Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым. 1856–1862

(#c_81). Вы мне ничего не пишете о литературе – видно, о ней нечего писать. А я прочел в «Современнике» повесть Помяловского «Молотов» и порадовался появлению чего-то нового и свежего, хотя недостатков много, но это все недостатки молодости. Познакомились ли вы с ним? Что это за человек?

А я, кажется, обречен в жертву сплетням. На днях должен был послать успокоительную телеграмму Каткову в ответ на исполненное брани и упреков письмо… Все дело возгорелось по поводу моей злополучной повести, поправки которой все еще не кончены. Судя по охватывающей меня со всех сторон апатии, это будет, вероятно, последнее произведение моего красноречивого пера. Пора натягивать на себя одеяло – и спать.

Здесь жизнь идет, как по маслу, безобразно, но тихо.

Правительство ждет и желает войны с Америкой. На днях один мой знакомый протестантский пастор был призываем в министерство и тамо угрожаем за помещение в своем журнальце, коего название «Piete-charite»[30 - «Набожность и милосердие» (франц.)], статьи о невольничестве. Статья эта состоит из четырех страничек и была написана дочерью Н. И. Тургенева. Ему объявили, что в предвидении войны – на невольничество не должно сметь нападать… A m-r Pelletan осужден на 3 месяца тюремного заключения за то, что пожелал Франции свободу, которою пользуется Австрия. Как же тут не умиляться!

Здоровье мое порядочно: это главное. Кланяйтесь жене вашей и всем приятелям. Ваш И. Т.

PS. 1-е. Слышал я, что разрешили представить «Нахлебника»; в таком случае передаю вам все свои права и прошу в особенности обратить внимание на то, чтобы «Нахлебника» не давали без прибавочной сцены во 2 акте, которую я давным-давно выслал Щепкину и которую могу выслать вам теперь.

PS. 2-е. Никитенко

(#c_82), получающий 10000 руб. сер. за редакторство журнала, есть факт, достойный остромыслия Щедрина».

* * *

Наконец наступил и 1862 год, которым кончился второй период деятельности Тургенева, а также кончается и наша статья. О третьем и последнем периоде надеемся говорить вскоре. Жизненные периоды у замечательных литераторов обозначаются резко их произведениями. «Рудин» в 1856 году завершил собою всю подготовительную эпоху искания психических и социальных мотивов, пробуя открыть их источник то в картинах сельского быта, то в биографических данных собственной семьи, то в явлениях жизни, возведенных до значения руководящих начал. Рудин был олицетворением глубоких убеждений, но без нравственных сил, необходимых для их осуществления и даваемых только историей, характером национальности, свойствами культуры, личными свойствами. Базаров в 1862 году явился уже законченным типом человека, верующего только в себя и надеющегося только на самого себя, но смелым – по незнанию жизни, решительным и на все готовым – по отсутствию опыта, резким в суждениях и поступках – по ограниченному пониманию людей и света. Это был истинный представитель своей эпохи, который еще долго жил и после того, как сошел со сцены, но его неспособность к творчеству и к серьезному делу, равно и его последователей, обнаружилась вполне. Много лет прошло, пока Базаров изжил все свое содержание, а молодежь, отшатнувшаяся было от Тургенева за одно произнесенное им слово, возвратилась к нему опять. Здесь у места будет сказать, что Тургенев не входил ни в какие сделки с молодым поколением, не делал ему никаких уступок, как утверждали и утверждают еще враги его; он разъяснял свои намерения при создании тех или других лиц, а это еще далеко до заискивания, и всегда с негодованием он отвергал предположение, что питал злобу и недоброжелательство к типам, им же и выведенным. В 1877 году он заключил третий и последний период развития, опубликовав знаменитую «Новь», где явился даже провозвестником будущих движений, что опять подало повод тем же врагам заподозрить его – о, нелепость! – в знании тайн заговора. Художественное провидение, свойственное одним высокоодаренным натурам, и политическое укрывательство подведены были под одну рубрику, но Тургенев не обращал никакого внимания на злобные толки. Он шел своей дорогой, рассыпая по пути такие ценные цветы, как «Ася», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Первая любовь»; начиная же с «Отцов и детей» и вплоть до «Нови», отдавая публике такие капитальные произведения, как «Дым», «Бригадир», «Вешние воды», изумительные «Живые мощи» и т. д. Оставляя за собою право или, лучше, привилегию ознакомить публику, по многочисленным письмам, еще остающимся в наших руках, с тем, что он думал и делал вплоть до «Нови», позволяем себе сказать теперь, что «Новь», – успех которой будет расти с годами, как думаем, – заслуживает не менее своих великих предшественниц названия выразительницы общественного строя в известную, данную минуту. В ней встречаем поэтическую Марианну, девушку-энтузиастку, которую любовь, восторженность ведут неудержимо в процесс революционного движения, и простого, малогероичного, бесцветного, мещански-осторожного фабриканта Соломина, который под покровом спекуляции делает упорно и со смыслом дело разрушения и пропаганды, на которое посвятил себя. Изящная Марианна променивает своего взбалмошного Нежданова на эту деловитую, лимфатическую фигуру и соединяет с ним свою судьбу. Хождение в народ Нежданова представляет замечательную страницу из истории внутреннего быта России, и надо удивляться, что нашлись люди, которые прозвали все это поэтически-реальное создание «водевилем с переодеваниями»

(#c_83), не обращая ни малейшего внимания на художественные черты, входящие постоянно в изображение лиц, в описания их отношений друг к другу, в картину их волнений, страданий и надежд.

Но возвращаемся к «Отцам и детям». Издатели «Современника» были отчасти правы, когда говорили, что разность мнений и убеждений понудила их расстаться с Тургеневым, но, прибавим, это не касалось принципов, оснований, а относилось только до способа обращаться с авторитетами. Осенью 1860 года, когда начат был роман, Тургенев проводил целые вечера в толках о причинах такого разногласия и о средствах упразднить его или по крайней мере значительно ослабить. Разговоры эти не прошли даром: в возражениях и объяснениях сформировался как план нового романа «Отцы и дети», так и облик главного его лица – Базарова – с его надменным взглядом на человечество и свое призвание, которые так поразили публику 1862 года, когда роман явился на свет. Следует сказать, что вместе с Базаровым найдено было и меткое слово, хотя вовсе и не новое, но отлично определяющее как героя и его единомышленников, так и самое время, в которое они жили, – нигилизм. Едва произнесенное, оно было подхвачено особенно Европой, которая не знала, что думать и что сказать о странных событиях русской жизни. Подсказанное слово дало содержание целым трактатам и воззрениям. Русская молодежь долго не могла простить Тургеневу этого слова, которым завладели журналисты и применили к ней самой. Мы не покидаем надежды рассказать впоследствии все то зло, все те огорчения, какие это слово внесло в– жизнь своего автора, начиная с похвал, расточенных перед ним за счастливое выражение, и кончая обвинениями в предательстве и отречении от своих убеждений.

Берлин, 5 января 1885 г.

Примечания

По характеру повествования эта часть воспоминаний существенно отличается от «Молодости И. С. Тургенева». Ее основу составляют письма писателя к Анненкову, а личные его воспоминания и соображения играют уже роль комментария, лишь объясняющего те события и обстоятельства, которых Тургенев касался в своей переписке. Само собой разумеется, что и отбор писем, и компоновка их, и тем более пояснения к ним – все это связано с идейной позицией Анненкова, с его общей точкой зрения на деятельность и творчество Тургенева.

Анненков приступил к созданию этой части воспоминаний сразу же после окончания «Молодости И. С. Тургенева». 4 июня 1884 г. он сообщал Стасюлевичу, что им уже «написана целая десть бумаги», и спрашивал последнего: «Прилично ли по отношению к недавнему покойнику все то разоблачение, которое я произвожу над ним» (Стасюлевич, стр. 431).

К новому году первая часть рукописи была готова. Анненков просил Стасюлевича проверить и уточнить некоторые факты, а главное, высказать свои соображения «о разоблачениях, касающихся Некрасова и Гончарова».

«Не знаю, прав ли, но я остаюсь ею доволен, – писал Анненков о рукописи. – Никогда не писал я так откровенно и горячо. Если найдете, что слишком много сказано об истории его с Некрасовым, то ослабьте, а главное, умиротворите А. Н. Пыпина». И дальше следовало весьма любопытное признание: «Нельзя же к остатку своей жизни – все играть в жмурки, как я делал – увы! до сих пор» (там же, стр. 434)

В дальнейшем Анненков предоставил Пыпину «право даже изменять или поправлять ошибки и неверности статьи, а вычеркивать места и подавно» (там же, стр. 437). И Пыпин воспользовался этим правом. Печатая «Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым», он удалил из воспоминаний «кое-что» в отношении Гончарова, по всей видимости, смягчил характеристику Некрасова и, очевидно, целиком опустил двусмысленный эпизод о петербургских пожарах 1862 г. (см. этот эпизод в изд. Стасюлевич, стр. 483–487).

Следующая работа Анненкова о Тургеневе «Из переписки с И. С. Тургеневым в 60-х годах» написана была им в 1885–1886 гг. и опубликована в том же «Вестнике Европы» за 1887 г., №№ 1 и 2. Но эта работа, по-своему ценная как свод писем Тургенева, по сути дела уже не является мемуаром и потому не включается в настоящее издание.

Воспоминания «Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым» опубликованы в «Вестнике Европы», 1885, №№ 3 и 4. В настоящем издании печатаются по журнальному тексту с устранением замеченных опечаток.

notes

Сноски

1

северный ветер (итал.)

2

пресной (франц.)

3

возрождения, обновления (итал.)

4

недомогания (франц.)

5

лавочниками (франц.)

6

остроумцами (франц.)

7

Ах, сударь! Какая грязная вещь религия Магомета (франц.).

8

Да здравствует Наполеон (итал.)

9

полицейские (франц.)

10

знакомо, знакомо!.. (франц.)

11

долой… (итал.)

12

Довольно! (лат.)

13

и на этом точка (нем.)

14