Клеймёные пеплом. Книга первая

Эстор был взбешён, даже проклятый грязнокожий работорговец возбудил его в меньшей степени. Он был готов вскочить, перевернуть стол и хорошенько встряхнуть дохляка в грязном плаще. Его кулаки подрагивали, на некотором расстоянии от них застыли золотые башенки, а за ними сидел человек без лица, хранящий могильное спокойствие. Его рука с нечеловеческими пальцами даже не шелохнулась.

– Тогда я тебя здесь не удерживаю. – В напряжённой тишине последовал тихий ответ. – Ты можешь доесть своё мясо. И выйти через дверь. Никаких обязательств между нами не существует.

Никогда ещё Эстор не получал таких звучных и унизительных пощёчин! Они были только вдвоём: он и этот безумец в дрянном капюшоне, решивший, что ему под силу вершить судьбы других людей. Распоряжаться за них, что им следует знать, а что – нет.

Тридцать дней! Тридцать дней в пути вдоль враждующих границ, по пустынной равнине с голодными животами и всё это ради того, чтобы столкнуться с уродом, возомнившим себя центром всего!?

– Что? Да кто ты такой, чтобы указывать мне? – Граница терпения, если она и существовала, оказалась полностью разрушенной. – Кем ты себя считаешь или и вправду думаешь, что успел прикарманить меня кучкой золота? – Он ткнул пальцем в ближайшую башню, и та разлетелась с мелодичным перезвоном. – Думал, я уже готов поджать хвостик и бежать по твоей указке?

Со скрипом отодвинулся стул, опираясь ладонями о столешницу, Эстор подскочил и сильно наклонился вперёд, но даже в нависшем состоянии он не превосходил ростом прямую фигуру с узким горбом. Его лицо находилось на одном уровне со складками капюшона.

Из глубин материи донёсся лёгкий звук. Он мог означать и вздох. Мог означать и смех.

– Неважно, кем я себя считаю. Это дело касается только меня одного. А вот ты, Эстор, представляешь куда больший интерес. Ты рассуждаешь о неизвестности, считаешь себя главарём и думаешь о том, что сказать своим людям, но разве не твои люди однажды чуть не отрезали тебе голову, наградив кличкой Дырявое Горло? Не твои люди накачали тебя ядом, от которого кожа потеряла цвет, скажи, о Дважды Преданный? Если ты имеешь в виду этих людей, то мне тебя жалко. Тебе давно следовало назваться Эстором Одиночкой, ведь команды это не по твоей части.

Краска прилила к бледному лицу, шрам ещё отчётливее проступил на шее. Как сильно Эстор старался всё это забыть! Дважды ему приходилось возвращаться на самое начало. Он ненавидел свои прозвища, насколько бы правдивыми они ни являлись.

Наёмник что было сил ударил кулаками по столу, рассыпались ещё две башенки, а остальные он смахнул рукой. Золотые кругляши, утратившие в его глазах всякую ценность, полетели на пол и дробно застучали по опилкам. Сам Эстор резко прыгнул вперёд. Одна рука доставала из ножен узкий клинок, другая – тянулась к капюшону.

– Посмотрим, каким личиком наградила тебя пёсья мать!

Дважды его предавали, дважды его жизнь болталась на самой последней ниточке жизни, и дважды его тело побеждало смерть. Это вселило в него ошибочную мысль о собственной неуязвимости. Ему хотелось увидеть лицо этого паскудника, а потом воткнуть свой меч прямо ему в рот, заставить глотать наточенную сталь, наказывая за высокомерие и непозволительный тон.

Эстор не успел достать свой меч, он не успел даже как следует подумать, он не сомневался в собственных силах.

Но высокая фигура не стала ждать, пока её достигнет рука или меч. Закутанный в капюшон с невероятной проворностью поднялся со своего места, опрокинув стол. Блюдо с недоеденным мясом перевернулось, овощи полетели на пол, с тяжёлым грохотом рухнул мешок. Мясной сок, обильно сдобренный заячьей кровью, пролился на золото, к которому тут же стали прилипать опилки.

Горбун перехватил руку Эстора, тянущуюся к нему, крепко сжал и изо всей силы оттолкнул в сторону. Атака была столь стремительной, что наёмник целиком стал заваливаться назад, сопровождаемый хрустом своих костей. Этот тип только что сломал ему руку! Но ведь он просто сидел на стуле и не должен был никуда рыпаться… Такого не должно было быть! С ужасом Краснопёр осознал, что слишком давно не участвовал в драках.

Эстор ещё не полностью успел осознать раздирающую боль в изломанной кости, а его противник продолжил наступление. Единственной торчащей из-под плаща рукой он вцепился в лицо наёмника и стал давить, заставляя того выгибаться.

Эстор мало что понимал в происходящем, мозг только-только получил информацию о руке, и к этому моменту успели возникнуть новые очаги боли, охватившие его лицо. Он почувствовал острое проникновение в обе скулы, глаз, бровь, лоб… Всего пять. По количеству пальцев. Он вспомнил руку своего соседа: серп и кирка… А давление на голову нарастало, пальцы входили всё дальше, и единственным способом ослабить боль было прогибать спину. Ноги не слушались его, он мог только отклоняться назад, надеясь таким образом избавиться от колючих пальцев, терзающих его плоть. Он рухнул на колени.

Меч… у него был меч, и он собирался достать его рукой, другой рукой, той, которая ещё могла двигаться… да только где он сейчас найдёт эту руку. Боль пышными цветами распускалась повсеместно, невозможно было среди этого праздника закипающей крови и рвущихся мышц отыскать руку, способную ударить мечом.

Горбун продолжал давить, тело наёмника под его алой рукой выгибалось всё сильнее, теперь Эстор более всего напоминал лук – натягивай тетиву и можно стрелять. Человек в капюшоне давно не чувствовал такой силы, и даже забыл, какое это удовольствие – быть сильнее и пользоваться этим. Он был вправе так поступать, потому что вся его жизнь состояла из одной только боли, с самого рождения он знал только тёмные стороны, и можно ли было назвать жизнью то, что с ним случилось? У этого должно было иметься другое название! Поэтому в нём и полыхал костёр ненависти, поэтому он и собирал вокруг себя сброд вроде того, что корчился в его хватке.

Наёмник уже не оказывал сопротивления, рука с мечом застыла, едва высунув клинок. В одно мгновение безликий гость Децуара почувствовал противодействие, он знал, что сейчас ещё можно спасти Эстора, но такой вариант он даже не рассматривал. Скорее всего его губы (если они у него были) сложились в оскал, когда мгновением позже треснул позвоночник Краснопёра, и его многострадальная и жалкая жизнь наконец-то оборвалась.

Не предательским образом от яда или ножа, не славной кончиной на поле сражения, не лёгкой смертью землепашца… а в Затерянной Хижине, путь до которой занял у него тридцать трудных дней. Нужно признать, что у многих людей путь до смерти занимает меньше времени.

Перебитый позвоночник совершенно обездвижил ноги наёмника, теперь Эстор тряпичной куклой висел в руке хромого горбуна, но тот не остановился и на этом и продолжал выгибать податливое тело до той поры, пока конский хвост бывшего убийцы не коснулся его собственных пяток. Бродяга «сложил» человека в обратную сторону, и безжизненная масса лежала подле его закутанных ног.

Эстор закончил свой путь в луже мясного сока и сиянии золотых монет, его волосы, за которыми он ухаживал, пропитались заячьей кровью, а бледная щека в последнем крике раздавила варёную картофелину. Рот превратился в перекошенный провал, одного глаза не было, а из всех полученных порезов вытекала кровь. Наёмник как будто плакал кровавыми слезами.

Прилив силы стал покидать его, резкий прыжок и выпад отдались болью в слабой ноге. Ему дважды пришлось приваливаться к стенке, чтобы перевести дыхание. Вдохи и выдохи, доносящиеся из-под его капюшона, стали очень нерегулярными. Руку он принялся вытирать о край и без того грязного плаща.

Со стороны камина за пошатывающейся и нетвёрдо держащейся на ногах фигурой наблюдал остолбенелый Децуар. Он слышал звон сброшенных монет, успел заметить, как перевернулся стол, но дальнейшее представлялось в смазанных тонах. Движения его таинственного гостя были быстры, по большей части их скрывали одеяния, но одно отшельник успел разглядеть очень хорошо – под слоями ткани на уровне пояса горбуна в самом деле болталось что-то светящееся.

Поймав на себе взгляд хозяина хижины, бродяга заставил себя отвалиться от стены, не хватало ещё, чтобы Децуар заметил, как учащённо он дышит. Ему совершенно не нужны были слухи о том, что он утомляется за время кратчайшей схватки. Сейчас они бы точно не привели ни к чему хорошему.

Стараясь не наступать на промокшие опилки, высокая фигура приблизилась к одному из маленьких окошек и, встав чуть в стороне от него, выглянула на улицу. Этот напудренный наёмник говорил, что своих людей оставил за дверью. Ага, двое находились на расчищенном пространстве перед хижиной.

Горбуну необходимо было очень быстро соображать. Проще всего их тоже было убить, но такому решению противилось сразу несколько доводов: во-первых, ему нужны были люди, поэтому он и решил явиться сегодня в Затерянную Хижину, чтобы прибрать к рукам наёмников и моментально превратить их в своих охранников до того момента, пока не сможет обзавестись более действенным способом защиты; во-вторых, эта двоица уже успела переполошиться, а значит, внезапной атаки не получится; в-третьих, он сам еле держался на ногах и отчётливо понимал, что на ещё одну схватку у него просто не хватит сил. К тому же у одного из них бродяга успел заметить взведённый арбалет, вряд ли тот успеет зарядить второй болт, но один выстрел у бывших людей Краснопёра всё же имелся.

Они начали медленно приближаться к двери. У дома Децуара был только один выход, только им и мог воспользоваться хромоногий, что он и собирался предпринять. Ему необходимо было убедить тех людей присоединиться к себе, да их предводитель умер, но ничто не мешало Красным Перьям выбрать нового и взяться за ту работу, ради которой они пришли в Ничейный лес.

Но прежде человеку в капюшоне нужно было подготовиться ко встрече с ними.

Он наклонился над трупом, схватился длинными и острыми пальцами за косичку Эстора и резко дёрнул. Мёртвая голова взлетела вверх и с глухим стуком приземлилась на влажные от мясного сока доски. Волосы с вплетённым в них красным пером он спрятал во внутренний карман своего необъятного плаща. Следующим действием он подтащил кожаный мешок к двери, затем вновь вернулся к столу и подхватил с пола несколько монет.

Децуар обратил внимание, что во время перемещений до двери и обратно его таинственный гость всё время опирается рукой о стену.

В последний раз проходя мимо хозяина Затерянной Хижины, горбун остановился и бросил:

– Оставь себе и покажи сомневающимся. – Он кивнул в сторону разбросанного золота. – А о нём я постараюсь позаботиться.

Последние слова касались искорёженного тела. Только для начала ему нужно было заручиться поддержкой тех, кто ждал его на улице. Перед дверью он ещё раз остановился. Провал капюшона уставился на ёмкость с солью… Один выстрел, у них будет всего один выстрел, и ему очень хотелось, чтобы он не состоялся.

***

– И что это правда? – Федриго был сильно моложе своего компаньона, и захватывающие истории ещё имели над ним власть. По сути, вся его жизнь после побега из Удама-Ифит превратилась в одно большое приключение. – Так всё и было?

Ахмер сидел на широком пеньке и, не спеша, тянул свою трубку с коротким чубуком, накачивая внутренности вонючим дымом. Ахмер никогда не охотился, потому что ни одно животное не подпустило бы к себе существо, обладающее явным и противным запахом. Однако люди были не столь чувствительны, и Ахмеру нравилось убивать людей, особенно в смутные времена, начавшиеся после Ухода.

– Восславим убивающую сталь, конечно, всё было именно так! – Он выпустил клуб едкого дыма, который стал обволакивать стоящего рядом юношу, тот закашлялся, но и не думал прерывать рассказчика. – Они пришли к нему ночью. Уж не знаю, за что его решили наказать, но правда в том, что они приблизились к нему, а у одного был нож. Все рассказывают по-разному: кто-то утверждает, что их было трое, кто-то говорит, что семеро, некоторые уверяют, что участие принимала вся банда, хотя мне трудно такое вообразить, чем бы они все занимались? Допустим, двое держат ноги, ещё двое – руки, один режет… А остальные? – Он сделал длинную затяжку, Федриго показалось, что во время неё глаза арбалетчика наполняются туманом. – Они навалились на него и провели ножом по горлу. Иначе с чего ему носить куртку с жёстким воротником?

Федриго посмотрел на хижину с покосившейся крышей, куда вошёл человек из истории Ахмера, оставив их снаружи.

– Может, он тоже не брал их с собой в такие места? – Федриго указал в сторону Гнездовья Отшельника, из трубы которого струился гостеприимный дымок. – Ну… заставлял глотать слюни, как нас сейчас?

Ахмер прищурился одним глазом на юношу, но ничего не сказал. Был бы Федриго умнее, тосразу бы смекнул, что только что ляпнул очень неосторожную фразу. На его коленях лежал заряженный арбалет. В их времена всё труднее становилось сохранять железо в хорошем состоянии – спасибо Ушедшим —, но ходили разговоры о том, что некоторые виды масел способны продлевать жизнь металлу. Следуя этой молве, Ахмер практически каждый вечер натирал свои болты маслом.

– Но был и второй раз? – Недосказанные истории жгут душу сильнее раскалённых углей. – Ему удалось выжить после ножа, и он снова собрал людей?

– Да. Жизнь – хороший учитель, но не все воспринимают её уроки. – Ахмер считал себя в достаточной мере опытным человеком и мог позволить себе подобные высказывания. Ему было приятно считать, что на этом свете он прошёл все дорожки вдоль и поперёк, да и в любом случае этот восхищённый малец не смел возразить арбалетчику. – Ремесло впитывается в кровь. Без него становится трудно жить, оно единственное становится смыслом существования, особенно в наши времена. Новое место, новые люди. Новое покушение, вот только финал в точности такой же…

– Яд. – Со знанием дела ввернул Федриго. – На этот раз его пытались отравить, и я слышал он успел выхлебать немалую часть вина, прежде чем обнаружил подмену…

Ахмер собирался грубо осадить мальца за то, что тот перебил его, но их разговор прервал донёсшийся из хижины звук, приглушенный стенами и расстоянием, но всё равно различимый. Сначала грохот переворачиваемой мебели, а потом, после небольшой задержки, резко оборвавшийся, сдавленный вскрик.

Ахмер сразу вскочил с насиженного места, арбалет в его руках нацелился на дверной проём. Он стал медленно переступать ногами, приближаясь к хижине, реагируя на малейшее движение. Не искушенный в военных делах Федриго покрепче ухватился за рукоять старого меча, пожалованного ему Эстором. Клинок он оголял лишь несколько раз, когда Красные Перья потехи ради принимались с ним фехтовать. У него не было никакого опыта использования оружия, отчего колени дрожали. Юноша на небольшом расстоянии следовал за Ахмером. Из хижины не доносилось ни звука, но он осознавал, что тишина эта притворная.

На определённом удалении от дома, обеспечивающем безопасную дистанцию и прицельный выстрел, Ахмер остановился, замер и Федриго, а массивная дверь перед ними распахнулась. Внутри царил полумрак, поэтому сначала наёмники разглядели только силуэт, очерченный длинным плащом. Это был не Эстор. Вышедший поднял вверх руку со сжатым кулаком, видимо, он хотел продемонстрировать свою безоружность, но почему тогда он поднял только одну руку? И что было зажато меж его пальцев? Да и сама рука вид имела непривычный…

– Мы слышали шум. – Крикнул Ахмер, он оценивал расстояние до двери и лежащий на спусковой крючке палец напряжённо ждал команды. – Что там внутри произошло? Кто ты такой? И где Эстор?

Они стояли на залитой солнечными лучами полянке в окружении плетёного забора, один с нацеленным арбалетом, другой – с заржавевшим мечом. Вышедший не проявлял никакой агрессии, но само его появление действовало им на нервы. Ахмер поморщился и дёрнул щекой, когда по ней скатилась капля пота, ему не следовало отвлекаться, фигура была у него на прицеле, и он не собирался выпускать её.