Антиваксеры. Книга 1. Грустный праздник

– А у трупа сняли отпечатки? – спросил прокурор.

– Да, конечно, – ответил полковник, – именно его руками и залапана вся квартира. Мы по отпечаткам и подтвердили личность убитого, ведь по лицу там опознавать особо было нечего.

– А никаких прижизненных отпечатков Бабушкина у Вас случайно в базе нет? – заинтересовался Беккер.

– Да откуда, – развел руками Котов и невзначай посмотрел в пустую рюмку, – он раньше никогда не привлекался, биометрию тоже не проходил. Но и так понятно, что труп принадлежит ему. Никто кроме него столько следов в квартире оставить не мог.

Котов пока не понимал, к чему клонит прокурор, и это его немного напрягало, а тот тем временем налил еще по одной, они выпили и расспросы продолжились.

– А разве не странно, что в квартире больше не оказалось никаких отпечатков? – спросил Сан Саныч, – к нему что, никто вообще не приходил в гости?

– Дело забрали в ФСБ, их ребята после нас еще раз тщательно проверили квартиру, – ответил полицейский, – а если бы нашли какие-то другие улики, то Бритвин обязательно бы сегодня о них доложил. Да и откуда там взяться чужим пальцам? Бабушкин жил один, жены и детей у него нет, родители давно умерли, любовницей какой-нибудь завалящей и той не обзавелся. А преступники своих пальцев не оставили, они действовали в перчатках.

– Как Глава сегодня, – невпопад вдруг сказал прокурор, и коллеги рассмеялись. Беккер налил еще по одной, собеседники выпили.

– Кстати, – отметил Котов, – Андрей Николаевич хоть и жил один, но дома поддерживал прямо-таки образцовый порядок. Мы, когда отодвинули от стены шкаф, в который труп упаковали, то под ним даже пол чистый был. Я прям позавидовал. Сами же знаете, сколько пыли обычно под мебелью скапливается.

И тут Котов с удивлением увидел, что его невинная фраза вдруг сильно озадачила прокурора, и тот даже замолчал на несколько минут, о чем-то напряженно размышляя. Но вслух ничего не сказал и перевел разговор на другую тему.

Глава 23. Чай со стариком (часть 2)

(четверг, 16:30, двое суток до Дня вакцинации)

– Что Вы скажете насчет сегодняшнего письма счастья? – спросил Сан Саныч.

Котов последний час много думал об этом злосчастном письме. Он абсолютно не понимал – кто, а главное, с какой целью написал его? Иван Иванович? Но ему такое послание только повредит. Даже если он и планировал вдвоем с Кузнецовым новые убийства, то предупреждать об этом будущих жертв было бы совершенно лишним. Ведь секретарь антиваксеров работал на результат, а не на популярность. А если кто-то из полицейских или медиков случайно опознает убитого, то вряд ли он побежит писать анонимки, а скорее просто поделится ценной информацией с друзьями и знакомыми. То же самое справедливо и в отношении соседей Бабушкина, если они заметят что-то необычное. В любом случае, по Шахтинску должны поползти слухи, но никаких слухов не было.

Оставался один наиболее вероятный вариант, озвученный на совещании Бритвиным – письмо написано настоящим убийцей редактора, задумавшим уничтожить всю верхушку города. И очень много подозрений у Котова вызывала личность Олега Кузнецова, этого незадачливого простачка-антиваксера. Вот только на самом ли деле он такой простачок, которым успешно пытается казаться? И что же все-таки на самом деле произошло в квартире Андрея Николаевича во вторник вечером? Кстати, прокурор похоже ничего про Олега не знал, иначе он бы уже спросил что-нибудь про Кузнецова у начальника полиции. Значит причина аудиенции была другой, и Котов позволил себе немного расслабиться.

А вдруг про поход палачей-антиваксеров к Бабушкину узнал, и использовал его в своих целях кто-то третий, убивший редактора и подставивший тем самым Кузнецова с Иваном Ивановичем? Кстати, этим третьим вполне мог быть сам покойный Штык. Например, он снова вернулся в квартиру и застрелил Андрея Николаевича, а потом в свою очередь заказчики преступления убили его самого. Или Штык столкнулся случайно с настоящими убийцами Бабушкина, и был ими ликвидирован, как ненужный свидетель? Версии в голове Котова множились, но все эти версии надо еще было обдумать. А времени спокойно поразмышлять над происходящим совершенно не хватало.

В любом случае, где-то по Шахтинску бродит убийца (или убийцы) двух человек, а как его найти, Котов пока не знал. Он и рад бы кинуть все имеющиеся силы на розыск преступника, параллельно с ФСБ, ведь его собственная жизнь тоже теперь в опасности, но с чего начинать поиски? В итоге полковник решил так – пусть люди Бритвина вычислят сначала отправителя письма (Котов не сомневался ни на секунду, что гонец будет очень быстро найден), а уже потом, через него полиция параллельно с ФСБ постарается выйти на киллера.

– Я думаю Бритвин прав, и письмо написано самим преступником, а смерть Бабушкина – только первое из убийств, – ответил наконец прокурору Котов, очнувшись от своих невеселых мыслей.

– Да, и я думаю так же, – согласился Беккер, – письмо скорее всего написано убийцей, ну или организатором убийства, а не каким-нибудь сумасшедшим, желающим словить немного популярности. Но зачем преступнику понадобилось это письмо? Оно лишь усложнит задачу киллера, ведь потенциальные жертвы будут готовы к нападению.

– Может он психопат какой-нибудь, – предположил полицейский, – не любит журналистов, вот и завалил Бабушкина, а потом решил и дальше всех мочить.

– Но где он взял ствол? – возразил Сан Саныч, – если бы Андрея Николаевича забили до смерти табуреткой, тогда можно еще принять версию о психе. А пистолет указывает на серьезного человека. Оружие не найдешь на улице, и просто так теперь не купишь, сейчас слава богу не девяностые. Да вдобавок киллер забрал гильзу из квартиры, а психопат вряд ли бы о ней подумал.

– А может кто-то раскрыл планы преступника, и написал письмо, чтобы предупредить нас? – сказал Котов.

– Не проще ли ему явно выдать убийцу, чем писать такой загадочный манифест? – удивился Беккер.

– Ну да, тоже верно, – кивнул Котов, – но вдруг отправитель не мог написать открыто, поэтому в такой хитрой форме дал нам ключ к личности преступника? Кто, например, этот ЛАР? Явно же какая-то наводка.

– Ну не знаю, – поморщился прокурор, – слишком все это сложно и ненадежно. У вас в штате Эркюлей Пуаро нет, вы такие загадки можете и не разгадать.

– Не на тех напал! – согласился Котов.

– Я склоняюсь к тому, что в Шахтинске появилась новая радикальная организация, – сказал Беккер, – пусть даже она состоит всего лишь из одного человека. Тогда это письмо все объясняет. Ведь радикалам кроме убийств нужна еще и популярность. Вот только откуда у нас им взяться?

Действительно, уж чего чего, а настоящих террористов их провинциальный городок не видел никогда. Нравы здесь были несколько иные. Убить не понравившегося собутыльника топором могли тут запросто, не моргнув и глазом, но лишить человека жизни из-за какой-то радикальной идеи? Такая мысль никогда не пришла бы в головы патриотично настроенным горожанам.

Коллеги выпили за мирных жителей, и прокурор снова заговорил:

– Предположим, что киллер хочет уничтожить всю городскую верхушку. Начал он с редактора. Определенный смысл в этом есть. Бабушкин – это главный рупор пропаганды, да и убить его проще остальных, а резонанс от убийства будет значительный. Ведь, скажем честно, наши с вами смерти такого эффекта не дадут. Зато Андрей Николаевич личность медийная. Его каждая собака в Шахтинске знает. Но мы неожиданно ставим преступнику палки в колеса – скрываем смерть Бабушкина, чтобы не портить людям праздник. Убийца в шоке, он хотел популярности, а получил пшик. И поэтому он и пишет нам свое грозное послание.

– Подождите, – сказал Котов, – а почему он сразу не оставил письмо на месте преступления?

– Ну может хотел потом взять на себя ответственность за убийство, когда весь город зашумит об этом, как обычно делают террористы, – предположил Беккер, – но его план сорвался. Вот поэтому он и написал Главе свой манифест, хотя с его стороны это было ошибкой. Я нисколько не сомневаюсь, что мы найдем отправителя письма.

– Найдем конечно, – сказал полицейский, – лишь бы не у Хисамовой.

– Возможен и такой вариант, – согласился Сан Саныч, – я вполне допускаю, что убийца уже ликвидировал опасного свидетеля. Но давайте двигаться дальше. Мы все предупреждены и приняли серьезные меры безопасности. Убить нас очень непросто. Даже Ракитина и того будут охранять, хотя снаряд два раза в одну воронку не падает.

– Да, – кивнул Котов, – я уже дал распоряжения на этот счет.

– Пускай каким-то чудом преступник сможет убить еще одного из нас. Я допускаю, что у него есть козырь в рукаве, о котором мы не знаем, – сказал прокурор, – но после второго убийства меры безопасности станут просто беспрецедентными. И киллер больше ни до кого добраться не сможет. А смерть еще одного человека не даст особого эффекта, и цели своей – убить всех – террорист тогда уже точно не добьется. Разве он таких простых вещей не понимает? Да и скрыв первую смерть, мы точно также можем замять и вторую.

– И третью и четвертую, – подхватил Котов, – только в один прекрасный момент на совещания к Соловьеву ходить будет некому.

Они с Беккером захохотали, и тут полицейского осенило.

– А может быть преступник готовит сейчас не убийство одного человека, а массовый теракт?! – медленно проговорил полковник, —Неужели он хочет убить сразу всех нас? Причем, выходит, что он уже все приготовил для этого, и уверен, что мы не сможем ему помешать, раз написал подобное письмо!

– Но ведь для того, чтобы устроить такое, необходимо собрать в одном месте и в одно время кучу народу во главе с Главой, – скаламбурил прокурор, – а как наш террорист собирается это сделать?

– Господи, – ошарашенно сказал Котов, – послезавтра же День вакцинации!!!

– Вот! – сказал Беккер, – поэтому я Вас, собственно, и пригласил на чай!

И налил еще по одной.

Глава 24. День вакцинации

(четверг, 16:00, двое суток до Дня вакцинации)

В пустом, освещенном солнцем кабинете Главы из динамика негромко доносился голос областного губернатора. По видеоселектору шло аппаратное совещание с главами муниципальных образований, но Соловьев слушал начальство в пол уха. Голова его была занята не речью губернатора, а совершенно другим. Ему не давала покоя одна мысль – что-то непонятное и странное началось вчера твориться в городе, за трое суток до празднования Дня вакцинации. Больше всего Евгения Васильевича беспокоило то, что загадочные события возможно связаны с предстоящим торжеством. И у мэра были веские основания полагать, что мутит воду в городе один из участников его ежедневных совещаний.

Новый праздник придумал все тот же неугомонный Бабушкин. Месяца через два после повторного открытия монумента Первым вакцинаторам (и четыре месяца тому назад), он пришел к Главе и у них состоялся следующий разговор.

– Удачно мы придумали идею с использованием памятника, – сказал довольный Андрей Николаевич, – горожане уже и не помнят, что он установлен в честь каких-то там футболистов. Кстати, все хотел тебя спросить, ты же был раньше ярым фанатом Зари, как у тебя рука поднялась уничтожить память о ней? Сначала установил монумент футболистам, а потом сам его и загубил.

– Я и сейчас остался ярым фанатом Зари, – раздраженно сказал Соловьев, – думаешь, мое отношение к ней изменилось? Просто нужно уметь порой переступать через себя, во благо большого и общего дела. Да и я не загубил памятник, а наоборот, вывел его на новый уровень. Кстати, не ты ли сам раздул в газете идею с этими первыми вакцинированными?

– Ну я, и что теперь, – пожал плечами Бабушкин, – я ведь, в отличие от тебя, никогда фанатом футбола и не был. Однако насчет нового уровня ты совершенно прав, идея сработала просто замечательно! Ты даже областной похвалы удостоился. А горожане так вообще в восторге.