– Как вы узнали о произошедшем?
– Утром мы несли службу на улицах западного пригорода, когда услышали шум и крики. Кто-то звал стражу. Мы поспешили на зов и обнаружили обрушившуюся хижину, а также толпу людей вокруг нее.
– Вам удалось установить время обрушения крыши?
– Нет. Никто из очевидцев не мог указать, когда произошло возможное преступление. Люди вышли из своих домов и увидели, что хижина уже развалилась. Сколько она простояла в таком состоянии – неизвестно.
Я напрягся.
«Значит, люди не слышали обвала дома! Тогда Сему мог сказать правду? Но откуда он знает про это? Как так получилось, что звук рухнувшей балки не всполошил всю округу, и соседи мирно проспали вплоть до рассвета и только тогда обнаружили следы? А самое главное… почему этот командир стражи утверждал, что хижина корзинщика обрушилась утром?».
Я не смог удержаться и задал вопрос:
– Господин, но ведь вы сами сказали мне – крыша жилища обрушилась утром! А сейчас говорите, что не знаете времени.
В зале на несколько мгновений воцарилась гробовая тишина. Она была настолько тяжелой и гнетущей, что я отчетливо слышал дыхание каждого из присутствующих. И только дыхание Эмеку-Имбару оставалось ровным, не прерывающимся ни на миг. Его взгляд окатил меня, словно капли ледяного дождя.
Несколько секунд спустя он ответил, нарушая всеобщее молчание:
– Я не утверждал подобного.
Я чуть не поперхнулся от возмущения:
– А что тогда?!
– Я предположил, – бесстрастно ответил Эмеку-Имбару.
Полностью огорошенный и не понимающий, что происходит я ошеломленно прошептал:
– Предположили?
– Когда обвиняемый появился возле дома погибшего, – командир стражников снова обратился к жрецам, – я действительно имел предположение о том, что хижина обвалилась утром. Однако, расспросив соседей и возможных очевидцев, подтверждения симу не нашел.
– Не нашел, – одними губами повторил за ним я.
– Вы установили причину смерти погибшего? – спросил Кашшур.
Эмеку-Имбару уже хотел было ответить на очередной вопрос Верховного жреца, но тут вновь встрял я:
– Командир, вы нашли Сему?
– Обвиняемый Саргон! – впервые за все время суда Кашшур повысил голос. – Я не давал тебе слова.
– Простите, господин, – я потупил взор.
Верховный жрец пронзил меня острым взглядом, а затем добавил уже привычным спокойным тоном:
– Совет разрешит тебе задать свои вопросы после того, как закончит допрос свидетеля. Ясно?
Я удрученно кивнул.
– Не слышу.
– Ясно, Ваша Лучезарность, – выдавил из себя я.
– Хорошо, – Кашшур повернулся к Эмеку-Имбару, – так, вы установили причину смерти погибшего?
– Да, достопочтимый жрец. Одна из балок, державших крышу, сорвалась вниз и упала прямо на хозяина хижины, проломив ему череп. Лицо погибшего было сильно изувечено.
– Вам известно кем являлся погибший?
– Согласно показаниям очевидцев, погибший был корзинщиком.
– Командир, – голос Кашшура приобрел вкрадчивый оттенок.
– Да, Ваша Лучезарность?
– В данный момент меня не интересуют показания очевидцев.
Воин нахмурился:
– Не понимаю…
На устах Кашшура заиграла загадочная улыбка:
– Я хочу знать, известно ли вам кем являлся погибший?
Эмеку-Имбару молчал несколько секунд, которые мне показались вечностью. Слегка наклонив голову набок, командир стражников смотрел на Верховного жреца холодным взглядом. Я, в свою очередь, буквально пожирал его глазами.
Наконец, он ответил:
– Нет, доподлинно мне это неизвестно.
Возможно, мне показалось, но на секунду лицо Кашшура приобрело довольное выражение, однако оно исчезло так быстро, что я не мог поручиться – было ли это на самом деле.
«Или просто игра воображения?».
– Вы сказали, что лицо хозяина дома было изуродовано?
– Да, Ваша Лучезарность.
– Тогда как вы узнали, что это именно Бел-Адад, хозяин хижины?
Эмеку-Имбару нахмурил брови:
– Я сделал разумный вывод, господин. Хижина принадлежала Бел-Ададу. Кто, как не он должен покоиться под ее обломками?
Жрец снисходительно улыбнулся: