Улица Свободы

Улица Свободы
Павел С. Желтов

«Улица Свободы» привлекательна жанровой неоднозначностью. Небольшой объём и в то же время глубокий философский и психологический смысл и переплетение двух полноценных сюжетных линий позволяют его назвать романом. Из двух сюжетных линий произведения сложно выбрать главную. Первая, реалистичная, описывает жизнь героя, покинувшего стены наркологической клиники. Вторая линия – фентезийная. Стимер Андрей, открывший в себе необычную способность понимать Вселенную, оказывается богом – одним из многих. Книга содержит нецензурную брань.

Улица Свободы

Павел С. Желтов

Иллюстратор Ирина Андреевна Янаева

Редактор Оксана Васильевна Петрова

© Павел С. Желтов, 2021

© Ирина Андреевна Янаева, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0053-1648-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

«Я живу в чудесном городе Земли, на улице Свободы.

Во все моря отсюда ходят корабли, и во все концы взлетают самолеты.

Ты тоже можешь быть моим соседом, мне не важно, кто ты.

На улице Свободы».

«Тараканы!»

1.

Идея стать покорителем сибирских рек пришла мне в голову этой зимой в диспансере. Я попал в заведение перед Новым годом, числа 27-го: организм запротестовал, не выдержав предпраздничного марафона. Главным образом дело было в нервах.

Я сидел в столовой и смотрел в окно. Куропатки, появившиеся вдруг в городе в чрезмерном количестве, смотрели на меня. Падающий из окна свет позволял хорошо их разглядеть. Четыре белые птицы покрупнее голубя, но помельче курицы. Глаза у них были глупые.

Я сидел и думал, как славно, наверное, отправиться в неспешное путешествие на стареньком катере по глади Оби – вверх или вниз по течению, мне было совсем не важно. Постепенно мои фантазии стали обрастать подробностями. Катер в моих мечтах был небольшим, но и не сказать, чтобы совсем маленьким. Речного класса, с рубкой, каютой и палубой. На радиомачте я бы поднял свой собственный флаг, думаю, оранжевый. А называлось бы судно как-нибудь изысканно. Размышления, как именно, я отложил на потом.

Я сидел и смотрел в окно. А куропатки сидели на присыпанной снегом березе. Впрочем, вместо птиц у меня перед глазами проплывали берега – справа пологий, слева обрывистый; блестела речная гладь, там и тут рыбы своими толстыми спинами делали на глади буруны. Себя я видел стоящим у штурвала.

На тот момент я точно знал, что пойду в речной поход в компании. Мне виделась дама, которая встанет со мной плечом к плечу к штурвалу, будет жарить на камбузе пойманных мною щук.

Рядом завозились двое игроков в подкидного. Они сидели со мной в столовой уже час. Вели себя настолько тихо, что я успел о них забыть. Это были очень уставшие люди в полосатых, как у всех нас, пижамах. Игроки собирали карты: пришло время приема вечерних лекарств.

Я стряхнул грезы и встал в очередь. Сегодня таблетки выдавала старуха нянечка – усатая и всегда насупленная. Сегодня в баночке с моей фамилией оказалось три пилюли – антидепрессант, успокоительное и «витаминка». Когда я сюда поступил, мой ежевечерний таблеточный рацион состоял из семи пунктов. Утренний и обеденный имел меню из пяти наименований.

Я лег в диспансер, чтобы немного прийти в себя. Последние полгода выдались трудные, мои расшатанные нервы иногда выдавали неожиданную реакцию на раздражители, а душе не хватало радости. На самом деле, я не сам пришел сюда. Меня привезли фельдшер, полицейский и казак. Это они позвонили в мою дверь, когда я сидел на подоконнике, свесив босые ноги на улицу и разговаривая по телефону доверия. Оператор, который уже полчаса развлекал меня беседой, услышал звонок и сказал: «Иди открывай, к тебе пришли». Я открыл, за дверью стояли фельдшер, полицейский и казак.

Утром следующего дня я впал в отчаяние – мне хотелось домой, меня, наверное, хватились на работе. Хотя, нет. Мне просто не хотелось здесь находиться – среди людей в полосатых пижамах, шатающихся по коридорам. До такой степени не хотелось, что я зарыдал. Пришла заведующая отделением, и мы поговорили. В конце концов остаться меня убедили ее слова о том, что мои рыдания – явный признак душевной и физической усталости. Я, конечно, сказала она, могу уйти домой, хоть сейчас, но вскоре вернусь обратно – еще более угнетенным. Я решил довериться и не экспериментировать.

К слову, вечером этого же дня меня пришли проведать с работы. Электрик и начальник смены. Оказалось, что меня действительно хватились. Обзвонили несколько больниц и нашли. Они принесли мне блок сигарет, два кило печенья и два пака молока. Мы не были особо близки на работе, а тут такое. Впрочем, я ни с кем не был особенно близок. У меня даже женщины не было уже полтора года.

Я подставил горсточку, хмурая старуха высыпала в нее мои пилюли. Я направился в палату за кружкой – набрать воды и запить лекарства. За нами не следили: никто из пациентов не пытался профилонить прием снадобий. Пили все, что давали. Потому что знали, что на благо.

Я набрал в баке воды, закинул в рот все три таблетки, задрав к небу язык, налил туда же воды и по-птичьи резко запрокинул голову. Проглотил. Выплеснул остатки воды в раковину, сходил в палату за печеньем и молоком и вернулся в столовую.

Налив молока, я взял из пакета печенье и попытался вернуться мыслями к катеру и всему, что с ним связано, – лету, воде, ветерку, а также даме и щукам. Но мечты не возвращались. Куропатки тоже куда-то делись.

– Есть сигареты? – к столу с другой стороны подошла пациентка нашего заведения. – Дай парочку. И пошли покурим.

Я достал из кармана пижамных штанов пачку «Элэма». Открыл, вытащил две сигареты и протянул однокашнице. Она была довольно миловидна, стройна и молода. Во всяком случае, моложе меня лет на пять. Не слишком чистые волосы были собраны на макушке дулей. Серые глаза, правда, слегка мутные. Впрочем, у нас тут у всех были мутные глаза из-за успокоительных. Врачи говорят, что оглушенной душе легче выздоравливать.

***

Солнце, степь, прямая пустая дорога. На дороге машина. В машине бог понимающий. Дорога и помогала богу понимать. Вернее, не сама дорога, а движение по ней. Чем больше скорость, тем больше понимания. Когда он шел, тоже понимал. Но это было медленно. Сейчас он двигался чуть быстрее разрешенной вне городов скорости. Но бывало, что он несся быстрее самой мысли. Вот тогда понимание вливалось в него Ниагарским водопадом. Так мощно, что он не успевал это понимание обуздать. Потом, остановившись, долго сидел и приходил в себя.

Сейчас Андрей ехал не для понимания. У него была точка назначения. Он сидел за рулем немалого размера пикапа. В кузове стоял механизм – стим, как его называли в Андреевой тусовке. Был и прицеп – настоящий дом, в котором можно жить. Небольшой, но зато условно двухэтажный, уютный и функциональный. Его Андрей построил в том же гараже, где ремонтировал и модернизировал свой стим.

А понимал Андрей Вселенную. Не пытался понять, а именно целенаправленно черпал из скорости знания о ней. Информации, врывающейся раскаленным волнами в его сознание во время движения, было очень много. Гонялся в буквальном смысле за ней он уже несколько лет. И понимал, что все еще в самом начале пути.

Сейчас Андрей ехал на юго-восток. После того, как в Новосибе гонки на стимах не просто запретили, а стали устраивать против гонок настоящие силовые операции, Андрей отыскал, что ему нужно. Точку на карте Монголии. Его внимание привлекла сеть линий – как рулежные дорожки на аэродроме – заключенные в большое, полкилометра в диаметре, кольцо. На спутниковых снимках он разглядел, что все это похоже на дороги. И кольцо тоже дорога. Довольно широкая, четыре полосы может уместиться. Собрался и поехал.

Он ехал и понимал. Это не мешало ему следить за дорогой, держать в голове карту и управлять своим небольшим автопоездом.

2.

Надо отдать должное этому диспансеру: тут есть курилка, и курить в ней можно в любое время. Я бывал в нескольких заведениях. И там курильщики оказывались в роли людей второго сорта. В одном из них курить выводили на улицу трижды в день, выдав перед прогулкой по две сигареты в руки. Разобрав в раздевалке валенки и бушлаты, мы, возглавляемые свирепой нянечкой, строем выходили во двор и жадно курили. Можно было спрятать сигарету или окурок, чтобы потом, во время смены менее свирепой нянечки, покурить в туалете. Это было унизительно.

В другом сигареты пациентов собирали в кабинете персонала и выдавали четко по расписанию. Кажется, четырежды в день. По четыре сигареты за раз. Можно было назвать фамилию товарища и получить его сигареты. Некоторые так и поступали. В зависимости от того, знал об этом товарищ или нет, возникали или не возникали конфликты. Курить можно было в любое время в туалете – при наличии табака, конечно. Там постоянно кто-то был. Стояли, сидели на подоконнике, разговаривали о своих болезнях. Однажды я увидел, как один из пациентов – неопрятный мятый старик, который выглядел наверняка старше своего настоящего возраста – помыл подоконник унитазным ершиком, и перестал садиться.

Ну, а здесь никто не забирал сигареты, а курилка – отдельная от туалета – была открыта всегда. Сигареты хранились в тумбочке, и никто из персонала на них не зарился.

Пока шли, я узнал, что пациентку зовут Лилия. А в курилке ждет тетя Валя. Тете Вале я был представлен, когда мы вошли, и Лилия вручила ей добытую у меня сигарету. Я достал зажигалку и прикурил – Тете Вале, Лилии, себе. Немного покурили молча.

– Ну, как тебе тут? – это тетя Валя начала светскую беседу. На пальце руки, которой она держала «Элэм», был перстень с камнем.

– Хорошее место, – ответил я светским тоном. – И медики вроде неплохие.

– Да. С персоналом здесь хорошо. Квалифицированные, – кивнула тетя Валя важно.

Дверь в курилку распахнулась от толчка. На пороге был человек в инвалидной коляске. На вид ему можно было дать лет 55. Глубокие морщины на лице и костлявые кисти рук выдавали тяжелую судьбу за плечами. Хотя у кого здесь, в месте, где приходят в себя наркоманы, шизики и просто уставшие люди, легкая судьба?

– Парсунов, – вполголоса сказала Лилия.

В курилку Парсунова вкатил санитар. Он поставил его рядом со скамейками и вышел, закрыв за собой дверь. Персонал заведения курил на улице.

На Парсунове была необычная пижама. Черная, в крупный белый горох. Позже я разглядел, что это не горох, а черепа с костями, как на пиратских флагах – «веселые роджеры». Стало быть, и человек веселый, заключил я. Но знакомиться не торопился. Мне рассказали, что Парсунов здесь пациент особый: заезжает снова через два месяца после выписки. Оказавшись за воротами диспансера, чуть не на пороге, начинает пить горькую. И пьет так до потери всякого здоровья. Уже и ходить не может – передвигается на колесах. И изможден, как Кощей. Как постоянный клиент имеет специальную пижаму – вот эту, с черепами.