По велению рока. Сборник рассказов

Плачет небо в такт сердцу моему,

Как ночь мне скоротать совсем здесь одному?

В кошеле ни гроша, во рту нет ни крошки,

Видать, помру сегодня, откину здеся ножки…

Под перебор струн звучал печальный монолог или скорее песня рыжего, покрытого веснушками парня лет двадцати. Лёжа на спине, задрав ноги на дерево и подперев его пятой точкой, он естественно не заметил приближения старика.

– Интересно, значит, ты, умираешь с голоду и лежишь тут, задрав ноги?

Рыжий всполошился, мгновенно занял позицию ногами вниз, визгливо заявив:

– Денег нет! Живым не дамся!

– А мне и не надо ни того, ни другого. Я услышал музыку, мне она понравилась, вот и подошёл поближе.

Паренёк, присмотревшись и разобравшись в ситуации, сразу же занял эффектную позу, как бы выражая своё превосходство юности и силы, каким-то непостижимым образом, вписывая в эту картину лютню.

– Значит так, старый, меня зовут Мавелс или Мавелс-рыжий. Я лучший бард северных земель, играл даже в царском дворце, пока его не заняла нечисть и не съела, или что она там делает с дворцами-то? Не важно! Автор таких песен как «Лю-ли-ля», «Ведьма и дом»…

– Да ну?! Ни разу не слышал. Может сыграешь что-нибудь из этого…

Брутальный рыжий бард ответил с ноткой горечи:

– Жаль разочаровывать тебя, старик, но Мавелс никогда не играет бесплатно!

При этом он сделал странный жест, вскинув правую руку, будто раздавив нечто в ладони.

– Хм… Ну, а вот, скажем, яблоко стоит твоей песни? Или я могу просто уйти и, скажем, сам съесть яблоко.

Рыжий сглотнул тут же выступившую голодную слюну.

– За яблоко я спою тебе только один раз. Нынче… Нынче я очень нуждаюсь…

Старик извлёк из своей хламиды фрукт и бросил его барду всех бардов. Несколько ударов сердца стоял хруст, затем на землю упало лишь несколько семечек и короткий хвостик в придачу. Утерев довольное лицо, музыкант пробежался по струнам и затянул песню:

Я сказки не верил и темноты не боялся,

Пока однажды с нею я не повстречался.

Глубокий лес, худа избушка,

Оттуда чей-то голос, по-видимому – старушка.

Шагаю ей навстречу, желаю постучать,

И вдруг всё понимаю – вступил, дурак, в печать.

Она, как засветилась – я вмиг стал кабаном,

Был занесён на ужин в зловещий этот дом…

Аккомпанемент был столь же необычным и напористым, как и слова. Сторг поначалу был шокирован подобным исполнением, парень делал свой голос искусственно грубее, играл резко, слегка подёргиваясь в такт. Через пару минут старик раскусил в песне и манере особую изюминку. Это было ново и необычно, но однозначно интересно. Одна песня, а за ней другая и следующая, так продолжалось до глубокой ночи. Паренёк совсем забыл про уговор и, найдя благодарного слушателя, с удовольствием делился своим творчеством.

Сторг и Мавелс не раз подкидывали дрова в разведённый костер, но всё же, каким бы не было интересным общение двух таких разных людей, они устали. Дождь прекратился и сон поглотил обоих и молодого рыжего барда, заносчивого бунтаря с непреклонным духом и пытливым умом, и загадочного старика в чёрном балахоне с белым изображением висельной петли на нём. Последний всю ночь подергивался и что-то бормотал. Мавелс несколько раз просыпался и в красном свете углей видел страдание на лице старика, его беспокоили, мучали какие-то страшные кошмары…

«Возможно призраки прошлого», – подумал рыжий, уже обративший внимание на количество шрамов на руках, шее и лице старца.

Рассвет – прекрасное время, но не после вечернего дождя и ночной сырости. Ныне всё было укутано густым туманом. Одежда была насквозь мокрая и не осталось в лесу ни одной сухой веточки, ни одной травинки – костра не разжечь, а значит и согреться не было ни малейшего шанса. Сторг давно привык к жизни аскета и мученика, а вот Мавелс отнюдь нет. Из кожаного мешка для инструмента он достал здоровый пучок сухой травы.

– Дрова найдешь, мой новый друг?

– А ты не так прост, бард с севера.

– Лучший!

– Несомненно так и есть. Ты не прост, лучший бард с севера – Мавелс-рыжий.

Проговорил довольный Сторг, а затем принялся собирать и ломать тонкие веточки, такие что могут успеть и просохнуть, и достаточно разгореться, чтобы огонь не потух. Несколько минут, и кремневые искры заставили трут тлеть, совсем немного времени, и первые робкие язычки пламени стали согревать озябшие руки.

Немного позднее, наконец, явилось из-за туч небесное светило и лучи его, как по волшебству в считанные минуты разогнали туман, оставив лишь его небольшие островки в оврагах и расщелинах, коих в этой дикой местности было с избытком. Отогревшись и пообсохнув, путники заговорили о насущном, собственно, о еде и о том, что было бы неплохо её раздобыть.

– Я так понимаю яблок у тебя больше нет, а кушать хочется, что делать?

– Можно пойти в трактир, он в полумиле к югу, если идти по дороге, «Сломанный нос» кажется трактир так зовётся…

– И зачем? Кто нас бесплатно кормить будет?

– Почему бесплатно-то?! Мы заработаем, – резонно заметил старец. Рыжий со скептическим выражением лица, поднял правую бровь. – Ну, ты петь будешь и развлекать гостей, за что нам заплатят.

– Ага… Выходит, работать буду я, а есть будем мы?

– А я тоже не просто так, я тебя охранять буду!

– Ты же старик! Ты себя-то защитить не сможешь!

– Просто поверь мне, всё будет хорошо.

– Странный ты, дед! Я абсолютно серьезно, ты какой-то… Ненормальный что ли…

Странная парочка неторопливо приблизилась к заведению, где стояло восемнадцать лошадей, примеченных Сторгом ещё вчера. Их хозяева вроде бы собирались пустить друг другу кровь. «Отчего они ещё здесь?» – подумал про себя старик и остановил приятеля.

– Послушай, мы не должны туда ходить, я передумал, это плохая идея…

– Поздно, старичок, мой желудок уже завладел головой.

С этими словами рыжий бард вошел в «Сломанный нос». Сторгу ничего другого не оставалось, как последовать следом, тем более это, пожалуй, его единственный способ нормально поесть, потому как лук – последнее, что могло его прокормить в лесу был продан два дня назад всё из-за того же голода, ну и отсутствие стрел тоже немного повлияло. Последнее время жизнь становилась всё сложнее, банально из-за того, что из двух королевств, все переехали в одно почти без продовольствия, и даже как ни прискорбно, без золота. Там, на той стороне осталось всё.