Иосиф

В родительском пятистенке – и в хате, и в горнице – висели старинные часы. Например, фирмы «Мозер и Ко». Отцу привозили хлам, а он восстанавливал его. И такая была причуда, что часы звенели у отца по порядку: сначала, мягко шипя, начинали отзванивать старинные резные, подточенные древесными жучками темно-вишневые часы, потом те самые – «Мозер и Ко», секунды через три-четыре начинали бить следующие – восьмигранные, тоже старинные. Они звенели громче. В конце всего этого перезвона вдруг выскакивала нахальная кукушка из часов, что висели у печки, – часы мамы нашей. Кукушка по-хозяйски отсчитывала, сколько положено ей было, без всяких там шипений (она была уже советской), и прекращала весь перезвон. Обычно отец проверял часы в двенадцать дня. До того сидел в своем маленьком кабинете, заваленном колодками, тапочками, выкройками, и уж машинально посматривал на свои ручные часы, ждал боя… В двенадцать, как известно, передавали новости по телевизору, и я, беззаботный отпускник, если не сидел где-нибудь с удочкой на пруду или на речке, и если не косили мы сено с отцом, и если не гребли, не сушили, не копнили, то, бывало, смотрел-слушал новости. А это было начало правления генсека Горбачёва – беспечное время. Люди и не предполагали, что на них надвигается.

Вспоминается смешная и грустная история. В то время я заочно учился во ВГИКе, на сценарном факультете, и работал в котельной в деревне Брехово. Да, есть такая в Одинцовском районе. Котельная была маленькой, находилась на территории сельскохозяйственного участка, значит, и отапливала его. А еще мы отапливали молочно-товарную ферму. Мы, кочегары, работали по системе «сутки – трое». Сутки работаешь, трое отдыхаешь. Все наше хозяйство относилось к знаменитой Петелинской птицефабрике, на которой в то время я уже отработал четыре года. В культуре. Народу в сельскохозяйственном участке было… человек около пятидесяти. Чудилы и балагуры – трактористы, слесари, сварщики. Они были такие наивные и по-детски доверчивые. Удивительно! Как и вся птицефабрика, это был приезжий со всех уголков Советского Союза сельский люд – «хрущёвские ошметки», как мрачно обозначил себя и свое окружение один из работников птицефабрики.

И вот однажды утром я уже отстоял двадцать четыре часа, умылся, переоделся и ждал смену. И пришла она – ввалилась целая толпа с бригадиром Семёном. Шустрый, худой и жилистый, рыжий Семён – явленный харизматик. С порога поставил мне вопрос перпендикуляром:

– А ответь ты нам, студент! Ты у нас во втором институте учишься. А имею ли я право стать депутатом Верховного Совета СССР?!

– М-мг… – Поскольку я не спал уже больше суток, то, вероятнее всего, был слегка приторможен, и не исключаю того, что имел глуповатый вид.

Веселая глумливая компания за спиной Семёна делала всяческие знаки: «Дай добро! Дай!».

А лет ему тогда было около сорока, и имел он, бригадир Сеня, высшее техническое образование и талант к технике имел, а характер – неизлечимый, не со всеми уживчивый. Хвастал, что дед его был революционером из еврейско-польских «ошметков», носил маузер и в свое время стрелял крепко. А внук революционера был ужасный спорщик и любил, чтобы все было по его разумению. Такое положение, мягко говоря, не всех в сельхозучастке устраивало…

– Фактически каждый гражданин имеет право быть избранным, – ответил я ему как-то так.

– Фактически! – Семён торжественно пожал мне руку и стремительно двинулся на территорию участка.

С этого же дня он развил бурную деятельность по сбору подписей в «первичной» организации… Каждому трактористу, в случае если его выберут депутатом в Верховный Совет, он обещал новый трактор. Кузнецу Лёне – новую кувалду, наковальню и горно с новыми мехами. Даже доверчивому простаку Алексею, дворнику по участку, пообещал привезти с Юга густые, крепкие сибирьковые веники! Не то чтобы продвинуть по службе, а веники… Где тут правда, а где выдумка, я не мог разобрать. И допускаю, что выдумка тут была! Днем в котельной проходило много народу. Со всеми я был хорошо знаком, все знали, где учусь, и каждому хотелось рассказать что-нибудь невероятное и смешное. Тема выборов в тот момент оказалась самой востребованной. Забегали при случае, рассказывали про веники, трактора и прочее. Все приняли участие в этой комедии, и все ждали конца ее. Настал день, когда в ленинской комнате агроном собрал своих работников для решения Сениного вопроса. Удивительно, но почти все поставили свои подписи в поддержку своего бригадира. Одни придерживались такой линии:

– Да на кой он нам нужен?! Забодал всех!

– Без него спокойнее будет! Пусть куда хочет идет!

– Хоть в РОНО, хоть в ООН!

Было и другое течение, но близкое к этому. Не знаю, кто, но вспомнили известный старый анекдот про генерала, к которому пришел его денщик и говорит: «Товарищ генерал, табе пакет!» «Не табе, а вам!» – поправляет генерал. «Да на кой он мне нужон? – противится денщик. – Табе пакет!» «И прислали же ко мне такого гольного дурака!» – бурчит генерал и принимает пакет. «Так, товарищ генерал, умных – к умным, а дураков – к дуракам!» – весело ответствует денщик.

При этом трактористы себя за дураков уж не считали… В выступлениях же многих депутатов по телевизору ума не наблюдали. Поэтому и предлагали «послать» своего бригадира туда – к депутатам.

А Лёшка Солдатов, грустный романтик и тракторист, тот придерживался иной линии.

– Всю жизнь мечтал увидеть знакомого человека в большой власти! – в мечтаниях беззлобный Лёшка тянул слова. – Представля-я-яете? Выбирают нашего Сеню депута-атом и дают ему какую-нибудь должности-и-ишку! М-м-м, – умилялся Лёшка. – И посадят его рядом с Горбачё-о-ом! А мы смотрим все по телевизору и диву даемся: «Так это же наш Се-еня! Из наших рядов!.. И рядом с Горбачё-о-ом!».

Но линия Лёшки, как я догадываюсь, выходила из вещего сна слесаря участка дяди Сани Золотанина. О-о-о, дядя Саня… Царство им всем Небесное. Почти все участники тех событий уже померли. Но все они были такие разные, такие жизнелюбивые и в общем-то беззлобные люди. Но о дяде Сане. Это… сначала дядя Саня был фронтовиком. И имел награды боевые. Прошел всю Великую Отечественную разведчиком. Помимо всех достоинств дядя Саня был великий фантазер. В отличие от других с ним мы не были знакомы. И он «поймал» меня в первый день моей работы в сельхоз-участке. В столовой за обедом мы встретились с ним глазами – сидели за разными столами. Он смотрел на меня как-то пронзительно, даже строго, а потом подсел с вопросом:

– У тебя старший брат есть? – Дядя Саня имел благородный вид. Длинноволосый блондин, да еще и с сединой, высокий, подтянутый. Слегка удлиненное лицо с тонким хищным носом, с пронзительными серыми глазами придавало значение. О, дядька особый!

– Есть! Два брата!

– Старший?

– И старший есть! Он сорок седьмого года! Музыкант он.

– А-а-а, нет. – Дядя Саня собрался уходить, но добавил, указывая на меня: – В войну такое лицо помню – копия! – Встал уже и спиной ко мне повернулся.

– Но у меня дядька родной был! Пётр, – остановил я его. – И он погиб.

Дядя Саня резко повернулся, подсел вновь.

– А где он воевал?

– На Финской! Там и погиб!

– На Финской и я воевал! Но ладно, я к тебе вечером зайду. Ты сегодня на сутки заступаешь?

– Заступаю!

Я не успел опомниться, как дядя Саня вышел из столовой. Помню, сердце у меня в тот раз забилось, заколотилось – ужас. О родном дядьке, который погиб на Финской войне, отец наш да и мы все, родные, ничего почти не знали. И тут вдруг! Вечером дядя Саня не зашел, и утром его не было. И трое суток до своей смены я мучился неизвестностью. И опять мы встретились в столовой. Тут я уже сам к нему подсел решительно:

– Дядя Саня, расскажи про дядьку! Вы знакомы с ним были?

– Нет, – вяло ответил тот. – Просто я помню, мы шли в штыковую, и помню, рядом со мной упал вот такой боец, как ты. Один в один! Я к нему: «Браток!» А он уже все! Грудь вся в крови уже была! Я его вот так взял на руки, голову держал его… А там надо же было идти в бой! Дальше! Оставил его и пошел… Но лицо – твое…

Я почему-то поверил тогда дяде Сане и сейчас верю, что именно так оно и было. Отцу рассказывал эту историю. И, помню, после того мы долго и молча сидели с ним. Отец, видать, сам представил ту картину, картину смерти своего родного брата. Потом он просил передать привет дяде Сане. Я передал, и мы с дядей Саней стали дружить. Он мог принести мне яблок. Целое ведро один раз принес! А однажды зашел и молча подал мне конфетку – карамельку. Одну. Улыбнулся и молча ушел.

И все же дядя Саня был великий фантазер. Да, там, в нашем сельхозучастке, была могучая «кучка» фантазеров. Когда же начинал говорить дядя Саня, все замирали и ждали грани, которая плавно, а то и сразу, скачком, переходила в ту самую потрясающую выдумку, какую, можно сказать, и не выдумаешь. Но зачем она ему нужна была? Ну, например, дядя Саня был охотником, поэтому у него была масса историй про охоту. И вот одна из них, свидетелем которой я был.

Летом наша котельная не топилась, стояла на ремонте, так что все кочегары ходили каждый день на работу. И как-то раз после обеда мы – кочегары и слесари, человек пять-шесть – по пути в котельную забрели в аккумуляторную. Дядя Саня находился там, а «погонялы» – бригадира Семёна – рядом не было, так что мы затормозили на какое-то время у аккумуляторщика Леонида. Не помню, как разговор вышел на тему охоты, но слово взял дядя Саня Золотанин:

– Когда я жил в Тульской области, был у меня кобель Трезор! Таких кобелей уже нету! О-о-о, не-а! Умный, гад! Только не говорил!

– А какой же породы был твой Трезор? – вкрадчиво спросил аккумуляторщик Леонид.

– Породы? – Дядя Саня задумался на одну секунду. – Да обыкновенный кобель и обыкновенной породы! И не гончая, и не борзая. Я же в собаках разбираюсь. А Трезор был обыкновенный. Правда, такой костистый! – Дядя Саня показал, каких размеров был Трезор.

– Да это прям теленок, – ехидно засомневался аккумуляторщик.

– Теленок! – воскликнул дядя Саня. – Вот я тебе и хочу рассказать, как с ним мы на кабанов ходили… Мы, – рассказчик таинственно усмехнулся, неспешно достал сигареты, неспешно прикурил. И все курящие вокруг дяди Сани тоже задымили. – Выходили мы с ним рано утром, – дядя Саня посмотрел на часы, – в три сорок пять. Но вот так мы с ним выходили – ровно в три сорок пять. Так заведено у нас с ним было.

– С Трезором?

– С Трезором.

– А он чего же, в хате с тобой жил? – опять тот же вкрадчиво-ехидный голос.

– В чулане, – резал дядя Саня. – В чулане он жил и на волчьей шкуре спал.

Так вот, я открывал ворота нараспашку, – рассказчик посмотрел всем в глаза, а дольше всех – аккумуляторщику, наверное, чтобы тот не лез с глупыми вопросами. А смотрел дядя Саня так, будто хотел сказать: «Вы даже не представляете, как это – открыть дверь нараспашку!» – Открывал я ворота нараспашку и говорил: «Трезор! Фас!» – и Трезор мой тут же уходил в лес, а я… – дядя Саня выдержал мучительную паузу. – Правильно ты думаешь. – Рассказчик ткнул пальцем в аккумуляторщика. – В чулан. В чулан, повторяю! Садился на эту самую волчью шкуру и закуривал. А ружье-то – вот оно, рядом, курки взведенные. Жакан! Все как положено!.. Курил я тогда… самосад. Сам его выращивал, намешивал туда дойничку – изумительный был, душистый самосад!

– О, я тоже отцу так делал! – обрадовался я.

Дядя Саня поднял в мою сторону руку: мол, тебе слова не давали.

– Я искуривал пару, ну от силы… – рассказчик опять посмотрел на часы, – три цигарки. И тут, брат, не шути. Дикий кабан – зверь страшный! Вепрь! Я брал ружье и тихо-тихо спускался с крыльца. – Дядя Саня тихо-тихо показал, как он спускался с крыльца, и замер. И мы все замерли и перестали дышать. Кто-то даже поперхнулся дымом.

– Ха! – неожиданно громко выдохнул дядя Саня, так, что все вздрогнули, кроме аккумуляторщика. Оказывается, аккумуляторщик Лёня уже слышал эту историю про Трезора. – Ха! – выпалил дядя Саня. – Мой Трезор не любил задерживаться, он приходил как по часам! С левой стороны шел вепрь, а с правой – мой Трезор. В зубах Трезор держал клык этого самого дикого вепря и вел его за клык! И где он находил таких здоровых кабанов?! Я теряюсь в догадках. Шли бок в бок. Ха! А хвостиком его Трезор еще и подгонял!.. И прямо в ворота и ко мне во двор!.. Мы встречались с ним глазами – вот так! – Дядя Саня стремительно рисовал прямые линии. – Глаз в глаз! Я давал головой ему знак, мол, сигай, Трезор! И Трезор мой сигал в сторону метра на два… и становился как вкопанный: мол, Саня, я свое дело сделал, теперь ты лупи!..

Боюсь, моя мысль свернула куда-то в сторону. Буду краток. Итак, накануне голосования дяде Сане приснился сон: столы, столы, а за ними сидят два человека – генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв и наш бригадир Семён. Дядя Саня решил, что это вещий сон, что Сеню нашего надо срочно выбирать в депутаты и что Сеня может стать у Горбачёва секретарем. Не генеральным, а просто секретарем. Снился ли сон на самом деле дяде Сане, никому, сами понимаете, не известно. Тогда же кто-то заметил, что столы снятся к покойникам и как бы наш Семён, но еще хуже – сам генеральный, а еще страшнее – оба в один день, как бы не того… ага… «лапки не отбросили».