Пьющие небо

Я улыбнулся, и каждый глаз ответил промелькнувшей игривой, беззлобной искрой.

– От улыбки станет всем светлей… – пританцовывая с бутылкой, запел Сеня.

– Я знаю эти глаза. Это… Это мои глаза.

– То-то и оно!

– И все же, где мы?

– Хм… Как тебе объяснить? Можно сказать, мы находимся в точке пересечения всех параллельных и альтернативных реальностей. Собственно, каждый этот наивный и глупый глаз является вполне самодостаточной вселенной.

– Что за чушь…

– Тебе знаком эффект дежавю?

– Еще как. Постоянно им мучаюсь.

– А, знаешь, чем он объясняется? – Сеня выпрямил спину и важно прищурился. – Каждый раз, когда ты в недоумении чешешь репу, застыв у светофора или где, там еще тебя прижмет, твой двойник в параллельной реальности точно так же стоит, разинув рот и растерянно пялится на происходящее. Эффект дежавю – это частичное совпадение параллельных реальностей, его невозможно не почувствовать. Это своего рода контрольный пункт, точка пересечения осей пространственно-временных координат. А иллюзия того, что это с тобой уже случалось, возникает из-за двойников из других вселенных, которые полноправно пользуются этим же моментом. Но это – частичное совпадение, мы же сейчас пребываем в точке полного пересечения.

– В таком случае, где сейчас мои двойники?

– Они едины в тебе, и пока мы здесь, от тебя неотделимы. Но дело не в этом.

– Внимательно слушаю.

– Я не только поразительно умный енот, Кирилл. Я один из хранителей каналов времени. С тобой неувязочка вышла…

Так вот, значит. Приехали. А я-то думал, это просто волшебный пикник.

– Какая?

– Всякое сознание создает множество проекций единой вселенной, тем самым, поддерживая равновесие постоянного расширения. Каждая проекция чрезвычайно важна, и любое искажение ведет к общей дестабилизации. А контрольные пункты помогают поддерживать порядок и отслеживать структуру развития вселенной. Проблема в том, что ты пропустил три последних точки. Это крайне опасная аномалия.

– Но если я сейчас здесь – то все в порядке. Не так ли?

– Не совсем. – Сеня смущенно притупил глаза. – Это экстренно смоделированная сверка. И, к сожалению, диагностика не выявила никаких отклонений. Да. На данный момент все в норме, но любое дальнейшее несоответствие может привести к катастрофе.

– И как нам быть?

– Я буду вести наблюдение. Тебе тоже нужно быть внимательным. Следующая точка пересечения временных осей будет послезавтра.

– Что я должен делать?

– Прошу тебя, главное, отнесись к нашей беседе предельно серьезно. Не думай, что это всего лишь обычный сон. Пожалуй, это единственное, что от тебя требуется.

Я поднял голову и растерянно посмотрел на мерцающие в небе глаза. Многоугольные слова ученого енота не укладывались в моей круглой и не такой уж большой голове, а в груди тревожено свербело.

– Не переживай, – улыбнулся Сеня, – все будет хорошо, всегда бывает…

Мы молча пили коньяк, а небесные зеницы гасли один за другим, растворяя диковинный сон в маслянистых тонах сумеречной палитры.

– И с выпивкой лучше завязывай, – прошептал Сеня, когда стало совсем темно.

4

Тут же стало нестерпимо светло. Я открыл глаза. Палатка была открыта, и лицо нещадно пеклось в жарких лучах полуденного солнца. Нина уже проснулась, на костре кипятился чай.

– Представляешь, мне снился говорящий енот. – Я высунул руку и нащупал фляжку с водой.

– И что говорил?

– Что-то про параллельные вселенные. Причем, уверял, что это не сон.

– Какой образованный попался, – улыбнулась Нина и откусила чудо-фрукт. – Хм, на ириску похож, вкусно.

– Слишком умный. Однако коньяк пил не смущаясь, червей земляных ел.

– Всякий порядочный енот должен есть червяков. А что пил, так ты сам такого ночью заказывал.

– Да уж.

– Это же здорово. – Нина от чего-то просто светилась от радости, была свежа и легка, хотя я проснулся не в духе. – Мне тоже снилось, что я загадала. Еманжи. Она явилась мне ничуть не грозной, наоборот, была очень ласкова и даже сентиментальна. Она показала мне свой чудный сад с живыми цветами, которые поют. Все море было насыщено волшебной музыкой. Сказка!

Ополоснувшись холодной водой, я первым делом проверил коньяк, словно он, действительно, мог быть выпит во сне. Конечно же, ничего не убавилось, и вопреки советам енота я сделал большой глоток. Голод меня не беспокоил, но я все же съел пару фруктов, и не без удовольствия. Затем мы как обычно отправились на пляж, где встретили Эдгараса и Комету.

– Ну что? – усмехнулась она, сверкнув эмалью неестественно ровных и белых зубов. – Как твои феи?

– Вот моя фея, – кивнул я в сторону Нины.

Комета перевернулась на песке и обнажила смуглую спину, на которой цветными змеями шевелилась странная татуировка. Комок сплетенных щупальцев, пронизывающих древнеиндийские символы, пульсировал и извивался, меняя яркость, оттенки цветов и глубину резкости. Казалось, ее спина поражена диковинными паразитами, ведущими жизнь на поверхности кожи.

– Нанотату, – пояснил Эдгарас, уловив мой взгляд.

– Словно живая, – удивилась Нина.

– Так и есть. В поселке такие за час делают.

– Такую не повторить, – заметила Комета со сдержанной гордостью, – эскиз мой, а кололи в Гоа.

– Занятно. В ней что-то есть? – я указал на фляжку, что валялась рядом.

– Коньяк, – хитро прищурился Эдгарас, – угощайся.

5

Утром я вновь убедился в бесчисленных достоинствах местного коньяка. Всю ночь мы скакали под барабаны и поглощали его в неприличных количествах. Я даже не помнил, как оказался в палатке. Поразительно, но Нина тоже. Однако похмелья на следующий день не было. Ни у меня, ни у нее. И весьма кстати. Ближе к полудню приехал отец. Не то, чтобы он мог расстроиться, но не хотелось встречать его с опухшей физиономией.

– О работе ни слова! – ухмыльнулся он, обнимая меня, – пять лет в отпуске не был.