– Держите его! – негромко выкрикнул Шварц, тщетно пытаясь вытащить штык из впавшего в смертельный ступор вцепившегося в его руки румына. Клоцше достал засунутый сбоку за ремень брюк и прикрытый полой куртки парабеллум и побежал следом.
Тщетно пытавшийся напоить Шмидта первый румын так и не понял, что конвоир ряженный, он все кричал, так и не бросив кружку и бутылку, и показывал, расплескивая вино, Иоганну на побег его подконвойных. Иоганн, боясь выстрелом привлечь еще чье-нибудь ненужное внимание, крепко двинул навязчивого подвыпившего румына прикладом румынской же винтовки в мягкий податливый живот. Задохнувшийся от боли румын согнулся, приседая и, наконец-то, выпустил из рук и кружку, и полупустую бутылку – Иоганн добавил ему окованным железом прикладом что есть силы по голому беззащитному затылку, проламывая с перепуга основание черепа. Стараясь отогнать от себя ужас первого убийства, он продолжал бить и бить по уже неподвижному телу, пока подбежавший Шварц, не встряхнул его сзади за плечо, велев прекратить.
Клоцше к тому времени настиг третьего убегавшего танкиста и, тоже боясь стрелять, прыгнул на него сзади, сильно стукнув узким стальным наплывом рукоятки люгера, предназначенным для крепления приклада, по его ни чем не защищенной голове. Румын упал лицом вниз, от навалившегося сзади тела, но удар рукояткой пришелся вскользь и сознания его не лишил. Невысокому, но крепкому румыну, удалось быстро вывернуться, перехватить руку с оружием и они с немцем стали кататься по земле, в борьбе за этот пистолет и за собственную жизнь. В конце концов, румын оказался сверху и уже почти доворачивал открытый смертоносный ствол на висок его же владельца, когда на помощь подбежали Шварц и Шмидт.
Еще плохо соображающий Иоганн бросил винтовку и просто схватился за парабеллум, отводя его от старшего товарища, а вполне освоившийся с подобранным штыком Дитмар, в крепком крестьянском хозяйстве отца еще до призыва в вермахт, приноровившийся длинным узким ножом с одного точного удара закалывать откормленных свиней, спокойно и без лишних движений зарезал третьего за истекший час человека. Хотя, какого еще человека? Врага-мамалыжника.
Все произошло очень быстро и относительно тихо. Похоже, их кровавая возня в почти опустившихся сумерках не привлекла ничьего внимания. Шварц и Шмидт пошли обирать трупы, а Клоцше внимательно осмотрелся. Далеко впереди и левее, где еще недавно под охраной пулеметов сидели его пленные товарищи, сейчас что-то менялось. Явно в разы добавилось охраны и, похоже, пленных выстраивали в колонну, чтобы увести куда-то в более надежное место, чем просто голое поле.
Что ж, каждому своя судьба. Еще недавно он сам считал, что правильнее не погибнуть бесцельно под гусеницами русских танков, а спокойно сдаться большевикам. И в недолгом плену он совершенно искренне, не думая о побеге, начал сотрудничать с русскими, помогая организовать хоть какой-то сносный быт для своих же товарищей, многие из которых его усилий не оценили, и даже явно грозились убить. Теперь же, совершенно случайно освободившись при помощи прятавшегося в лесу Шварца, Рауль также искренне хотел выбраться к своим, не видя ничего зазорного в том, чтобы убивать всех, кто стоит у него на пути. Хоть румын, хоть, если придется, и русских. Война есть война, считал он. Имеешь возможность – сражайся и убивай, как можно больше врагов. Не имеешь такой возможности – отступай или сдавайся. Кто враг – решает фюрер. И не его дело размышлять, почему русские, в 39-ом бывшие союзниками, сейчас, в 42-ом, стали противниками. Он – солдат. И точка!
– Рауль, – прервал его размышления Шварц, – что думаешь делать?
– Повести сможешь? – кивнул Рауль на стоявший неподалеку румынский БТ-5.
– Надо посмотреть, это старый русский танк. Думаю – справлюсь. Он должен быть не сложнее нашего. Думаешь на танке обратно приехать?
– Думаю. В темноте по полям на нем вполне проскочить можно. Сплошной линии фронта, надеюсь, сейчас еще нет. Утром мы наступали – потом русские ударили… Иди. Пробуй.
Авиационный мотор танка взрыкнул раскрученный электростартером и солидно заурчал на холостых оборотах. Шварц довольно быстро освоился с управлением, покрутившись на гусеничной машине неподалеку от опушки. Новоявленные танкисты натянули поверх своей одежды промасленные и местами залитые кровью чужие комбинезоны, на головы – русские шлемы; трупы затащили поглубже в посадку; загрузились в бронированный трофей и спокойно поехали вслед уже провалившемуся за дальний багровый горизонт солнцу, по большому радиусу объезжая окруженную в поле толпу пленных.
У Клоцше промелькнула шальная мысль освободить эту толпу пленных, уводимых сейчас вглубь Румынии. В принципе, спокойно приблизиться к ничего не подозревающей охране вполне бы получилось. Танк русский, эмблемы румынские. Никто ничего не заподозрит. Потом разогнаться и наматывать на гусеницы растерявшийся конвой, вооруженный лишь легким стрелковым оружием, добавляя при этом паники пушкой и пулеметом. Какое-то количество пленных, естественно, охрана положит из пулеметов, но большая часть из примерно тысячи сможет убежать. Вопрос: надолго ли? Вокруг вплоть до самой границы, а, возможно, и за ней, войска противника. Румыны, русские. Танки, пехота, конница… Как только охрана придет в себя и доберется до ближайшей рации – начнется массовая облава, и будут ли разбежавшихся второй раз брать в плен – это еще вопрос. Вполне возможно прикажут также наматывать на гусеницы, как это сделают они. Опять же, шкурный вопрос. В такой относительно спокойной обстановке, как сейчас, у их троицы есть довольно-таки значительный шанс незамеченными пройти на трофейном танке по вражеским тылам и проскользнуть в разрывы еще не до конца сформировавшегося фронта. А при шумихе с нападением на охрану пленных, охотиться на виновный в этом танк будут очень настойчиво.
Советоваться с товарищами он не стал, взяв принятие решения на себя. Пусть самостоятельно выживают в плену туда попавшие, а им лежит дорога на запад. Стемнело окончательно, и Шварц, не скрываясь, включил фары.
5. Дан приказ ему на запад.
Румынское королевство, где 25 августа 1942 года начались широкомасштабные боевые действия между Германией и Советским Союзом, не было основной ареной качественно нового витка второй всемирной бойни. Румыния была, скорее, провоцирующим Германию запалом, а основные действия развернулись на территории поделенной почти три года назад Польши и исконно германской Восточной Пруссии. Если для вторжения в Румынию Гитлер не успевал собрать в Венгрии достаточно мощную наступательную группировку в помощь имеющимся собственным мадьярским силам, то в Польском генерал-губернаторстве и севернее, в Восточной Пруссии, вплоть до берегов Балтийского моря, дислоцировалось значительное количество пехотных, моторизованных и танковых соединений вермахта, подкрепленных разнообразными по типу эскадрами люфтваффе. И это не считая старых, давно на границе обустроенных (впрочем, очень сильно не дотягивающих до линий Мажино, Маннергейма, Зигфрида и им подобных) и новых, еще не полностью и не везде доведенных до ума оборонительных рубежей.
Как-никак, но в планах Адольфа Алоизовича после неминуемой победы на Западе предусматривался обязательный «Дранг нах Остен» («Натиск на Восток»). Но не сейчас. Сейчас лучшие доблестные войска Рейха вместе с союзниками тщетно пытались задавить бессовестно сопротивляющуюся Югославию, которая совершенно непонятно почему не развалилась в течение нескольких дней на части, а еще, подлая, смела и болезненно огрызаться. Почти сразу добавились проблемы в Болгарии, а за ней и в Венгрии. Отдавая приказ вермахту и люфтваффе атаковать в край обнаглевшую от безнаказанности Румынию, Гитлер до последнего продолжал вести переговоры по дипломатическим каналам с Советским Союзом, впрочем, начиная понимать, что его целенаправленно загоняют в угол. И делает это ни кто иной, как дорогой партнер по разделу сфер влияния в Восточной Европе Иосиф Виссарионович.
Если сравнивать нынешние германские силы на восточных границах Рейха с 22 июня 1941 г. в прошлой исторической реальности, то количественно они, где на четверть, а где и на треть, особенно в танках, уступали. Это для СССР был плюс. Минусом было значительно большее количество имевших опыт реальных боевых действий солдат и офицеров и более качественное, чем тогда, усовершенствованное за лишний год боев вооружение. Но и Советский Союз был теперь не тот. Совершенно не тот. Красная Армия к концу августа в достаточной мере отмобилизовалась (для войны с Японией, три ха-ха) и сосредоточилась на намеченных направлениях. Пусть имевших реальный боевой опыт бойцов и командиров было в ней, сравнительно с вермахтом, и немного, но зато в достаточной мере обученных – в разы прибавилось. Во многом в положительную сторону отличались ситуация и по сравнению с весной 1944 года, когда советские войска на многих участках фронта с боем и долгожданной радостью, наконец, перешли свою западную границу.
Не было, как тогда, неописуемо огромных безвозвратных потерь в живой силе и технике во время тяжких отступлений и обратных кровопролитнейших наступлений по родной земле. Не было миллионов военнопленных, часть из которых по разным причинам даже пошла в услужение врагу, в том числе и в боевые части. Не было угнанной на работу в Германию молодежи, позволяющей высвобожденных с этих рабочих мест немцев направить в армию. Не было громадного количества захваченных складов с боеприпасами, вооружением, топливом, продовольствием и всем прочим, так необходимым для ведения войны. Не было брошенной на дорогах отступлений и на полях сражений почти не поврежденной техники, быстро приспосабливаемой немцами для боев против РККА. Не было массовой эвакуации, с прекращением производства, заводов и фабрик; сожженных и захваченных колхозных полей и ферм; разбомбленных транспортных узлов и путей сообщения; затопленных и обрушенных шахт; взорванных электростанций и прочего, прочего, прочего… Ничего этого сейчас не было. СССР успел не только качественно перевооружить и обучить значительную часть своих вооруженных сил, но и в относительно достаточном количестве накопить стратегические запасы для ведения наступательных действий на чужой территории.
Кроме значительных успехов в экономике и вооруженных силах, официальными и тайными усилиями добились громадных успехов и на не менее важном, дипломатическом фронте. Чего стоит только сразу, а не в 1944 году сражающаяся плечо к плечу вместе со всеми своими вооруженными силами королевская Румыния; нейтральная, а не атакующая с севера Ленинград и Карелию Финляндия, пусть даже и не желающая сама участвовать в нападении на Третий рейх; очень вовремя сковавшая значительные силы Германии, Италии, Венгрии и Болгарии устоявшая при нападении Югославия; все еще успешно сражающаяся и помогающая ей Греция?
Удачно и дальновидно поработали и с Прибалтикой. Не вводя в 1939 году в эти три небольшие, но гордящиеся своей независимостью республики войска, хитро попыхивающий из трубочки дымком «Герцеговины Флор» в прокуренные насквозь усы товарищ Сталин дождался-таки настоятельной просьбы об этом уже со стороны их собственных буржуазных правительств в октябре 1941 года. Слишком наглядно херр Гитлер показал на примере стран Северной Европы свою «джентльменскую» приверженность к выполнению договоров о ненападении (да и с Польшей у него такой договор тоже имелся). В противоположность ему, неожиданная дружба с Советами румынского короля Кароля II, особенно после весьма успешного разгрома нагло вторгшихся в Северную Трансильванию мадьяр тоже наглядно показала, но уже всю выгоду от сотрудничества с русскими, пусть даже и коммунистами.