Дневник 1812–1814 годов. Дневник 1812–1813 годов (сборник)

18 февраля. Вторник.

В деревне Венгрии, помимо дома, который мы занимали с арендатором, был еще один дом совершенно пустой. Мы решили перебраться туда. Это необходимо было сделать ввиду болезни нашего сожителя Павла Храповицкого, который серьезно заболел, и ему необходим был покой, а наше присутствие его беспокоило. Мы его оставили в этой квартире, а сами перебрались на новую.

Не могу воздержаться, чтобы не упомянуть о болезни Храповицкого, нашего горемыки. 8-го числа в Бризен-Голендере он себя чувствовал еще совершенно хорошо и говорил, что невозможно умереть скоропостижно, так как каждый человек, следя за собой, должен чувствовать приближение смерти, и он готов держать пари, что проживет еще несколько дней. На это я шутя заметил, что не решусь держать за него пари, потому что он завтра умрет. Когда я это сказал, Бринкен чихнул, а известно русское поверье, что сказанное правда, если кто-либо чихнет. Мы все расхохотались, уверяя Храповицкого, что он завтра умрет. Смеялся также и сам Храповицкий, но на другой день он заболел и с того времени не мог поправиться. Болезнь его довольно серьезна.

19 февраля. Среда.

Бринкен со мной обедал у моих братьев в Скальмерийцах.

20 февраля. Четверг.

Днем я был в Калише, а вечером – на балу у генерала Потемкина.

21 февраля. Пятница.

Мы были приглашены на обед к владельцу имения Венгри в Каково. Оттуда я отправился к Костомарову. Поляк, у которого он жил, не переставал жаловаться на повреждения и притеснения, которые ему причинил партизан Давыдов, проходя через его владения. Я был вынужден ему заметить, что наш авангард не получил еще приказа в отмену прежнего, по которому их считали обитателями страны нам враждебной, поэтому нельзя требовать, чтобы в разгар преследования неприятельских войск не пользовались случаем брать все нам необходимое, тем более что французы, их же союзники, не лучше с ними обходились.

Поляк признал, что действительно французы не щадили их, но что они имели право ожидать и надеяться на совсем другое обхождение со стороны войск императора Александра, благородство и великодушие которого славились. Наш диспут продолжался довольно долго и окончился изъяснением дружбы и преданности со стороны поляка. Я хорошо знал, чего мне держаться.

22 февраля. Суббота.

Несмотря на приглашение егерей, три версты расстояния и дурная погода вынудили меня отказаться от визита к ним. Я побывал у графа Аракчеева, чтобы передать письма на имя госпожи Б., обедал у Фукса[150 - Фукс Егор Борисович (1762–1829), писатель-историк. В 1812–1813 гг. находился при генерал-фельдмаршале князе М. И. Голенищеве-Кутузове в должности директора военной канцелярии.] и, не желая остаться на дворянском балу, возвратился в Венгри.

Погода была отвратительная, сильный ветер с градом заставлял закрывать глаза. Кучер сбился с дороги, и я возвратился домой совершенно измокшим, прозябшим и очень поздно. Что было бы со мной, если бы я отправился к егерям и вынужден был сделать шесть верст, т. е. три версты туда и обратно.

Зотов выздоровел и присоединился к нам.

23 февраля. Воскресенье.

Павел Храповицкий умер. Это тот самый Храповицкий, из-за которого возникла история с Криднером, который сказал Храповицкому: «Вы идете перед взводом как кукла», и хотя Храповицкий, опасаясь дурных последствий, старался отвлечь офицеров от этой истории, но терпения у офицеров уже не стало, и они ждали только случая, чтобы взбунтоваться.

Мое несчастное предсказание сбылось. Можно действительно стать суеверным.

Фельдмаршал дал бал в Калише, на который я тоже получил приглашение, но, не желая оставить Николая Храповицкого одного как раз в то время, как умер его брат, я остался с ним.

Как видно, судьба нашей компании не превышать числом шесть членов ее. Вчера умер Храповицкий, прибыл Зотов.

24 февраля. Понедельник.

Я должен был присутствовать на параде в Калише, но опоздал и очень обозлился, что напрасно совершил это путешествие, так как погода была убийственно скверная.

27 февраля. Четверг.

Сегодня состоялись похороны нашего несчастного товарища. Его похоронили в Скальмерийцах. После похорон я остался обедать у моих двоюродных братьев, которые стояли в этом же селе, и возвратился в Венгри только вечером. Старший Храповицкий,[151 - Храповицкий Иван Иванович (1783–?), ротмистр Кавалергардского полка, в 1813 г. произведен в полковники. В 1819 г. уволен со службы генерал-майором.] кавалергард, был очень удручен.

Март

1 марта. Суббота.

Я был в Калише, где получил через графа Аракчеева от г-жи Б. письмо, очень меня огорчившее. Она сомневалась в моей привязанности, думала, что я ее забыл, и поэтому посылала мне упреки. Я подозреваю, что кто-нибудь мне напакостил в ее глазах.

2 марта. Воскресенье.

Я был у обедни в придворной церкви. Его величество вчера причащался, а сегодня тоже присутствовал, вечером же уезжает в Бреславль, где находится прусский король.

Фукс, у которого я сегодня обедал, откровенно мне сказал, что не оправдывает поездку государя первым к королю, а находит, что нужно его ждать в Калише. Я с этим мнением не согласился, так как я находил, что если от этого страдает тщеславие государя, то этот поступок в своих глазах имеет еще больше цены, так как союз с прусским королем нам необходим. У его величества короля прусского более 150 тысяч человек под ружьем, а от этого отказываться нельзя в нашем положении. Мы очень малочисленны. Мы больше потеряли людей от переходов и болезней, нежели в сражениях.

Беседуя таким образом о политике, мы с Фуксом прогуливались по бульварам Калиша, которые очень хорошо содержатся. Они упираются в Просну, у которой разветвляются, одна ветвь идет по правому берегу, а другая по левому. Просна впадает в Варту в 15 верстах от Калиша по направлению к северо-востоку. Калиш, так же как и Вильно, окружен возвышенностями и виден только на близком расстоянии.

7 марта. Пятница.

Праздновали в Калише Св. Иосифа – это городской праздник. Я присутствовал у обедни в костеле. После я провел часть времени с Иваном, который был в Калише. Государь возвратился из своей поездки в Бреславль к 9 часам вечера.

9 марта. Воскресенье.

Моя сестра прислала письмо относительно своей квартиры, которое она просила меня передать графу Толстому,[152 - Толстой Николай Александрович (1765–1816), граф, действительный тайный советник, обер-гофмаршал, президент придворной конторы.] начальнику императорской квартиры. Рано утром я отправился в Калиш, исполнил поручение моей сестры, но его превосходительство мне сказал, что не имеет времени сейчас прочитать письмо сестры, а чтобы я за ответом пришел к нему позже. Я пошел в церковь к обедне, где был государь. По окончании богослужения я возвратился к графу Толстому, но он еще не имел времени. Черт знает, что это за человек? Ему нужен целый век, чтобы прочитать несколько строк. Во всяком случае, я решил дать ему 24 часа, может быть, за это время, он разрешится.

Граф Аракчеев мне сообщил, что наш государь был встречен прусским королем за две версты от Бреславля. Все прусские войска были под ружьем, и народ несметной толпой кинулся на встречу его величеству, не переставая кричать «Да здравствует Александр! Да здравствует наш избавитель! Ура!».

Государь за свое короткое пребывание в Бреславле нашел время присутствовать на спектакле, на одном балу и утром на параде.

10 марта. Понедельник.

В Калише имеется военное училище: я имел случай видеть много молодых людей, воспитанников училища, под ружьем на похоронах одного их товарища. Они очень стройны; одеты по французскому образцу в синий мундир с красными отворотами и широкие панталоны. Вооружение их пропорционально росту, и носят они его изящно. Унтер-офицерам присвоены эполеты, у старших – серебряные, а у младших – шерстяные.

11 марта. Вторник.

Наконец, граф Толстой соблаговолил дать ответ, даже удовлетворительный, так как он обещал написать графу Головину в Петербург, чтобы после свадьбы барышни де Рибас[153 - Речь идет о Софье Осиповне де Рибас, фрейлине императрицы Елизаветы Алексеевны. Свадьба ее со штабс-капитаном л. – гв. Литовского полка князем М. М. Долгоруковым состоялась 2 июля 1813 г.] ее комнаты были отведены моим сестрам. Это все, о чем его просили, поэтому я очень обрадовался за сестер.

По выходе от графа Толстого я поспешно пообедал, а затем отправился на учение. Остальную часть дня я провел у графа Потемкина.[154 - Возможно, ошибка в прочтении текста дневника, и имеется в виду командир л. – гв. Семеновского полка Я. А. Потемкин, не имевший графского титула.]

12 марта. Среда.

Мы заступили в караулы в Калише, где произвели учение в присутствии государя. Его величество остался очень доволен нами и сказал, что теперь нам прощает все, в чем перед ним провинились, поступив нехорошо с Криднером. Действительно, в Вильно государь сказал, что мы много должны сделать, чтобы заслужить прощение, и тогда мы, несчастные, думали, что нам придется бить неприятеля, чтобы достигнуть прощения, упустив совершенно, что одно удачное учение заменит, по меньшей мере, одну победу. Доказательство – то, что Бородинское сражение и вся бессмертная кампания 1812 года не могли расположить к нам его величество настолько, как парад в Калише. Курьер привез донесение из Гамбурга, занятого нашими войсками.[155 - Гамбург был занят отрядом полковника Ф. К. Теттенборна 7 (19) марта 1813 г.]

15 марта. Суббота.

С четверга я страдаю зубной болью; сегодня немного легче, и это очень кстати, так как получен приказ придвинуться к Калишу, чтобы быть наготове к сбору во время приезда прусского короля, которого ожидали 18-го числа.

16 марта. Воскресенье.

Наша деревня Венгри очень близко от Калиша, и так как она не была нужна ни одному корпусу, приближавшемуся к Калишу, согласно вчерашнему распоряжению, то мы, к нашему великому удовольствию, остались на местах на наших квартирах.

17 марта. Понедельник.

Опухоль моей щеки почти совсем спала, что позволило мне выйти. Я побывал в Калише, а затем – на обеде у генерала Потемкина в Смелово.

Погода была чудная, и весенний воздух, которым я надышался во время моей поездки, мне много пользы принес.