Клеймёные пеплом. Книга первая

– Вы голодны? – Спросил он. – Вы что-нибудь хотите есть? Пить?

Из-за стола донёсся смешок. Звук был трудно различимым, но в нём ясно слышалась издёвка.

– Твоя забота не может не вызвать улыбки, но я не нуждаюсь в еде. К тому же свою часть задачи ты выполнил, а большего мне и не надо.

«Я не нуждаюсь в еде» – фраза засела в голове Децуара, означала ли она, что его закутанный гость уже успел поесть или не голоден? Или её следовало воспринимать буквально? Решив не утруждать себя бесполезными размышлениями, Децуар пожал плечами, и его взгляд совершенно случайно упал на глубокие царапины – свидетельство прошлого визита неизвестного гостя. Ему вспомнилась красная рука и молниеносное движение, он живо представил, что такой насыщенный оттенок приобретает кожа, если засунуть её в бурлящий кипяток. А ещё он пробовал порезать поверхность столешницы ножом, и у него ничего не вышло, твёрдое дерево не пускало металл внутрь себя. Сколько же секретов таится под складками этого плотного и длинного плаща?

Почему-то он не сомневался, что гость в этот момент улыбается, наблюдая за ним, конечно, если под капюшоном есть лицо, способное на такое.

Намного безопаснее было сосредоточиться на своих делах и предоставить незнакомца с его тайнами самому себе. Над котелком поднимался восхитительный запах, Децуар ловко откинул крышку, запустил в кипящее нутро ложку и зачерпнул себе несколько кусочков крупно нарезанной картошки. С правой стороны от камина располагалась длинная полка, где в выдолбленных из дерева баночках отшельник хранил высушенные лесные травы. Несколько щепоток преобразили аромат бульона, наполнили его более сытными нотками, и Децуар не сумел удержаться от того, чтобы отведать пару ломтиков мяса.

За его спиной происходило шевеление, скрип стула и шорох материи говорили о том, что гость сбросил оцепенение и приступил к каким-то действиям. Децуар специально старался как можно большее количество времени не поворачиваться – не хотелось ему наблюдать за нескладной фигурой, поэтому ориентироваться ему приходилось только на слух. Приятное позвякивание имело определённо металлический характер.

Неприязнь уступила место интересу, и обернувшийся Децуар стал свидетелем следующей картины: человек в плаще придвинулся к столу, распустил тесёмки кожаного мешка и принялся орудовать своей необычной рукой. Он запускал её внутрь мешка, доставал оттуда что-то и выкладывал на стол. Отшельник очень удивился, увидев, что хромой строит башенки из золотых монет. Даже на расстоянии было заметно, что это очень крупные монеты. Он подхватывал блестящий кругляш двумя тонкими пальцами и аккуратно клал его поверх другого, перед ним уже стояло три башенки, и сейчас он занимался строительством четвёртой.

Такого золота хозяин хижины не видел очень давно. Многие вещи Ушедшие забрали вместе с собой: секреты металлов, человеческие сны, блеск золота, лечебные свойства некоторых камней…Люди в большой степени утратили дар получать золотой металл, произведённое после Ухода золото имело способность быстро тускнеть, оно быстро теряло стоимость и превращалось в мусор. Децуару доводилось слышать, что где-то ещё сохранились умельцы, способные изготавливать настоящее золото, но было их мало, знания постепенно стирались из их голов. Как никогда прежде золото стало редчайшей валютой, не все короли могли позволить себе тратить его, а какой-то безымянный бродяга игрался с ним, как малый ребёнок. Да разве в такое поверил бы кто-нибудь?

Чистота металла, отблески солнечных лучей и заметное глазом совершенство подсказывали Децуару, что на его столешнице раскладывается именно такое золото – настоящее. Знал ли сидящий горбун секреты древних мастеров или он где-то раздобыл монеты доуходной эпохи? Если так, то содержимому мешка должно быть как минимум четыре десятилетия!

Голоса и движение за окном заставили Децуара вспомнить про прибывших наёмников. А его гость был целиком увлечён процессом и даже не повернулся, когда через некоторое время послышались шаги, открылась дверь, и в Затерянную Хижину вошёл новый человек.

***

Предводителем прибывшего с севера отряда наёмников являлся Эстор, имевший множество прозвищ, но предпочитающий именоваться Краснопёром, так как все другие в той или иной степени несли в себе напоминания о неприятных моментах его жизни, вспоминать о которых он не любил.

Под его командой находилось двадцать четыре головореза, большую часть которых он собрал в Песках или по дороге туда, когда дела его ещё не были столь плачевны. В былые времена банда Красных Перьев представляла собой могучую силу, сейчас же приходилось мириться с унизительным фактом того, что те времена навсегда остались в прошлом. Банда Эстора превратилась в обыкновенный сброд, но найти лучших людей у него не было ни малейшей возможности, уважающие себя наёмники, скорее всего бы попросту рассмеялись предложению Краснопёра вступить в его шайку.

Печальная судьба и тяжёлая жизнь наложили заметный отпечаток на его психику, лишь чрезмерная и беспричинная гордость не позволяла ему признать свою ничтожность и беспомощность, но довольно мягко обошлись с телом, которое совершенно не выглядело на свой возраст. Наверное, в этом следовало искать определённую иронию. Цепляющийся за прошлое, грезящий своими старыми подвигами, Эстор как будто не желал замечать, что даже в глазах собственных людей давно превратился в посмешище. Он не желал мириться с очевидным, он всё ещё не мог поверить, что время его свершений осталось далеко позади.

Он довольно неплохо выглядел в свои шестьдесят пять лет, вот только за столь солидный промежуток так и не научился делать выводов. Самоуверенность часто заменяла ему опыт и приводила к самым неприятным последствиям. Ему насчитывалось шестьдесят пять лет, а это значило, что день Ухода он застал двадцатипятилетним юношей, то есть он находился в достаточно осознанном возрасте, когда привычный мир внезапно перевернулся и настала пора привыкать к новому порядку вещей.

Изначально его мотивы и поступки можно было даже назвать благородными, он пытался поступать по справедливости, а ещё ему всегда нравилось руководить другими, и эти две черты определили его дальнейший путь – он стал кондотьером[1 - Кондотьер – руководитель военного отряда]. Смута наполняла владения, людям были страшны перспективы жизни после Ухода, и многие срывались. Набеги, мятежи, локальные войны между соседями – всё это началось тогда и продолжалось на протяжении сорока лет, и вряд ли собиралось заканчиваться.

Для продажных мечей наступили золотые времена, кондотьерский отряд не сидел без дела. Эстор участвовал во многих заварушках, его люди оставляли после себя убитых, а их карманы полнились теряющими ценность монетами. А через какое-то время ему надоела игра в справедливость, слишком мало её осталось в покинутом мире, чтобы сражаться за жалкие крохи, поэтому он резко переменил свою сторону, из защитника обратившись в мародёра.

Грабёж и разгул захлестнули его, но не всем по душе пришлась подобная переориентация. Преданные ему раньше люди, некогда признающие его за своего командира, устроили сговор, в результате которого наградили Эстора длинным шрамом во всю шею. Вот вам и одно из его прозвищ – Дырявое горло. Его бросили умирать, но смерть не стала прибирать его молодое тело, дав продолжить проблемную жизнь.

Он выжил, но с тех пор стал носить жёсткие воротники. Набравшись сил и обзаведясь жуткой историей своего ранения, Эстор вновь вышел на пустынную дорогу в поисках единомышленников. Спустя несколько летприхотливый случайсвёл его с Вальтиром Краснопёром, недавно лишившемся всех своих людей и занимавшемся поиском новых. Пусть это и претило его командирской натуреЭстор всё же согласился признать Вальтира своим предводителем, имея при этом самые корыстные намерения. Кстати сказать, тогда он вплёл в свои волосы обязательный атрибут нового отряда – красное перо – и до сих пор носил его.

Следовало отдать должное Вальтиру, тот являлся прекрасным руководителем, именно его трудами Красные Перья завоевали себе репутацию. И когда собранный по лесам и дорогам отряд стал представлять из себя грозную силу, когда они превратились в подобие маленькой армии, способной противостоять гвардейским подразделениям, Эстор, следуя давнему замыслу, убил Вальтира. Случилось это уже после того, как в Цебетасе король Малаур отказался от Ушедших. Шёл двадцать четвёртый год после Ухода.

Всё это время он находился в тени, лелея мечту об убийстве, Эстор считал себя по праву заслуживающим главенства в банде, но власть его длилась недолго, почему-то ему не приходило в голову, что он может повторить судьбу Вальтира. Среди наёмников он уже успел прослыть выскочкой, кое-кого начинала бесить его важность и заносчивая манера со всеми общаться в приказном порядке. По задумке отравленное вино должно было положить конец его существованию, но смерть вновь наградила его мучительными болями, но так и не прибрала к своим рукам. Вот и следующее прозвище – Дважды Преданный.

Но даже это не смогло унять мятежной души, Эстор как будто не воспринимал жизненных уроков, а его навязчивая мания к руководству подвигла его на поиски дальнейших приключений. Он стал именовать себя Краснопёром, пользуясь украденным именем, при помощи которого рассчитывал сколотить вокруг новый отряд. Он похвалялся собственными подвигами, выдумывая их или же предписывал себе деяния других. За годы скитаний он научился красивым словам, но окончательно растерял толику умений, которыми обладал когда-то. Эстор по-прежнему считал себя прирождённым полководцем и любил пускать колкие замечания в адрес тех, кто не сумел перерезать ему горло.

Люди всё чаще стали относиться к нему с презрением, изживший себя кондотьер не пользовался уважением, в некоторых кругах считалось дурной приметой повстречаться с Эстором Дважды Преданным. Его называли самым никудышным человеком пустых дорог, пустословом и слюнтяем. Одна только гордость не позволяла ему замечать очевидного и делать соответствующие выводы. Куда проще и приятнее было считать всех прочих завистниками, посягающими на его героическую славу, чем признаться самому себе в правоте их оскорбительных слов.

Эстор подался в северные земли, где ему раньше не приходилось бывать. Нет, он не сбегал, что бы там не трепали злые языки за его спиной.Эстор намеренно двигался в том направлении, где законная власть была слаба, где ещё можно было отыскать отчаянных бродяг, готовых вступить в его отряд Красных Перьев, где он мог руководить и чувствовать своё превосходство.

Последний год он провёл в окрестностях Песков – унылое место, расположенное на берегу Переменчивого моря в окружении горячих песков и острых скал. Некогда, если верить легендам, именно в этом месте Ушедшие впервые ступили на сушу, но те времена, как и благополучие приморского городка, остались в прошлом.

И всё же здесь ему посчастливилось обрести успех. Его прошлая слава не добралась так далеко на север, здесь никому не были известны его обидные прозвища, здесь он был новым человеком, которому на короткое время улыбнулась удача. Он собрал вокруг себя мерзких личностей, умеющих и, что самое главное, не боящихся пачкать руки, и окунулся в столь милые его сердцу грязные дела. Для птицы его полёта в Песках и их ближайших окраинах всегда находилась работа: должники и конкуренты водятся в большом количестве во всех городах, улицы и рыночные площади только ими и кишат, и всегда найдётся рука, готовая платить за запугивание первых и устранение вторых. К Краснопёру шли с определённой целью и в большинстве случаев оставались довольны результатом.

Утопия нарушилась в тот момент, когда в Песках появился грязнокожий работорговец, вылезший с туманного Атаппарана. Смуглолицый и бородатый, он прибыл вместе с целым караваном, в котором вместо лошадей были какие-то уродливые и невиданные Эстором животные, называемые дромадерами[2 - Дромадер – то есть верблюд]. Атаппаранский работорговец руководил чем-то вроде цирка уродов, причём эти уроды одновременно выполняли роль его свиты и охраны.

Эстор бы даже не обратил внимания на вновь прибывших – в Песках появление столь пёстрой шайки было делом обычным —, если бы не злополучные бои на песчаных аренах и ставка, которую по самонадеянности сделал Эстор.

Бои на песчаных аренах считались главной достопримечательностью Песков, именно здесь выращивали цумистов – безволосых великанов, чьё ремесло сочетало в себе элементы танца и убийства. Песчаные плясуны выходили на обжигающе горячие арены и длинными цумамипереламывали друг другу ноги под рёв толпы и звон монет.Эта традиция брала своё начало с Ухода, но в реалиях покинутого мира давно утратила изначальный смысл.

Эстор пересёкся с работорговцем во время одного такого поединка и атаппаранецна ужасно ломанном материковом диалектепредложил ему сделать ставку, на арену как раз выводили здоровенного цумиста, против которого выставляли сразу трёх вооружённых лоокийских наёмников, а Эстор представлял себе, на что натасканы лоокийцы, ведь сам принадлежал их роду.

Заведомый перевес одной из сторон противоречил правилам Песчаных Плясунов, но кто сейчас всерьёз считался с обычаями прошлого? Толпу пьянила мысль о многолюдном побоище, поэтому правилами решено было пренебречь. К удивлениюЭстора, работорговец решил поставить на одинокого цумиста, сказав, что ему хочется купить одного из них для своей коллекции. В Песках цумисты являлись разменным товаром, владеть ими могли себе позволить лишь самые богатые дельцы. Промолчав об этом, Эстор очень легко согласился на сделку, поставил на лоокийцев и всё проиграл.

Выстраиваемая с таким тщанием утопия в один момент рухнула, развалилась в пыль, а он остался ни с чем, потому что новость о его проигрыше ураганом облетела город, никто более не хотел иметь с ним общих дел. Большая часть его головорезов и убийц утекла к другим предводителям. Никогда ещё отчаяние не подступало к нему так близко, и в этот момент появились спасительные слухи.

Кто-то собирал наёмников и обещал очень крупное вознаграждение. Кому-то понадобились люди лесов и пустых дорог. Где-то требовались продажные мечи. В его ситуации было глупо отмахиваться от такого предложения. Конечно, слухи не изобиловали подробностями, в них не было практически ничего досказанного, но на то они и слухи, чтобы пробраться в ваши уши, завлечь, заинтриговать, заставить им поверить.

Слухи звали за собой в Ничейный лес, пусть даже на дорогу оставалось не так уж много времени, Эстор знал, в какую сторону ему следует вести своих людей, тех из них, кто ещё не покинул его.Если в голове Краснопёра и вставали какие-то предостережения, связанные с заповедными чащобами, то он предпочёл ихпроигнорировать.

Сразу за границей Песков располагалась Пустая Полоса – плоская, мрачная равнина, наводящая лишь тоску и уныние. На старых картах можно было прочитать другое название – Сны-С-Холмов, относящееся к эпохе, когда лики Ушедших ещё отражались на облаках. Истории рассказывали о том, что, выйдя из волн Переменчивого моря, Ушедшие двинулись вверх по течению Ции и облюбовали для себя этот край, но в день Ухода плодородная почва обратилась сухой землёй, и никто более не называл эту местность краем чудес.

Безжизненная Полоса упирается в северные владенияЦебетаса, а тот граничит с Ничейным лесом. Все эти четыре места: Пески, Полоса, Цебетас и Ничейный лес связывала тянущаяся к Переменчивому морю река Ция, они, как бусины, насаживались на водяную нить. Нужно было всего лишь следовать вверх по течению, практически повторяя первый путь Ушедших, и в таком случае не было возможности промахнуться мимо конечной цели.

Время поджимало, и Эстор не стал откладывать выход.

Из Песков с ним вышло тридцать шесть человек, до границы Ничейного леса добралось лишь двадцать четыре, остальные решили, что новая авантюра того не стоит.

Переход сильно потрепал их, Эстор успел забыть, когда последний раз путешествовал на такие расстояния, всё-таки, пусть и с запозданием, возраст начинал брать своё. Больше всего трудностей возникло с пересечением Пустой Полосы: в воде у них недостатка не было, а вот запасов пищи оказалось чрезвычайно мало.Жители Песков припасли напоследок неприятную шутку, снабдив путешественников гнилыми фруктами и порченым мясом. Полоса не зря называлась Пустой, здесь не было возможности охотиться, а в реке практически не попадалась рыба. Днём наёмникам Эстора приходилось терпеть жару, ночью – вступать в противостояние с лютыми ветрами, как ножами, режущими кожу.

На то, что они добрались до границы Цебетаса, указывала высокая, окружённая стенами цитадель. Никто из них не знал её названия, а о разыгравшихся в ней событиях им приходилось только догадываться. Многоуровневое укрепление оказалось безлюдным и заброшенным, развороченные главные ворота зияли прорехами, сквозь которые проглядывали почерневшие от сажи внутренности крепости. Казалось, над этим местом до сих пор витает удушливый смрад пожарища.

По обе стороны реки виднелись дальние крыши других крепостей, разбросанных по округе, поэтому Красные Перья старались держаться как можно ближе к реке и не отходили от неё. Несколько раз они замечали всадников, но те странным образом не проявляли к ним ни капли внимания. Несмотря на то, что у них появилась еда, они не решались ещё разводить костры.

Двигаясь вдоль реки, они не могли не заметить Цебетасского Храма, расположенного в месте слияния Ции и впадающей в неё Змеевицы. Щекочущие облака шпили пронзали небо и были видимы за несколько десятков километров. Заприметив их на горизонте, Эстор повернул свой небольшой отряд к западу и по широкой дуге обошёл Храм. Как родившемуся в соседнем владении лоокийцу ему было прекрасно известно про это последнее место поклонения Ушедшим, равно как и то, что от главной Цитадели Цебетаса Храм отделяет лишь Змеевица, и он не хотел попадаться на глаза тамошним гвардейцам.

Обходной путь привёл их к шаткому мостку через речку притоку, а вскоре после его преодоления они уже вступили под тень величественных деревьев Ничейного леса. Едва ли хоть кто-то из них проникся торжественностью момента.

Больше трёх недель жалкие остатки банды Красных Перьев провели в дороге.

Ничейный лес приветствовал их приятной прохладой, мягким мхом – усладой для натруженных и стёртых сапогами ног и обилием дичи. Это была первая ночь с того момента, как Красные Перья покинули Пески, которую они провели с удобствами. На следующий день Эстор выдвинулся на поиски Затерянной Хижины, где надеялся получить более исчерпывающую информацию о тех слухах, что сподвигли его на серьёзный поход.

В качестве сопровождающих он выбрал Ахмера и Федриго, в глубине разочарованной души понимая, что только эта двоица не вызывает у него подозрений и только по отношению к ним у него сохранилось некое подобие доверия. Он предчувствовал, что среди остальной части отряда нарастает скрытое недовольство, которое лишь усилилось за время отчаянного и пока что ничем неоправданногоперехода. Эстор хотел хоть немного обезопасить себя, он надеялся, что принесённые из Хижины новости помогут ему удержать шаткую власть, а тем временем он даст время остальным немного поостыть. К тому же перспектива заработать обязательно смягчит их буйный нрав.

И сейчас, направляясь на свидание с Отшельником, Эстор вдруг отчётливо понял, насколько глупа была его жизнь. После всех испытаний, после всех тягот, после славы, сменившейся позором, он наблюдает себя в компании вонючего арбалетчика и мальчишки, чью голову он забил увлекательными байками, никак не связанными с реальным миром. Он был стар, голоден и бесталанен, если не это низшая точка его жизни, то что тогда?

Последнее время приступы депрессии случались с ним всё чаще, особенно резко они проявлялись во время бессонных ночей на Пустой Полосе, когда ветер пробирался ему под кожу и стучал закоченевшими костями. Однако в перевес этому стариковскому брюзжанию внутри него сидел другой голос, голос его гордости, самоуверенности или юношеской пылкости, который по-прежнему уверял, что подвиги не остались в прошлом, что следует искоренить жалость к себе и хватать возможность, которая сама просилась ему в руки. У него ещё есть голова на плечах, чтобы командовать, у него ещё остались руки, чтобы указывать, какие бы мысли на этот счёт ни имелись у других! Большинства из них и на свете не было, когда он уже прославился под именем Кондотьер из Лоокии.

Он обернулся, чтобы посмотреть на свою «свиту». Зрелище выходило не сильно впечатляющее, но иного варианта у него не было. Сопровождавшие его следовали на удалении в три шага, выдерживая, как хотелось думать Эстору, почтительную дистанцию. С правой стороны тропы двигался Ахмер, во рту его курилась трубка с вонючим табаком, с которой он ни за что бы не стал расставаться. Коричневыми зубами он скалился в сторону восходящего солнца. Он был младше Эстора лет на десять, но тело его утратило молодецкую форму, оплыло и внешне напоминало рыхлый студень. Его торс скрывался под жилеткой с несколькими завязками, а лоб был перехвачен задубевшей от времени и грязи банданой, не дающей сальным волосам закрывать глаза.