Жизнь, увлечения, огорчения

– Что ж ко мне все так липнут… – хлюпала Глина после дождя, если на неё кто-нибудь наступал. – Ведь я так влюбчива, не могу потом никого забыть. Вот очередной ботинок прошёл и оставил на мне глубокий след… Где же он, радость моя? Прошёл – а я жить без него теперь не могу…

Но вскоре она подсохла, успокоилась и забыла всех, хотя следы на ней ещё так и остались.

Надо задуматься

Он впервые выпил алкоголь. Голова у него закружилась, и он упал. Лежит, и кажется ему, что мчится он в вагоне поезда ввысь, только звёзды в окнах мелькают. А внутри тени людей с вдохновлёнными лицами сидят, видимо, от напряжённой земной жизни отдыхают, и ему, новому пассажиру, место предлагают. Идёт он в следующий вагон, а там все орут, одни тени валяются на полу, другие носятся по вагону. Хочет он вернуться в первый вагон, но тут появляется кто-то в белом и произносит:

– Я машинист этого поезда! Ну что, очухался? Здесь, в поезде, нет живых людей, здесь только человеческие души. В первом вагоне те, кто скромно свой земной путь прожил. А во втором души-мученики, те, кто себя загубил. Их ещё долго придётся исправлять. А тебе надо вернуться в земную жизнь, в этом поезде тебе ещё рано находиться. Но на всякий случай я забронирую для тебя здесь место.

Тут он очнулся от алкогольных паров и проговорил:

– Вовремя меня остановил тот, в белом, от пагубных увлечений!

Загадка

Клякса упала на бумагу и воскликнула:

– Пожалуй, я тут самое важное лицо! Буквы, точки, запятые всем понятны, их можно прочесть в один миг! А я тут одна – и для всех такая загадка!

Встреча

Возле дверей ресторана на асфальте встретились как-то дорогая Папироса и Чинарик с дешёвым табаком.

– Ты тоже тут после весёлого кутежа оказался? – спрашивает Папироса.

– Не-ет! – отвечает Чинарик. – Меня здесь бомж бросил. Я последний у него оставался, и он курил, пока пальцы не обжёг. А ты, вижу, совсем не куренная?

– А меня просто для солидности держали, для фарса, пока за столом сидели. А таких, как ты, я даже никогда не видела. Как же вы до такого докатились? У нас-то жизнь красивая, с нами такого не случается…

– Ну, это не надолго, – говорит Чинарик. – Сейчас какой-нибудь бомж тебя подберёт, и ты узнаешь прелести нашей привольной жизни…

И правда, вскоре Папиросу подняли, а через некоторое время она опять оказалась рядом с Чинариком. Только теперь Папироса была выкуренной до самого основания, и ничем от Чинарика не отличалась. От случившегося Папироса оторопела и воскликнула:

– Не думала, что в жизни бывает такое разочарование…

Новый статус

Коврик выбрал это Кресло, потому что оно понравилось не только ему, но и Ботинку, и Туфельке – за его приятное обращение с ними.

– Я с удовольствием окружу вас вниманием и буду делать всё для нашего общего благосостояния! – сказал Коврик во время знакомства.

Креслом все были довольны и радовались его решениям: чтобы за Ботинком и Туфелькой ухаживала Бархотка, а Пылесос Коврик чистил. И оттого в комнате, где они все находились, воцарился комфорт и всегда был порядок.

Но вскоре на Коврике появилась проплешина от разной обуви, которая много ёрзала на нём, ожидая встречи с Креслом. И Коврик поменяли на длинную ворсистую разноцветную дорожку. Кресло теперь стояло в её конце с очень торжественным видом. А Ботинок и Туфелька, желающие поговорить с ним, недовольно ворчали:

– Пока по дорожке доберёмся до Кресла, все износимся.

Когда они всё же добрались до Кресла, юркая секретарша-Босоножка изрекла:

– Начальник сейчас занят!

И Ботинок с Туфелькой разочарованно вздохнули:

– Как же мы ошиблись в нём! И всё оттого, что не удалось как следует разглядеть его изнутри – он же толстокожий!

Коньяк

Невыдержанный Коньяк выглянул из бара и увидел: на столе белоснежная скатерть лежит, а на ней, мелодично позванивая, стоят сверкающие рюмки с изящными ножками. Они были прекрасны, и Коньяк размечтался: «Как бы мне с ними познакомиться?».

– Не вздумай этого делать! – предостерегла его слегка запылённая бутылка Рома, тихо стоящая в углу бара. – Себя погубишь!

Но Коньяк было уже не остановить – в нём бурлило желание повстречаться хотя бы с одной рюмкой.

И удивительно: откуда-то сразу появился Штопор и лихо ввинтился в его пробковую шляпку, а шустрая Салфеточка, подхватив уже открытый Коньяк, поставила его на стол в окружении сверкающих Рюмок. Коньяк был счастлив!

– Как меня восторженно здесь встречают – с почестями, на самое видное место установили! – восторгался он. – Салфеточкой протёрли, чтоб ещё лучше выглядел, шляпку из пробки сняли, чтоб легче дышалось! Зря отговаривал меня Ром от такой встречи!

И тут опять та же Салфеточка, нежно обняв Коньяк, стала разливать его по рюмкам.

– Как я рад встрече с ними! – продолжал восхищаться Коньяк. – Да и они от меня не отходят!

Но когда Коньяк увидел, что опустел, и на него, одиноко стоящего на столе, никто не обращает больше внимания, а все рюмки – некоторые даже разбитые – уже в посудомойке, он понял, как ошибся в знакомстве. И старый Ром, который всё видел, пробулькал:

– Надо было тебе лежать тихо, как я! Тогда и посуда была бы цела, и у тебя бы выдержки прибавилось!

Баран

Баран жил привольно и всё получал даром: проживал в тёплом загоне, недостатка в еде не испытывал, даже стрижка – и та была бесплатная.

И вот однажды, идя на новое пастбище через аул, он увидел, как в цирюльне клиент даёт парикмахеру деньги, и тот делает ему удивительную стрижку «под ёжика». Баран позавидовал и сказал:

– Вот бы мне тоже прийти к цирюльнику, небрежно кинуть ему деньги и приказать: «Стриги меня, как я пожелаю!» Только вот задача, как денег достать?

Козёл, который водил баранов на прогулки, хотя был и далёк от жизни, но кое-что всё же знал, ответил ему:

– Деньги надо зарабатывать. А что ты можешь делать? Тебе только мясом расплачиваться!

И Баран не задавал больше никаких вопросов и помалкивает до сих пор. Ему и так хорошо!

Медвежонок и его будущее

Лежит Медвежонок на лужайке, на мягкой травке: под солнышком греется, запахом хвои наслаждается и, довольный, рассуждает:

– Вот было бы так всегда! А то зима придёт, холода наступят и придётся опять прятаться до лета в берлоге.

И только он хотел перевернуться на другой бок, как Кустик под ним проскрипел:

– Не ломай меня! Я тебя к вечному солнечному тёплому лету приведу! Только посади меня в горшочек и возьми с собой. Будешь водичкой поливать, а куда листочки повернутся, туда и иди.