Перекрёстки

Номер второй по истечению какого-то времени достался Джо Кокеру. Как и Дисней, он имел в своём владении фигурку Оскара, к которой добавлялась и премия Грэмми. Выходило, что золотые статуэтки не могли служить лекарством против рака лёгких. Хриплый баритон Кокера отправился вслед за фантазиями Диснея, они перешли в разряд прошедшего времени.

Уж кого Ллойд никак не ожидал увидеть в своей коллекции, так это Йохана Кройфа. Нидерландский футболист, трижды становившийся лучшим игроком планеты, оказался заядлым курильщиком. Оставалось только гадать, как при таких нагрузках на организм, он не откинулся на несколько лет раньше во время очередного матча за звание чемпиона. Ллойд видел выступления Кройфа (в записи, конечно, не в живую), того не зря причисляли к числу лучших футболистов двадцатого века. Сначала он менял игру, как игрок. затем стал заниматься этим уже с тренерской позиции и как много достижений его команды ждало бы впереди, если бы не пагубная привычка.

Он, пробегавший за матчи по десять-двенадцать километров в рваном и постоянно изменчивом темпе, под конец жизни начал задыхаться от простого подъёма по лестнице. Воистину, человек состоит из противоположностей.

На букву "М" значился Маккуин Стив тот самый гонщик, который снялся в "Великолепной семёрке". Ллойд фильм смотрел, правда нашёл его скучноватым, но не таким унылым, как оригинальная версия Куросавы "Семь самураев". Маккуин отыгрывал хорошо, но гонял ещё лучше, вполне резонно было ожидать, что он закончит свои дни в какой-нибудь автомобильной катастрофе, что будет гореть резина, торчать развороченный металл, шипеть нагретый бензин… А потом люди станут приносить к его закрытому гробу освежители воздуха в виде ёлочек.

Но скорость не несла в себе никакой угрозы для Стива. Под конец жизни он заинтересовался и серьёзно увлёкся восточными единоборствами, свёл дружбу с Чаком Норрисом и Брюсом Ли, и на похоронах последнего даже нёс его гроб, но ни реакция гонщика, ни ловкость восточного бойца не сумели защитить его от курения.

Следующий случай Ллойд находил очень жестоким, если судьба и решила провернуть скверную шутку, то в качестве жертвы выбрала Клода Моне. Художник имел двойную катаракту, потребовалось несколько операций, чтобы вернуть его глазам способность к восприятию. Зрение было восстановлено, вот только после этого Моне стал видеть ультрафиолетовую часть спектра в голубых цветах. То, что ему представлялось лиловым, все остальные люди видели белым. Рискуя лишиться зрения, художник не оставил рисование, как раз наоборот он стал демонстрировать на своих полотнах ту изменённую палитру, которая заменила ему привычную картину мира.

Проблемы со зрением не мешали ему творить ему ещё на протяжении четырнадцати лет, а вот рак обмануть оказалось не так-то просто. Именно от него он и скончался на 86 году жизни…

Продолжая следовать алфавитному порядку, Ллойд всё больше убеждался в том, что слова доктора Мариуса были пустыми. Панацеи не существовало, была лишь возможность искусственно продлевать мучения, а думать о таком исходе Ллойду не хотелось. Он так и не рассказал никому о своей болезни. Ллойд выписал себе две недели оплачиваемого отпуска, уж небольшую передышку он точно заслужил. Не так глубоко в его сознании билась мысль о том, что это, возможно, его последний отпуск. Зато после него он без ограничений сможет слушать баритон Джо Кокера и смотреть мультики про Микки Мауса…

Скорее всего, Ллойд стал бы уже готовить для себя необходимое количество таблеток, придумывая текст прощальной записки, если бы не одно "но". Это была случайность, что ему подвернулась ссылка, это была глупость, что он решил прочитать статью, это было полное безумие, что он решил попробовать.

Ему не хотелось ощущать себя беспомощным утопающим, но соломинка, попавшаяся на его пути ко дну, оказалась столь интригующей, что Ллойд решил схватиться за неё.

Хуже стать уже точно не могло.

***

На самом деле, он прочитал больше одной статьи. Он изучил буквально всё, что ему удалось выжать из Интернета, хотя и понимал, что практически всегда ему попадалась полнейшая чушь, придуманная подростками. Иногда чушь была написана чуть лучше, иногда Ллойда просто трясло от элементарной неграмотности. Он даже отложил коллекционирование знаменитостей.

Самая первая статья была обозначена просто "Перекрёстки", текст был набран белым шрифтом на чёрном фоне, по краям от него изображались стилизованные луны, звёзды и ещё какие-то совершенно непонятные для Ллойда закорючки. Он бегло, по диагонали пробежал написанные абзацы, да примерно что-то такое ему уже доводилось слышать, но было это в те времена, когда у него не было не то что рака, у него и волос на груди тогда не было. Он был малышом, и истории, рассказанные с фонариком у догорающего костра, были его самым большим кошмаром.

И всё же некоторые слова зацепили его внимание, они словно острые крючки запутались в извилинах его мозга и заставили задержаться на них. "Заветное желание", "исполнение", "исцеление"… Полнейшая дурь, проку от которой не больше, чем от жалости доктора Мариуса.

Ллойд собирался закрыть странную ссылку, но курсор замер на фоне красного крестика. Доктор Мариус показал себя совершенно недееспособным человеком, он умел только обещать и сожалеть, реальной пользы от него не исходило… а если доктора с их "подтверждённой вероятностью" ничем не могли помочь, то почему бы не попробовать?

Попробовать что? Поверить в какую-то нелепую статью в Интернете? Ллойд придерживался прогрессивных взглядов на жизнь, но не верил, что при нём человечество сможет долететь до Марса, как не верил и в двойственную природу Иисуса, не говоря уже об этой самой статье!

А если не пробовать поверить, а просто попробовать?

Что он потеряет? Скорее всего ничего, если не считать времени, которого у него оставалось не так уж и много. А что приобретёт? Опять же, ничего. Вопрос, а если вообще в этой попытке хоть какой-нибудь смысл, Ллойд умышленно обошёл вниманием.

Его палец кликнул, но не на закрытие ссылки. Он открыл в поисковике новое окно и стал искать аналогичные статьи.

Прочитать пришлось немало, хоть и найти что-нибудь стоящее представлялось непростым занятием. Для начала Ллойд даже не понимал, что может являться стоящим, поэтому он просто прочитывал все тексты, пытаясь проникнуться сутью написанного. В дальнейшем он вооружился остро заточенным карандашом и разрозненные факты из различных статей стал компоновать в нечто логическое и взаимосвязанное.

Кем бы не являлись авторы этих статей, подавляющее большинство из них сходились в том, что обряд нужно проводить в полночь, каждый предлагал своё видение дальнейшего развития событий, но время оставалось неизменным.

Всегда фигурировал перекрёсток, в зависимости от толкований он мог включать в себя три, четыре, а то и больше дорог, так же не особо понятно было, с какой стороны на него нужно заходить. В одном месте человек, подписывающийся Хелсинг, утверждал, что нужно идти в направлении заходящего солнца и не оборачиваться, ему абсолютно противоречил другой знаток перекрёстков, который писал, что для достижения ожидаемого результата необходимо прийти с севера и обойти перекрестье дорог ровно столько раз, сколько лучей входит в него.

Ллойду попался текст, в котором говорилось о том, что в момент свершения ритуала при себе нужно иметь пригоршню жжёного зерна и часы с маятником. Зерно предстояло высыпать на землю перед красной женщиной, выходящей из-под земли и держащей в руках огненного петуха. Пока птица клевала зерно, а часы отбивали двенадцать ударов, нужно было успеть донести свою просьбу до женщины. Далее приводилось описание возможных последствий, однако Ллойд прекратил чтение, среди прочих эта статья явно перевешивала остальные по показателю фантастичности.

Авторы сходились на том, что обязательной принадлежностью ритуала является коробка (обязательно с крышкой), а вот в вопросах её наполнения снова следовали разногласия. Совершенно точно в коробку нужно было положить какое-нибудь собственное изображение: фотографию, водительское удостоверение, заграничный паспорт, а вот другие "ингредиенты" менялись от источника к источнику. Уже известный Ллойду Хелсинг утверждал, что в коробке должна лежать голубиная кость, ему противостоял другой знаток потустороннего, уверявший, что птичьи останки тут совершенно не годятся, вместо них нужно использовать переднюю лапку чёрного кота, извлечённую из кладбищенской земли. Несколько раз Ллойд натыкался на радикальные заявления о том, что кости должны принадлежать младенцу, этот вариант сразу перекочевал в разряд неприменимых.

Вполне очевидно, что валютой в подобном действии должна была выступать душа, в которую Ллойд не верил, а потому и готов был ей торговать. Чем чище душа, тем выше она ценится на тёмном рынке, поэтому к перекрёстку надлежало прибывать после воздержания от пищи, дабы тело имело возможность очиститься и стать более привлекательным вместилищем души.

Про голодание Ллойд читал несколько раз, он не видел абсолютно никакой связи между воздержанием от пищи и очищением души, но поместил этот пункт в свой блокнот, по крайней мере звучало это более обосновано, чем кормёжка огненного петуха жжёным зерном.

И, конечно же, очень много было написано про сам перекрёсток. Постепенно Ллойд приходил к выводу, что количество дорог не играет определённой роли, был важен факт их пересечения сам по себе, но всё же это не мог быть какой-нибудь случайный перекрёсток. Городские абсолютно не подходили для таких целей, нигде не было приведено хоть сколько-нибудь убедительной аргументации, но в черте города не стоило и думать о проведении ритуала. Лучше всего подходили грунтовые дороги, расположенные в какой-нибудь глубинке, где точно можно не рассчитывать на встречу со случайным автомобилем. Добираться до выбранного перекрёстка предстояло на своих двоих, Ллойду не очень импонировала идея тащиться за городскую черту поздней ночью, но как он уже убедил себя, он ничего от этого не терял. Погода установилась достаточно тёплая, так что можно будет рассматривать это, как обычную прогулку, совершаемую ночью за пределами города в поисках пересечения грунтовых дорог.

Не самая простая задача натощак пройти несколько десятков километров и рассчитать время так, чтобы выйти на перекрёсток ближе к полуночи.

Убедившись в том, что в Интернете более не осталось статей, которые он не прочитал минимум один раз, Ллойд склонился над блокнотом, исписанным мелким почерком, и стал методично выделять те места, которые, по его мнению, являлись основными. Он черкал, закрашивал, обводил и делал пометки. В результате получасовой работы он имел лист, испещренный стрелками, кругами и сносками, между которых можно было разобрать оставшиеся слова: "перекрёсток", "в полночь", "коробка обязательно с крышкой", "закопать руками", "геометрический центр", "ФОТО", "идти пешком", "поцеловать?", "не есть", "без свидетелей".

***

На заранее выбранный перекрёсток он прибыл незадолго до полночи, хвала Интернету и высоким технологиям, позволявшим путешествовать, не выходя из дома. Ллойд заранее просмотрел панорамы нескольких перспективных, на его взгляд, перекрёстков. Все они находились на удалении от городских огней, имели заброшенный вид и были грунтовыми.

Ллойду предстояло преодолеть семь миль, и путь этот надлежало проделать без автомобиля. Честно говоря, Ллойд пребывал в заблуждении относительно своей физической формы, сидя перед экраном стильного ноутбука и измеряя расстояние, он не находил его огромным. Семь миль, да, не каждый день совершаешь такую прогулку, но всё же это не так далеко, как Китай. Семь миль – это несколько кругов вокруг парка, находившегося в нескольких кварталах от квартиры Ллойда. Семь миль он осилит.

Только, сидя в кресле, он совершенно не представлял, каково это тащиться семь миль в одном направлении, чувствуя, как лёгкие постепенно отказываются принимать воздух. В программу прогулки Ллойд не включил свой объявившийся рак.

Ещё со школьных времён он имел привычку приходить заранее, сама мысль об опоздании заставляла его всюду торопиться, постепенно всё это переросло в стиль жизни. Ллойд предпочитал два часа посидеть в зале ожидания с книжкой в руках, чем мчаться в таски и ежесекундно сверяться с наручными часами. Он всегда появлялся на рабочем месте раньше всех остальных, просто потому что привык к этому с детства. Уж лучше прийти раньше на пятнадцать минут, чем опоздать на пять – в полном согласии с этим высказыванием Ллойд и жил.

И сейчас давняя привычка пришлась как нельзя кстати, потому что иначе он бы так и не сумел добраться до выбранного перекрёстка к полуночи. Ещё на подходе к городской черте его сердце выдавало сто двадцать ударов в минуту, дыхание превратилось в сплошную отдышку, а сам он чувствовал непривычную тяжесть в ногах. Машина отучила его от длительных прогулок, она слишком изнежила его тело, от чего он и пребывал в столь плачевном состоянии ещё в самом начале своего маршрута. Ллойду пришлось опуститься на скамейку и подождать, пока пульс немного нормализуется. Его так и распирало от любопытства посмотреть, сколько он уже отшагал, но и без карт он знал, что одолел едва ли треть от намеченного. А ведь ещё нужно было вернуться домой!

Почему эта мысль не появилась у него раньше? Неужели странные статьи так сильно завладели его вниманием, что он совершенно забыл умножить семь на два? Четырнадцать миль – вот какой была истинная протяжённость его прогулки! Осознание было столь сильным, что Ллойд чуть было не повернул назад. На миг его захлестнуло желание забросить в ближайшие кусты жестяную коробку, которую он нёс в руках, хорошенько отсидеться и уже без всякой спешки направиться обратно.

Пока он размышлял, момент оказался упущенным, дома его не ждало ничего кроме ещё одного вечера, наполненного коллекционированием знаменитостей, а в нескольких милях впереди находился перекрёсток, по всем параметрам подходящий для проведения ритуала. В "подтверждённую вероятность" Ллойд не верил, но верил ли он в перекрёсток? Он не знал, но хотел попробовать.

Время приближалось к половине десятого. Очень сильно хотелось пить, рубашка и брюки Ллойда пропитались едким и пахучим потом, лёгкий ветерок облизывал его влажную кожу, а внутри у него было сухо. Ллойд проводил языком по верхней губе, захватывая маленькие капельки и с жадностью их глотал. Слюни стали вязкими и тёплыми, но давали хоть какое-нибудь ощущение влаги во рту.

Ллойд отбросил некоторые подробности статей, которые показались ему несущественными, но "голодание" оставил. В этом действии просматривалась определённая жертвенность, это вполне отвечало его представлениям о законах спроса и предложения. Ллойд не ел на протяжении трёх дней и терялся в догадках относительно того, как другие люди выдерживают предписываемый некоторыми статьями девятидневный пост. Наверное, у них в жизни всё ещё хуже, чем у него. Уже после первого дня без пищи Ллойд стал чувствовать недомогание, его организм был приучен к трёхразовому питанию, а тут устоявшийся механизм начал давать сбой. Он терпел тянущую боль в нижней части живота, но даже во время сна она давала о себе знать.

Вчера вечером он выпил последний стакан воды, и с тех пор не прикасался к питью. По этой же причине в дорогу он не стал брать даже маленькой бутылочки с водой. Двести миллилитров без проблем поместились бы в кармане его брюк, он бы растянул их на несколько приёмов, но в данном случае вода выступала соблазном, от которого он решительно отказался.

Пожалел ли он об этом? Его внешний вид и самочувствие говорили в пользу утвердительного ответа.

Куда сильнее нехватки воды его напрягала коробка. На кухне он раскопал старую жестяную форму от печенья и сложил в неё свой пропуск на рабочее место, где имелась его улыбающаяся фотография, к тому же у коробки имелась крышка. Счастливый своей находкой Ллойд даже не подумал о том, чтобы прихватить рюкзак или на худой случай пакет.

Он шёл, перекладывая коробку из одной потной ладони в другую, кляня себя за непредусмотрительность. Жестянка оказалась слишком большой для его карманов, оставалось только нести её в руках.

Итого с учётом первой остановки возле скамейки Ллойд устраивал привалы пять раз. Последний раз он присел прямо на землю на обочине одной из дорог, составляющих его перекрёсток. В нагрудном кармане его рубашки, оттопыривая ткань, лежала распакованная пачка сигарет, за прошедшие трое суток он курил всего два раза, и оба заканчивались рвотными позывами в туалете. Ллойду показалось, что рвотные массы были окрашены кровью. Свободные от жестяной коробки пальцы в полном соответствии с привычкой периодически поднимались и отгибали клапан кармана. Действие было чисто рефлекторным, Ллойд не отдавал себе в нём отчёта.

Курение было его привычкой, привычка – натурой, такой же составляющей его "я", как и боязнь опоздать.

Ему удалось добраться до перекрёстка, преодолеть чёртовы семь миль, и за это время не выкурить ни единой сигаретки. Возможно, в этом заключался повод для настоящей гордости, но Ллойду почему-то казалось, что длинный марш-бросок нанёс его организму куда больше вреда, чем недавние сигареты, вызвавшие тошноту.

Часы на его руке, считывающие пульс, показывали, что до полночи оставалось пятнадцать минут, ему нужно было приступать к тому, ради чего он устроил этот марафонский забег. Ллойд позволил себе несколько лишних минут сидения, и уже после них направился к центру перекрёстка.

Теперь он понимал, почему коробочку стоило закапывать руками, он бы не прошёл и половины расстояния, если бы тащил на себе ещё и лопату. Геометрический центр Ллойд определил на глаз, в его распоряжении не было ни нужного оборудования, ни времени, после долгих раздумий он пришёл к выводу, что сторона подхода к перекрёстку не играет никакой роли, потому как во всех статьях эти данные разнились. Он понятия не имел, с какой стороны зашло солнце и где располагаются остальные направления.

От усталости он с большим удовольствием плюхнулся на коленки прямо в дорожную пыль. Лицо перекосила неприятная гримаса, когда маленькие камушки вонзились в его кожу, Ллойд не сомневался, что порвал брюки, но в данной ситуации вовсе не обратил на это внимания. Пока гудящие ноги немного отдыхали от тяжести его тела, руки пригоршнями загребали землю и отбрасывали в сторону.