– Не знаю, но боюсь, что это так.
Все будто призадумались, молчали. Мисс Кларен Бадуэн смотрела в горизонт. И вдруг так горячо заговорила:
– О, Господи, там столько материала! Какие личности, какой диапазон. И князь великий Костя Константинович. Он тоже гомо был сексуалист.
– Фильм не затронул этот личностный аспект. Как, думаю, и многие другие. Чуть потерпите, будем вечером смотреть.
* * *
И оказалось – режиссер и оператор, художник – в самом деле – мастера. Предельно выверено, на одном дыхании, без явных дырок кадр за кадром шел сюжет. В обход Никитиной идеи героизма он вывел тему неизбежности судьбы. То были мелочи: убил – его схватили. И Каннегисер никуда не убегал. Он просто несся – окрыленный, победивший, сломивший, что трудней всего, себя.
Никита видел – эта лента про другое. Но тоже, как и все, был впечатлен.
Был следующий шаг – пресс-конференция. Один из прессы чуть скептически спросил:
– А кто это который там в плаще? В том кадре, где Урицкий умирает?
– Предельно ясно – это Меркадор, – как детям растолковывал Кутасов. – С ним рядом Троцкий, у убийцы – ледоруб. Конец Урицкого и взгляд на перспективы.
– А почему туда попал велосипед? – спросила одна дама с интересом. – И Каннегисер – сколько можно разъезжать?
– Факт из истории – он брал велосипед! И мчался – это следствие погони. Зажав в руке уже ненужный пистолет.
И были прочие вопросы в том же роде. Непережеванные факты, прошлый век. И лишь в конце возник вопрос по существу: «А где же, извините, здесь Евреинов?».
Кутасов оживился:
– Да везде! И в фильме, даже здесь, на конференции. Куда не глянешь – всюду рядом театральность. Мы не вникаем, не даем себе отчет. Талдычим все бездумно – это жизнь. А жизнь – она, поверьте, сверхзадача, и надобно суметь её сыграть. При должном, если есть, воображении. На подсознании всегда играют все. С ничтожной, правда, долею успеха.
* * *
– Ты все мне повторяешь – вот утопия, – сказала Яна, покосившись на Никиту.
Он только, что и делал, как молчал.
– Но не для всех, как ни верти, и не всегда, – почти втолковывала Яна свою мысль. – Приходит для кого-то как-то миг, когда весь гул, совсем ненужный, затихает. И персонифицированный дух, к примеру – зла, или добра (не суть, как важно), сознательно ступает первый шаг, из сумрака выходит на подмостки и прислоняется к дверному косяку.
А что случится – не случится – неизвестно.
3
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего
Хоть роза сорвана, но запах еще есть.
(не уточненная цитата)
Семен Надсон
Вернемся к Дарье Никловне – годы шли, она как будто вовсе не менялась. С прямой спиной, с упрямо-гордой головой, с еще красивым и не сморщенным лицом, с довольно легкой не по возрасту походкой – никак не скажешь, что ей семьдесят шестой. Она бывала и в Америке, осматривала Лондон и Париж, но все по-прежнему жила одна в Москве, не представляя себе жизни за границей. В квартире в «сталинке», в их загородном доме, везде царил порядок, был уют. И дух готовности всегда принять гостей.
Что до Никиты, он, конечно, был не гость. Как Дарья полагала, он здесь жил, и только ездил без конца в командировки. Пускай на месяц, на неделю, хоть на год.
Кто были гости, так Наталья с мамой Верой. Они накатывали в год не раз, не два, когда им требовалась смена обстановки. И, предпочтительно, как правило, зимой.
От многочисленных тусовок, суеты, переместиться в одночасье в глушь, в Россию – скажите, разве это не мечта?
В надежной крепости (как Черная дыра), за охраняемым забором в теплом доме (бревенчатые стены и камин), и никого (поскольку Дарья там, в Москве), и отдохнуть, и подурить, и разгуляться – скажите, разве это не мечта?
Гулять по девственному снегу, насладиться русской баней, выпить водки, скушать щи, напиться квасу и отведать расстегаев, гонять чаи из самовара, оторваться, отрешиться, и т. д.
А поутру Наталья шла в балетный зал. К концу занятий подходила мама Вера. И там же в зале пили утренний их чай.
Они и вправду были близкие подруги. И не скрывали друг от друга важных тайн.
Теперь конкретно – что случилось той зимой.
Никита с Яной, после выпуска премьеры, поехали осматривать Кавказ. А в декабре собрались ехать к бабе Даше.
Шагаем дальше.
На дворе стоял ноябрь, когда Наталья с неизменной мамой Верой, возненавидев этот мокрый город Лондон, приехали в их Черную дыру. Поотдыхали, собирались уезжать, когда последовал звонок от бабы Даши. С благим известием: Никита должен быть.
– Мне надо ехать, повидаюсь в другой раз, – без промедления откликнулась Наталья. Поскольку знала, что Никита не один.
– А я, пожалуй, все же задержусь, – чуть поразмыслив, среагировала Вера. – В какие веки сына повидать.
– И хорошо, – сказала Дарья Николавна. – Я выезжаю к тебе в Черную дыру. И сообщу Никите – мы их встретим там.
Наталья улетела тут же днем, а Дарья к вечеру была уже на месте. И уточнив, что рейс Никиты будет в срок, она отправила водителя встречать. Вера устроилась в каминной и ждала. А Дарье вздумалось пойти пройтись по дому, чтоб лично убедиться, все ли так.
В гостиной возле комнаты Натальи на столике был чей-то ноутбук. Она проверила – он был не запоролен. Включила сразу, чтобы ясно было – чей. Сомнений не возникло – он Натальин.
И кликнула случайно: Диск (смотреть).
Сначала она просто удивилась: подруги на экране пили чай. Беседовали очень откровенно. Смотреть неловко, оторваться нелегко. И Дарью поразила остро тема. Она затрагивала близких ей людей. А Вера просто осветила ряд событий. В таком ключе, что можно лишь остолбенеть. Но не для Дарьи Николавны – её случай был не тот. Не отпуская ноутбук, она буквально полетела к маме Вере. И подлетела к ней с вопросом: «Это что?».
– Не знаю. Очевидно – ноутбук, – сказала Вера, уже чувствуя тревогу.
Дарья усилила вопрос:
– Так это правда?
И, среагировав на шепот: «Вы о чем?», она ответила мгновенно:
– О Володе!
Тут Вера наконец-то поняла, мгновенно вспомнив разговор вчера за чаем. А этот видеомерзавец все писал! Какая глупость быть такой не острожной!