Жизнь, увлечения, огорчения

Любительница

Однажды в овощном ящике Лук заговорил с Хреном:

– Что-то ты тут задержался. Ещё немного пролежишь, так бобылём и засохнешь и станешь никому не нужным.

– А с кем ты мне предлагаешь познакомиться? – ответил ему Хрен.

– Да вон, хоть с Тёркой. Та тоже одинока, притрёшься к ней – и она твоя!

– Ну уж нет! Я видел, как к ней притёрся Огурец, – всполошился Хрен, – так от него вмиг ничего не осталось. И с перцем она так же быстро разделалась. Уж лучше я поищу другую подружку.

И тут, словно услышав их разговор, появилась Тёрка:

– Где мой Хренок? – сказала она. – Я уже по тебе соскучилась! Дай-ка прижмусь! – и она начала тереться об его бока, приговаривая: – Как ты мне нравишься!

Натерев сколько нужно Хрена, Тёрка довольно сказала:

– Ну приду ещё разочек, и всё, закончим наши отношения, – и ушла.

А Хрен, опять оказавшись в овощном ящике рядом с Луком, тяжело вздохнул:

– Хорошо, что она хоть что-то от меня оставила. Может, ещё поживу.

Лук же сочувственно протянул:

– Да-а! Видно, эта Тёрка – любительница всех тереть и изживать!

Диван и Табуретка

Все, кто видел Табуретку в коридоре, старался на неё не садиться – очень уж она была жёсткой и неприглядной. Табуретка же, когда замечала, что дверь в комнату открыта, всегда смотрела на Диван – он ей нравился, и она мечтала с ним познакомиться.

Однажды возле неё оказался Пуфик и сразу признался ей:

– Вы мне очень близки! Давайте дружить! Мы с вами связаны одним делом!

И Табуретка пробыла с ним рядом несколько лет. Но при этом то и дело поглядывала на Диван. Пуфик оказался слишком мягок, на него постоянно кто-нибудь плюхался, и вскоре он начал разваливаться. Однажды Швабра, убирая в коридоре, Пуфик куда-то задвинула, а Табуретку переставила в комнату и придвинула к Дивану. Только сейчас Табуретка заметила, как Диван стар: из него торчали пружины, и он порою гудел, словно кашлял. Все его подушечки переложили на неё, но Табуретка не замечала тяжести: она чувствовала запах родного Дивана и радовалась, что, наконец то, оказалась рядом. Диван заметил новую соседку и прогудел:

– Я иногда видел тебя в коридоре и мечтал с тобой познакомиться. Знаю, ты только на вид жёсткая, а на самом деле – добрая! Вот и сейчас: приняла на себя чужой груз и терпишь.

Тут подъехала Тележка и погрузила на себя Диван. Разваливаясь, он медленно трещал:

– Эх, вернуть бы прежние годы! Мы могли бы прожить их вместе… – Диван замолчал ненадолго, а потом продолжил: – Не провожай меня.

А ей так не хотелось расставаться с Диваном.

Верное решение

Зародилась на высокой снежной горе Речка. Сбегая со склона, заметила она неподалёку похожую на себя реку, но бежавшую в другом направлении и вливающуюся в бескрайнее море. Но Речка не решилась последовать за ней и текла по своему Руслу, которое бережно её охраняло, стуча галькой:

– Я счастливо быть рядом с тобой! И я всегда буду за тебя в ответе: ни одна твоя капелька не пропадёт.

И правда, у Русла были высокие крепкие берега – они оберегали Речку и терпели её изменчивое настроение. А она, чем ниже спускалась с горы на равнину, тем медленней текла, и проявляла недовольство:

– Я видела, как весело живёт моя соседка-река. Она радуется, что впадает в море. Вот бы мне вернуться и присоединиться к ней! – шумела она.

– Неужели тебе так плохо со мной? – удивлялось Русло.

Однажды со стороны моря прилетело Облако и увидело, что Речка плещется о берег, желая проложить себе путь к морю.

– Тебя Русло оберегает, долгой жизни тебе желает. Чего тебе ещё надо? – удивилось Облако. – Вон, у Моря как берега размыты: оно их то и дело волнами ищет, да так и не находит и плещется из стороны в сторону. Опереться ему не на кого…

И тогда Речка успокоилась, заурчала, нежно прошлась волной по берегу, ласково прижалась к нему и тихо потекла по родному Руслу.

Неразговорчивый Барабан

В струнном оркестре взбунтовались Первая Скрипка и Виолончель:

– Мы весь концерт от начала до конца без остановки играем. Смычку аж несколько раз канифолью приходится натираться от усталости. Только нас одних в оркестре и слышно. Не то что Барабан – пробубнит что-то раз в час и стоит молча позади всех инструментов, отдыхает, пока его Контрабас не потормошит снова, он и палочки свои не поднимет. Тяжело нам с молчунами работать – ни поговорить, ни помузицировать. А зарплату он одинаковую с нами получает. Какое безобразие! Как несправедливо!

Однажды на очередных гастролях Барабан где-то затерялся. Скрипка и Виолончель вначале даже обрадовались. Но когда началось представление, сначала Скрипка сбилась с ритма, а следом за ней и Виолончель. Зрители стали возмущаться, кричать, свистеть. Но вдруг появился Барабан и сказал:

– Бум!

Зрители притихли, все инструменты в оркестре прислушались, а после повторного удара оркестр лихо заиграл под заданный и ненавязчиво поддерживаемый Барабаном ритм.

После концерта Контрабас пробасил:

– Не все инструменты должны звучать беспрерывно. Некоторые, хотя и слышны редко, зато всей игрой руководят умело!

Брезент

Брезент был всегда готов помочь, если кому-то угрожал ветер или дождь. Он накрывал собою и прятал от непогоды всех – будь то сено, солома или ещё что-то. И как-то зелёная Трава, в жизни ещё ничего не познавшая, сказала ему:

– Да ты бабник!

Брезент не хотел, чтобы его так обзывали, он желал только одного: сделать так, чтобы всем было хорошо.

И вот однажды уже скошенная Трава лежала на поляне под жарким солнцем, ожидая своего превращения в сухое сено. Неожиданно нагрянула гроза с сильным ливнем. Трава, уже успевшая подсохнуть, стала мокнуть.

Брезент в то время находился в амбаре – отдыхал с уже готовыми сеном и соломой. Услышав грозу, они стали просить его:

– Пойди, выручи Траву, пожалуйста!

Брезент не был злопамятным, поднялся, вышел и накрыл её собой. Сам промок, но Траву спас! Она тихо лежала под Брезентом и сожалела о ранее сказанных обидных словах.

Оно никого не забывает

Остался Человек один, загрустил, что все его бросили, и вдруг чувствует – кто-то его обнимает. Он оглянулся, а это Солнышко!