его началом еще в чине командира танка в той же Польше. – Пойдешь с артиллерией, они тебе дорогу покажут. Нужно немцев от их гаубиц отогнать, если они сами еще не разбежались. Как справишься – двигаешь вот здесь, по просеке, (на карте не видно, но наши товарищи уверяют, что она есть) вдоль их артиллерийских позиций, на север, и выходишь из леса. Там мы с тобой и встретимся. Артиллерия говорит, что они эту просеку двумя подбитыми немецкими танками закупорили. Как-нибудь обойдешь, проломишься. Действуй.

Два танковых взвода и командирская машина Гординского с опять оседлавшим их десантом, взревев моторами, пошли, вытянувшись в походную колонну, между ручьем и рощей на север, а взвод Попова с пристроившимся сзади обозом из конских упряжек густо обсаженных батарейцами залязгал гусеницами вверх по пологому склону, по сжатой деревьями просеке. Отвоевывать брошенные гаубицы двинулись не все артиллеристы, полтора десятка красноармейцев под командованием старшины остались охранять лежачих раненых и сгруженное с подвод и прочих упряжек казенное имущество. Вместе с батарейцами попросился повоевать и спасенный ими летчик-штурмовик. А чего в тылу отсиживаться? Лебедеву в придачу к его несерьезному в бою штатному ТТ выделили трофейный карабин и подсумки со снаряженными обоймами.

На передний танк в качестве проводника взобрался сержант Гороховский. Не забывая следить за дорогой, Лева с любопытством рассматривал оружие тесно сгрудившегося вокруг десанта. Привычных ему мосинских карабинов или винтовок не было вовсе. Не было и ручного ДТ с широкой плоской тарелкой сверху. У невысокого пехотного лейтенанта через плечо висел коротенький цельнометаллический вороненый автомат с дырчатым кожухом вокруг ствола, откидным наверх прикладом и секторным, как у ППД, магазином. Верзила пулеметчик раздвинул сошки и поставил на башню тоже совершенно незнакомый Леве, более короткий, чем пехотный дегтярев, ручной пулемет. Перед прикладом у пулемета имелась пистолетная рукоятка, а вместо широкой и плоской тарелки магазина сверху, снизу висел толстый барабан, из которого слева в приемник змеилась металлическая лента, набитая блестящими латунью и томпаком патронами. Что больше всего Леву удивило, так это размер остроголовых патронов в ленте: и не винтовочный, и не пистолетный – какой-то средний. Остальные красноармейцы были вооружены необычными автоматами с деревянными ложами и прикладами. Автоматы были немного длиннее, чем виденный им когда-то ППД, с пистолетными рукоятками и с более широкими изогнутыми магазинами внизу. Судя по ширине рожков, набиты они были такими же патронами, как и стоящий на башне ручной пулемет.

– Слышь, служивый, – крикнул Лева, прорываясь сквозь рокот дизеля, стоящему рядом с ним за башней сержанту, – а что это у вас за оружие такое? Никогда такого не видел.

– У лейтенанта, – сержант кивнул в сторону своего молчаливого командира, – пистолет-пулемет Судаева, ППС. У нас у всех – автоматы Симонова, АС. А у пулеметчика – ручной пулемет Дегтярева, РПД называется. Пару месяцев назад, как получили. Но уже освоили. Вполне.

– Патроны, гляжу, у вас какие-то в пулемете странные: ни то – ни се.

– Промежуточные, – кивнул, покровительственно улыбнувшись Левиной неосведомленности, сержант. – Между винтовочными и пистолетными. Самое то на дистанции до 800 метров. И оружие получилось легче, и вес патронов меньше. С мосинской трехлинейкой не сравнить. Земля и небо.

– А если немец дальше будет?

– Есть у нас для такого случая еще модернизированный ДП, ДПМ, но не в моем отделении – во взводном подчинении. Тот остался под прежний винтовочный патрон. У него рукоятка внизу добавилась, возвратную пружину переставили, чтобы не нагревалась, еще кое-какие изменения. Питаться может и, как прежде, из дегтяревского диска, и из металлической ленты. Но у нас, видишь ли, своя специфика. Мы танки в бою охраняем. Куда они – туда и мы. И отстать или вперед поспешить – ни, ни. С этим строго. Так что нас немцы, которые дальше, и не интересуют вовсе. Пехота издали нашему танку ничего не сделает, а на всякие там вражеские пушки у танка своя имеется. Вот так вместе и будем воевать. На полигоне все складно получалось, а, как сложится в бою – посмотрим. Кстати, сержант, мы с тобой так и не познакомились. Рязанцев. Леша.

– А я Гороховский. Лева.

Обмениваясь рукопожатием, Лева следил, чтобы не сжать сильно небольшую кисть невысокого автоматчика.

– Где получил? – завистливо кивнул Рязанцев на серебряную медаль.

– В Польше, – привычно ответил Гороховский.

– И я там был. Даже повоевать несколько раз пришлось. Но, по мнению начальства, видно, не отличился. Погоди, а где ты тогда «миролюбил»?

– В артиллерийском полку. В 45-й стрелковой дивизии.

– А я в мотострелковом полку 36-й легкотанковой бригады, мы, помнится, тогда с вами совместно и наступали.

– Точно!

– А это не ты, случайно, в уланскую засаду с отрядом на привале попал, и в рукопашной отличился?

– Если за Луцком, то я.

– Значит, ты. Мы тогда танковый батальон сопровождали. Позади вас шли. Я уже тогда отделенным командиром был. Как на вашу разгромленную колонну наткнулись – думали – все. Полный капут. Никого в живых не осталось. А вы, оказывается, еще и верх над панами взяли. Тогда ясно, за что тебя наградили. А потом, когда Владимир-Волынский брали, я тебя уже не видел.

– Из нашей полковой батареи я после того привала один живой и не раненный остался. Пушки наши клятые уланы все подорвали. Вот я временно в пехоту и перешел. Примкнул к хлопцам, с которыми в том бою близко сошелся, и поехал на их полуторке в головном дозоре. Вместе с бронеавтомобилями. На въезде в этот чертов Волынский нам тогда буквально за каждую баррикаду драться пришлось. А потом еще казармы артиллерийские брали.

– Казармы? Так мы тоже в этом участвовали. Погоди. Так это мы после вас во двор казарм через пролом в заборе зашли? Вы еще перед этим гаубицы захватили, что нас на шоссе долбили.

– Точно! – обрадовался Лева. Мы их захватили, а потом танки с вашей пехотой подошли. Ваш капитан-танкист, русочубый, тогда еще лейтенантом был. Он меня сейчас даже узнал.

– Гординский? Так мое отделение тогда его танковый взвод и прикрывало. Ты скажи, Лева, какая Земля круглая. Куда ни пойдешь – везде знакомого встретишь. То в Польше, то в Румынии.

– Я тебе, Леша, больше скажу. Командира взвода броневиков помнишь? Он почти все время впереди танкового батальона дозором шел.

– Помню. С такой редкой на Руси фамилией, как Иванов.

– А его водителя?

– Нет. Водителя не помню.

– Ну, рыжий такой веснушчатый парнишка.

– Нет. А почему спрашиваешь?

– Летчика у нас видел?

– В летном кожаном шлеме? Видел.

– Так он, оказывается, знаком с этим самым водителем. Земляки они. Представляешь? Друзья у них общие имеются. Вот это я понимаю, совпадение.

– Согласен.

– Слушай, Леша. А сейчас этот Иванов со своим водителем не с вами?

– А как же. С нами. Только он теперь, как я слышал, поменял свой броневик на танк (Рязанцев похлопал рукой по башне). Такой же. Иванов теперь капитан, ротой командует. По-моему, он где-то впереди бригады идет, как и тогда. Наш комбриг его весьма ценит.

Когда по прикидкам Гороховского до их захваченных гаубичных позиций оставалось уже немного, с правого фланга, из-за деревьев, неожиданно заработал вражеский пулемет. Хорошо натасканные, некоторые успевшие повоевать в Польше, автоматчики буквально с первыми прилетевшими пулями моментально соскочили с танка по обе его стороны, рассредоточились, и открыли ответный огонь. Лишь один боец, тяжело раненный двумя пулями, остался лежать без сознания на крыше моторного отделения, а двое, получившие легкие, по касательной, ранения в бедро и бок, действовали наравне с товарищами, отложив перевязку на потом. Следом ссыпались на землю бойцы и с остальных машин; гораздо медленнее оставили подводы, передки и зарядные ящики батарейцы. Танки сбросили скорость, но до конца не остановились.

На узкой просеке башню с длинноствольной пушкой было не развернуть, в отличие от установленного на ее крыше крупнокалиберного зенитного пулемета. Заряжающий первого танка, для которого внутри боевого отделения никакой работы сейчас не ожидалось, легко повернулся вместе со своей громоздкой турельной установкой над люком вправо (рукоятка затворной рамы пулемета была передернута назад заранее); перевел флажок предохранителя на «огонь»; обхватив парные рукояти на затыльнике ДШК, навел длинный ребристый ствол с массивным дульным тормозом на конце, напоминающем парашют, примерно в направлении противника, уже прекратившего обстрел, и обоими указательными пальцами потянул за два спаренных спусковых крючка. Пулемет со звонким металлическим лязгом загрохотал, слегка трясясь на турели и безжалостно кромсая крупнокалиберными бронебойно-зажигательными и бронебойно-зажигательно-трассирующими пулями кусты и деревья.

Зенитные пулеметы на следующих танках тоже угрожающе повернулись: один влево, а другой назад. Немецкий МГ молчал. Поразили его или нет – было непонятно. Треть десантников и половина артиллеристов, развернувшись в цепь, неспешно ломанулись сквозь кусты и промеж деревьев в сторону немецкой засады, внимательно вглядываясь вперед и коротко на всякий случай, простреливая подозрительные места и заросли. Танки и конские упряжки в окружении идущих вокруг красноармейцев потихоньку двинулись дальше по просеке. От немецкого пулеметного расчета остался на траве лишь один убитый, лежащий лицом вниз и немного рассыпанных вокруг золотисто блестящих стреляных гильз. Остальные фашисты, забрав пулемет, отступили. Красноармейцы еще немного постреляли перед собой, больше для поднятия собственного духа, чем для пользы дела и, по команде Рязанцева вернулись к потихоньку движущимся по просеке танкам. Несколько человек слегка отстали. Один из задержавшихся возле убитого немца автоматчиков снял с него большую черную кобуру с парабеллумом и с гордостью нацепил себе на ремень; другой забрал дешевенькие часы-штамповку с запястья; третий вытащил сигареты и зажигалку; четвертый извлек из брезентовой сумки, прикрепленной ниже спины мертвого, пачку галет, надкушенные полкруга колбасы и жестяную банку с какими-то консервами. Плоский штык проигнорировали все: свои имеются. Совсем даже не хуже, пусть и немного короче.

Тяжело раненного бойца перевязали и перенесли на подводу, легкораненым, к которым после возбуждения боем пришла боль, наложили повязки и посадили туда же. Поднимающаяся слегка в гору лесная дорога пересеклась с другой, тянувшейся вдоль гаубичных позиций. По знаку Левы танки свернули направо и неспешно поползли вперед, грозно лязгая траками и сизо туманя сгоревшей соляркой. Сопровождающая их пехота обратно на броню не садилась, а быстрым шагом продвигалась по обе стороны от просеки, обходя деревья и шумно проламываясь сквозь кусты. Лева заранее откинул складной приклад на трофейном автомате и опустил рукоятку взведенного затвора из предохранительного выреза. Справа от него шли бойцы его гаубичного расчета с немецким пулеметом наперевес и штатными карабинами в руках, а слева – автоматчики Рязанцева.

Первым заметил притаившихся за бруствером на позиции второго орудия второго огневого взвода немцев не Лева и не его батарейцы, а кадровый пулеметчик десантников, тоже прошедший Польшу ефрейтор Дрокин. Красноармеец, не падая на землю, знаками что-то показал своему сержанту, стал на колено за деревом и, придерживая свой необычный РПД левой рукой за деревянную накладку на стволе снизу, прицелился и дал довольно длинную очередь примерно со ста метров. Немцы ответили, обозначая свои позиции рыжими огоньками вспышек; красноармейцы, кто, бросившись на землю, кто, присев за дерево потолще, открыли частый ответный огонь одиночными выстрелами и короткими очередями. Подключились и танки. Передний сумел использовать даже пушку: занятый фашистами ближайший гаубичный окоп виднелся совсем недалеко от просеки слева.

76,2-мм осколочно-фугасная граната с неснятым колпачком на взрывателе, тем самым поставленная на фугасное действие, с легкостью разрушала земляную насыпь шириной до двух метров. Промахнуться с такой кинжальной дистанции для достаточно пострелявшего на полигоне наводчика было бы непростительно. Выстрел – черное облако взметенной земли и дыма с мгновенной вспышкой в середке – и нет больше на этом месте ни немецкого пулемета с пулеметчиком, ни остальных номеров его расчета, ни еще нескольких невезуче находившихся поблизости солдат вермахта. Лейтенант Попов, укрывшийся с началом боя в башне и даже закрывший люк, вовремя заметил в панорамный перископ еще одну пулеметную точку слева от гаубичной позиции. Скомандовав наводчику и заряжающему: «Минус сорок, пулемет, сто двадцать, осколочным», он совместил с намеченным объектом визир своего прицела, нажал кнопку прибора на электроприводе башни – тихо загудел электромотор – и уже через считанные секунды наводчик тоже наблюдал в свой телескопический прицел часто мелькающий смертоносный огонек между деревьев. Наводчику осталось лишь точнее довернуть пушку механическим приводом по горизонтали и чуть приподнять по вертикали. Выстрел – еще один высоко взметнувшийся черный куст между деревьями и разлетевшиеся крупные ошметки догадайся чего.

Второй танк спокойно и метко клал осколочные гранаты справа от просеки, быстро гася пулеметное сопротивление немцев с той стороны. Третий – не стрелял. Его командир, укрывшись за вертикально откинутой вперед крышкой люка, внимательно следил в бинокль за обстановкой сзади и по бокам, а заряжающий занял позицию у зенитного пулемета и даже снял его с предохранителя. Уцелевшие немцы, пригибаясь и укрываясь за деревьями, отступали; то здесь, то там, среди зелени и темных стволов мелькали фигурки в мундирах чужого цвета. В их спины с победной радостью и переменным успехом били как новейшие советские автоматы с пулеметами, так и устаревшие мосинские карабины и попавшее в мозолистые красноармейские руки трофейное оружие. Так же удачно выкурили немцев и с позиции первого орудия второго взвода. Остальные фашисты, то ли получив команду от своих офицеров, то ли уразумев свое полное бессилие перед русскими танками, самостоятельно ретировались заранее, еще даже не попав под губительный огонь. Часть гансов побежала по лесу вдоль просеки к оставленным там бронетранспортерам, а часть устремилась вглубь леса, на пологую вершину холма, за которой на западном склоне находился захваченный НП командира батареи.