Улица Свободы

Солнце взошло раньше, чем в родном Новосибе, – перемещение на восток располагает к таким подвижкам. Прежде разведки местности нужно было проверить, как стим пережил транспортировку. Вроде бы крепкий механизм, однако случиться могло всякое.

Андрей отвязал и стащил с машины тент. Стим, как всегда, был красив. Гонщики очень любят свои болиды – почти как детей. Многие дают им имена, считают, что у них есть характер, а то и, чем не шутит черт, душа.

У этого стима души не было точно. Однако собирал его Андрей своими руками, знал, что называется, до последнего винтика.

Четырехколесный приземистый болид. В задней части – все массивное, отвечающее за движение. Компактный реактор, котел с водой, турбина, вариатор и прочие передаточные механизмы.

Ближе к носу – сиденье, даже кресло пилота, если нравится, в поликарбонатной капсуле на случай аварии. Сзади и перед передними колесами антикрылья. Кто видел болиды «Формулы—1», тот примерно поймет, что к чему. Почти так же, только массивнее и немного страннее. Черный, где-то матовый, где-то отливающий, как воронье крыло, механизм. Теоретически может разогнаться до 400 километров в час. Андрею удавалось довести стрелку до отметки 350.

Он поочередно отвязал все фалы, удерживающие стим внутри кузова. Достал оттуда же подмости, по которым машина попала внутрь, проверил, надежно ли сидит в кольце крюк лебедки.

Стоя на земле, стим оказался Андрею по пояс самой высокой своей точкой – задним антикрылом. Андрей отстегнул кожух реактора, внимательно посмотрел на небольшой экран. Сердце стима билось, но медленно – перед дорогой гонщик слегка его приглушил. Пар в котле не клокотал, турбина не свистела крыльчатками. Однако тепловые элементы отбирали жар, давая в батареи электричество. Так что Андрей решил пока зарядить аккумуляторы дома. Достал провод с двумя штекерами на концах. Один воткнул куда-то под реактор, другой – в розетку возле пола своего жилища. Он отряхнул руки, упер их в бока и стал медленно вертеть головой, выбирая, куда сходить сначала.

5.

Утром после завтрака в очереди за лекарствами появился новенький. Длинный и худой. Руки из рукавов пижамы торчали слишком далеко. А штанины заканчивались слишком высоко. На шее багровела странгуляционная борозда. Новенький продвигался к столику выдачи с низко опущенной головой. Я стоял сразу за ним. Кроме обычных для всех нас успокоительных и «витаминок» в его горсть вложили три здоровенных веретенообразных пилюли. Дело серьезное, подумал я. Такие большие таблетки я видел впервые.

Я не выспался и был неприветлив. Меня можно было понять – толком уснул часов в пять. Всю ночь шарахался в курилку и обратно. Когда длинный новенький отвалил и я подошел к столику и узнал, что для меня у нянечки ничего нет, то почувствовал желание ее ударить. Мало того, что из-за них я не спал всю ночь, еще и последнее отобрали. Я не сделал ничего и просто молча отвалил, как длинный новенький за пару секунд до этого.

Я сел за стол к своим куропаткам. За эти дни я, кажется, начал их различать. Мне нравилась одна. Вернее, меньше всего раздражала. Я не знаю, как я определял, что это именно та птица. Наверное, по глазам – наименее тупой взгляд, наверное. Сейчас их было три. Они сидели неподвижно. Время от времени одна из птиц гадила в сугроб под березой.

Пришел Вова с колодой карт. Я уже отошел от облома с лекарствами и согласился сыграть с ним. Игра была чисто механической, не вызывала в нас азарта, не приносила радости побед. Просто перекладывали карты, как велят правила.

– Ильдар опять заехал, – сказал Вова.

– Кто это – Ильдар? – сделал вид, что мне интересно, я.

– Высокий такой, волосы на глаза, – объяснил мой картежный партнер.

– С бороздой на шее который? – я криво усмехнулся.

– Ну, – кивнул Вова. – Он самоубийца. Только не получается. Вены резал, сюда потом приехал. Сейчас вот – повесился. Только сняли.

– Он – ничтожество, – я сказал это хладнокровно, без каких-либо лишних эмоций.

Всем трудно. Мне вот, например, ой как нелегко живется. Однако я не вешаюсь почему-то. Наверное, потому что я человек. А он действительно ничтожество.

– Да нет, он нормальный парень. Семейный, – заступился за новенького Вова.

– Что же он семью так оставить решил? Как же они без него?

Вова пожал плечами. Мы молча доиграли кон.

– Ладно, – сказал Вова и встал из-за стола. Карт он не собрал.

Я тоже не стал утруждаться: кому надо – соберут. Или играть сейчас кто-нибудь сядет. Я отправился в палату, улегся и неожиданно уснул. Мне приснилось что-то хорошее. Жаль, не запомнил, что именно, когда меня разбудил к обеду санитар.

За обедом я хорошо разглядел новенького. Он почти макал свой нос в суп – так низко наклонился. А челка так вообще намокла. Он медленно хлебал ложкой, будто под водой двигался, и жевал. Жевал суп. На шее багровело доказательство его позора. Один раз он поднял взгляд, и мы встретились с ним глазами. Я его презирал.

А вечером к нему пришла семья. Жена – стройная молодая татарка – и дочь пары лет от роду. Наверное, как к постоянному клиенту, посетители пришли прямо в палату. Я как раз стоял в коридоре и видел, как жена достает из сумки какие-то банки и контейнеры с едой и отдает ему. А он убирает припасы в тумбочку. Ребенок в это время сидел на кровати молча и неподвижно. Девочка смотрела, что делают родители. От ее ног до пола было сантиметров двадцать. Это смотрелось довольно жалко.

Отмена лекарств имела и позитивный момент: ко мне вернулась способность нормально фокусировать зрение. Поэтому я пошел читать.

В диспансерской библиотеке было всякое барахло типа детективчиков в черно-желтой мягкой обложке и старых советских произведений, прославляющих трудовой подвиг на целине и хлопковых полях. От них разило плесенью. Мне посчастливилось найти «Последнего из могикан». Я схватил его двумя руками и пошел в палату. Улегся и проблуждал по лесам Северной Америки до самого отбоя.

А после отбоя ощутил последствия отмены лекарств. У меня началась эрекция, и это не давало мне не то что уснуть, а хотя бы просто погрузиться в спокойную дрему. Член торчал, как поднятый шлагбаум. От него по всему телу разливалась какое-то сладкое томление. Вибрирующий зуд, который, если закрыть глаза, казался красным. Я ворочался и думал, как бы незаметно подрочить. Запускал руку в трусы и сжимал напрягшийся ствол, медленно гладил его, делал мастурбирующие движения. Потом перевернулся на живот, надеясь, что в таком положении член сдуется. Промучился я так часа два.

И тут я вспомнил о Лилии. Ее же можно разбудить и попросить сделать минет. Она уже показала себя девушкой свободных нравов. Так что, скорее всего, согласится. Тем более после того, как ей назначили курс каких-то специальных лекарств, она жила в двухместной палате. Одна. А еще, полагал я, если у нее вич или гепатит, то через рот не передастся.

Я легко отжался на руках, легко и неслышно соскочил с койки. Натянул пижамные штаны, прикрывая торчащий ствол, надел рубашку, под полами которой скрыл красавца окончательно.

Первым делом я отправился в умывальник. Вернее, я туда прокрался – дежурная медсестра и ее злая прихлебательница спали. И будить мне их не хотелось. Умывальник – он же душевая – изнутри не запирался. Я притворил за собой дверь, включил свет и открыл кран. Вода текла холодная. Может быть, охладит, подумал я. Задрал рубашку, прижал ее подбородком, оттянул штаны и подставил член под струю. Головку сладко обожгло струей. Эрекция уходить и не собиралась. Я намылил руки куском какого-то мыла, а потом тщательно вымыл свой инструмент. С этим у меня было строго. Тут дело в самоуважении.

Дверь в палату Лилии оказалась приоткрыта. Я проскользнул в щель. За окном горел фонарь, так что и в помещении было светло. Лилия спала, лежа на боку, выставив вперед нижнюю руку. Я различил пятнышки на ее локтевом сгибе.

Взяв у стены стул, я подсел к ее изголовью. Член упирался мне в живот. Я положил руку на ее плечо и несильно потряс.

– Лиля… – реакции ноль.

Я потряс сильнее – с тем же результатом.

Моя рука скользнула с ее плеча за пазуху. Я нащупал грудь, пальцы нашли сосок. Он был мягкий и не отвечал на прикосновения.

Я склонился ближе к ее уху и снова позвал. Она тихо, со сна, замычала, открыла глаза и вопросительно посмотрела на меня. Не испугалась – уже хорошо, подумал я.

– Привет, – сказал я вполголоса, подключая самые очаровательные нотки своего тембра. – Лилия, как цветок. Ты, наверное, умеешь классно делать минет…

– Ммм… угу, – она издавала невнятные звуки, но явно не спала.

Я утвердился в правоте своих надежд, оттянул штаны и показал нефритовый стержень, направленный прямо ей в лицо. Она смотрела на член и никак не реагировала. Я подумал, что проще всего – просто сунуть его ей в рот. Тогда у нее сработает рефлекс, и она отсосет даже полностью не просыпаясь. Я приблизил член к ее губам. Ее глаза округлились. В полный голос она вдруг сказала: «Ты что, охуел, придурок?» – И уже громче: «А ну пошел на хуй, мудило!».

Я не стал ждать продолжения и выбежал в коридор, на ходу пряча в штаны член, который начал стремительно опадать. Я сомневался, что короткий выкрик разбудил персонал. Но быстро, не раздеваясь, скользнул под одеяло. Соседи по палате спали. Я дышал часто и тяжело, сердце колотилось так громко, что могло, казалось, разбудить всех вокруг.

Постепенно я успокоил дыхание. Член спать уже не мешал. Но уснуть я все равно не мог. Промучился до завтрака. За завтраком Лилия ничем не показала, что помнит, что произошло ночью. Но и на меня не смотрела. Села в обычном месте, поодаль.

На следующий день меня выписали.

***

Собственно, сходить следовало по предполагаемой траектории будущих заездов – по большому кольцу, которое Андрей изначально заприметил на спутниковой фотографии. Он взял из кабины пикапа небольшой рюкзак, в котором помимо ножа и аптечки была пара бутылок воды и кое-что из непортящейся еды, и потопал куда глаза глядят. То есть к окружной дороге. Построенной вокруг несуществующего города.

Вселенная постоянно расширяется. Об этом Андрей узнал еще в школе. Ну, то есть, на одном из уроков физики сказали: после большого взрыва наша Вселенная постоянно расширяется. Андрей попытался тогда представить себе, как это может выглядеть, да плюнул. Просто запомнил на случай, если физик спросит.

А во время третьего своего «понимающего» трипа, на взлетной полосе, он вдруг понял. Как атомы удаляются друг от друга, как увеличивается расстояние между ними, как увеличиваются сами атомы – не шарики, не схематичные ядра с овальными орбитами, как на рисунке, а настоящие, из которых состоит все сущее – «яко на небеси, так и на земли». Попроси его описать, как это выглядит, пожалуй, не смог бы. А вот понимать – понимал. Он чувствовал, как все это крепко-накрепко увязано в одну огромную систему – Вселенную. А еще он понял, что если сдвинуться слегка в сторону, то нет никакого расширения. Вселенная стабильна, и нет силы, способной ее взорвать. А если понимающий сместится еще немного, то Вселенная начнет сжиматься. Это понимание потрясло Андрея так, что он не заметил приземления – только во время торможения, когда самолет коснулся колесами бетона полосы, почувствовал мягкую волну теплой лавы понимания. Словно она хотела погладить его, приговаривая: «Ну-ну, не переживай, все образуется».

Он подошел к краю дорожного кольца. Асфальт. Такой, как на ухоженной загородной трассе. Равномерный, без дыр и заплат. Не темный, не светлый – серый. Он потрогал поверхность подошвой. Потом поелозил по ней, катая редкие камушки. Вышел сначала на край, а потом и на самую середину. И пошел – против часовой стрелки.

Асфальт был идеален. Андрей понял, что не найдет здесь ни одной ямы или кочки. Он направлялся к мосту.