Ее причитания проигнорировали, ибо это было вовсе не столь важно в данный момент. На кону стояли вещи совсем другого порядка.
– Никто нас не посадит, а если говорить совсем просто, то это были враги нашей страны, и этих врагов нужно убивать везде и всегда, если предоставляется возможность, – бубнил Генка, – это они убивали женщин и детей по пути из Германии сюда, весь их путь отмечен кровавым следом…
Он наклонился к тому немцу, одежду которого надел на себя.
– Смотри, какой упитанный, – ухмылялся Генка, – смотрите, прямо поросеночек! Ну, ничего, больше ты никого не убьешь! Больше никого!
Он кричал прямо в лицо убитому и злорадно улыбался.
– Давайте их отсюда уберем, а то ведь их станут искать, да и не по-человечески это, – бросил Егорыч, – они были просто солдатами…
Оттащили трупы немцев подальше от места убийства и забросали их ветками. В этот момент они поняли, что трупное окоченение наступает очень быстро. Эти пятеро немцев приняли смерть от руки Марата одинаково, но упали в разных позах. И теперь они здесь, под листьями, были похожи на результат детской игры «Морская фигура замри». Похоже, что для них, которые все-таки совсем недавно могли наблюдать этих людей еще живыми, не было никакой брезгливости, связанной с прикосновением к мертвому телу. Генка даже пытался снять с одного из немцев красивый серебряный перстень c изображением крепостной башни и надписью «WEST WALL», но быстро пожелтевшие и холодные, скрюченные пальцы трупа никак не хотели расставаться с этой окопной бижутерией.
Мужчины ходили в расстегнутых кителях, а Люба была облачена в немецкую плащ-палатку. Марат забрал ее у одного из немцев. Тот носил ее свернутой и притороченной поверх противогазного бака, и Марат предложил эту плащ-палатку Любе в качестве верхней одежды, поскольку облачаться в униформу, стянутую с мертвецов, она отказывалась наотрез. Марат, помогая ей одеться, впервые обратил внимание на ее, в общем-то, соблазнительную фигуру и подтянутые формы. Он развернул эту плащ-палатку, которая оказалась большим треугольным полотнищем с узкой прорезью посередине. В эту прорезь Люба просунула голову, широкая сторона палатки оказалась у нее на спине и прикрывала попу, а треугольник спереди доходил почти ниже колен. Марат каким-то хитрым способом застегнул на плащ-палатке пуговицы по краям ткани, и Люба будто облачилась в пятнистое рубище.
– А что, довольно оригинально и даже мило, – пролепетала она, оглядывая свой новый наряд, – ткань пахнет складом и немного даже… мужским одеколоном.
Егорыч наломал еловых веток и накидал их поверх восковых рук и лиц, голых пяток и бледных животов.
Закончив с этим скорбным занятием, которое вряд ли можно назвать похоронами, они пошли по лесу в сторону той полянки, откуда все и началось. Но вот беда, лес-то коренным образом изменился. Поскольку никаких вещей на земле не осталось, то и примет, по которым издалека можно было бы обнаружить тот исходный пятачок, уже не было.
Изредка слышалось стрекотание того самого самолета где-то над лесом. Они старались держаться вместе и не разбредаться по лесу в одиночку.
Так и не найдя своей полянки, друзья устроили совещание у большой осины. В верхней одежде, снятой с немцев, было гораздо удобнее ходить по лесу, чем полностью голым, однако эта униформа, изготовленная из грубой ткани с большим содержанием шерсти, кололась и была вдобавок непривычно теплой.
– Давайте так, – начал Никита, – наша главная задача заключается просто в том, чтобы выжить. Больше, пожалуйста, никаких необдуманных действий, – он с укором посмотрел на Генку, стараясь поймать его взгляд.
Тот курил очередную папиросу и плевался.
– Я бы хотел все-таки понять, как и почему мы тут все оказались, а также настаиваю на том, чтобы мы искали и нашли способы вернуться, – Егорыч был максимально тактичен в подборе слов, что говорило о его хладнокровии в текущей ситуации.
– Мне кажется, что если мы оказались тут во плоти и крови, то где-то там, – Марат махнул рукой себе словно за спину, – где мы жили и были, вот там мы, похоже, пропали. Потому что по всем законам физики тело не может одновременно находиться в двух разных…
– Какие законы физики?! – перебил его Генка, – о чем ты вообще толкуешь? Все вы видели, как на руке расплавляются механические часы!!! Как расползалась и пропадала ткань, как растаяли шашлыки, как растворилась палатка! Где ваши трусы и майки, где ботинки?! – он выбросил окурок и схватил Марата за немецкий китель, – как на тебе оказалась одежда из прошлого?! Ты вообще понимаешь, что ты, я, они – мы все тут люди из будущего времени! Или это все галлюцинация групповая?
Он убрал руки от Марата и отпрянул от всех
– Законы физики!
– Может, нам дождаться темноты, потом лечь спать, и наутро мы проснемся там, где заснули вчера? – робким голосом произнесла Люба, – эта кровь, эти вещи… Это все выглядит настоящим, но вдруг мы – это не мы, а какая-то проекция в другом измерении, а наши настоящие тела…
– Где гарантия, что этот день не повторится снова? – вопрошал Егорыч, устремив взгляд вверх.
– Тихо! Ложись! – громким шепотом заорал Генка, – там что-то едет!
Сам он первым бросился на землю и потянулся к винтовке.
– Не стрелять! Пока лежим тихо! – зашипел Марат, оглядывая всех, – просто лежим и смотрим!
Теперь уже все услышали грохочущий звук мотора, который быстро приближался. Показалась темно-зеленая кабина и капот. В кузове мелькали светло зеленые каски.
– Наши! – шепнул Марат, – и Егорыч невольно дернулся, вероятно, желая встать.
– Лежать! – шипел Генка на него, – посмотри на свою форму, фашистская морда!
– Да, я забыл, – смутился Егорыч и сильнее вжался в землю.
Тем временем машина почти поравнялась с тем местом, где залегли они, и тогда им удалось услышать голоса солдат. Да, те явно говорили по-русски, а водитель то выглядывали из кабины через окно водительской двери, то снова скрывался в темноте кабины, явно о чем-то советуясь с пассажиром.
– ЗиС-5, Захар! – Марату были знакомы старые машины, особенно те, что принимали участие в Великой Отечественной войне. Он часто находил на местах боев разные запчасти от подобных транспортных средств, и теперь ловил момент, чтобы повнимательнее рассмотреть настоящий грузовик страны Советов.
В этот момент Генка привстал и тоже стал следить за действиями солдат. Те сидели в кузове, сжимая в руках винтовки. А один боец, которого Генка тут же мысленно окрестил хохлом, без устали водил головой по сторонам и внимательно рассматривал кусты.
– Товарищ старшина, там немец прячется! – услышали друзья зычный голос этого самого Хохла, который привстал и показывал в сторону их лежки. Солдаты тут же встрепенулись, а старшина, который сидел в кузове ближе к кабине, тоже вскочил и сорвал с плеча винтовку.
– Руки вверх! Кто там?! – закричал старшина и направил винтовку в сторону Генки, которого они заприметили среди ветвей.
А он дернулся за дерево, чем уже определенно выдал свое место, и тогда старшина и Хохол оба выстрелили в его сторону почти одновременно. Если бы Генка не сполз на землю и не вжался бы лбом в дерн, то две винтовочные пули моментально прошили бы его, как прошили довольно большое дерево перед ним. Только ошметки коры и свежие зеленые щепки полетели в разные стороны.
Водитель машины наполовину высунулся из кабины, суровым взглядом осматривая кусты рядом с дорогой. А остальные солдаты взяли оружие наизготовку и что-то выжидали, не стреляя без приказа. Хохол притаился у борта, стало тихо. Только мотор ЗиСа тарахтел и громко кудахтал.
Егорыч в этот момент отползал за дерево ближе к Генке и, подняв немецкий карабин невысоко над землей перед собой, потянул ее в сторону. Раздался оглушительный выстрел, которого не ожидал ни Егорыч, ни остальные. Люба едва открыла глаза от первого залпа, как тут же зажмурилась снова. Марат уже просто лежал на земле, поправляя сбившийся от движения немецкий китель, и смотрел на остальных. Никита же замер и просто ждал, что же произойдет в следующий момент.
– Засада! – закричали в кузове, грузовик взревел, и машина, отплевываясь выстрелами, помчалась дальше по дороге. Пули пронизывали, казалось, весь лес, свистели и ужасно неприятно ныли над головой. Но это была лишь малая часть. А основная масса выстрелов приходилась как раз в землю и в деревья перед ними. ЗиС очень быстро скрылся из виду, стрельба прекратилась, и установилась тишина, особенно заметная уху после такого яростного огня. Слышно еще было, как мотор грузовика ревел где-то в лесу, удаляясь. Время от времени звук пропадал, но потом снова появлялся.
Генка первым пришел в себя и стал осматриваться. Все дерево над ним оказалось прострелено и раскрошено на уровне груди. Стряхивая с головы стружки, он оглядел остальных.
Все были живы. Марат крайне внимательно вслушивался в тишину, Люба просто лежала, крепко зажмурившись, а Егорыч рукавом вытирал с лица кровь.
– Куда тебя? – Никита припал еще сильнее к земле и тянул Егорыча за рукав.
– Брызгами попало, – шептал тот и продолжал вытирать кровь, а она начинала сочиться из-под волос все сильнее.
– Винтовку разбило, рикошет! – шепнул Марат и отстранил руку Егорыча, осматривая рану, – надо перевязать, так-то ничего страшного.
– Царапина? – спрашивал Егорыч, и Генка, поняв, что опасность миновала, поднялся и, всматривась в то место, куда скрылся грузовик, то на голову Егорыча, стал искать у себя в карманах папиросы.
– Ерунда! – бросил он, выпуская первую затяжку, – карабин тебя спас! Так бы попало тебе как следует, – он взял в руки немецкую винтовку, из которой Егорыч произвел непроизвольный выстрел, и показал всем свежую блестящую вмятину на вороненой ствольной коробке.
– Я случайно, – Егорыч сменил руку, так как один рукав у него был уже бурый, набухший кровью.
– Просто счастье, что ты никого из нас не зацепил! Так тебе и надо! Ну ладно, сейчас перемотаем башку тебе! – Марат расстегнул на своем кителе нижние пуговицы, откинул полу и достал из небольшого внутреннего кармашка перевязочный пакет. Развернув внешнюю темно зеленую упаковку, он разорвал герметичный пакет зубами, достал оттуда белые перевязочные средства и придвинулся ближе к раненому.
– Убери руку, я посмотрю, – стал он успокаивать Егорыча, а тот сидел как-то невпопад и уже немного покачивался, – голова кружится?
– Просто немного душно, – простонал тот и как-то бессильно повалился вбок.
Генка поймал его и поддержал. Люба вскрикнула и закрыла глаза руками.