Пьющие небо

Высокий и крепкий, он и в пятьдесят сохранял юношескую бодрость. Его врожденный энтузиазм всю жизнь был для меня недосягаемым примером. Во многом, благодаря работе, которой отец был фанатично предан. Пожалуй, лишь седые кудри выдавали его настоящий возраст.

– Ручей далеко? – спросил он, поставив палатку.

– Полчаса ходьбы. Наверху. В горах.

– Хочу прогуляться, может, за водой сходим?

– Идите-идите, – хитро улыбнулась Нина, видимо, подумав, что отец хочет о чем-то поговорить со мной, – я буду на пляже, или у Лены с Владом.

Но поднимались мы молча. На горной тропе у самого обрыва мне вдруг резко стало душно. Ноги вмиг налились свинцовой тяжестью, в ушах зазвенело, перехватило дыхание. Все закружилось в мутном хороводе, в глазах потемнело.

– Ты в порядке? – донеслось до меня искаженное эхо.

Ответить было уже невозможно. Я провалился в черную бездну и летел к самому дну. Ни страха, ни боли, лишь бесконечное падение в пустоту. Меня безжалостно выдернули из моего родного мира, как морковь из грядки, и бросили на корм скоту. Внезапно я ощутил сильный удар и увидел перед собой шершавый бетонный потолок. Отвратительно грязный, неровный, пугающе осязаемый. Будто ничего кроме него не существовало, и существовать не могло. Весь мир – одна непробиваемая стена отчаяния. Ни солнца тебе, ни неба, и рядом никого в помине нет… Я попытался вдохнуть, но не смог. И тут я снова погрузился во тьму, а, может, просто кто-то выключил свет.

Когда открылись глаза, оказалось, что я лежу прямо на тропинке. Склонившись над моей головой, отец смачивал мне губы водой из фляжки. Вид у него был растерянный.

– Что случилось? – прохрипел я ссохшимся горлом.

– Ты потерял сознание…

– Надолго?

– Нет. Всего на несколько секунд. Как ты?

– Уже лучше. Возможно, это похмелье. Вчера я изрядно принял. Не беспокойся…

Отец задумчиво почесал голову и достал из кармана сигареты. Я и не знал, что он курит.

– Странно все же… У тебя никогда не было проблем со здоровьем. Надо вызвать врача из поселка.

Я почувствовал, что могу встать, и поднялся на ноги. Удивительно, но чувствовал я себя превосходно. Наверное, всего лишь закружилась голова, высоко все-таки. Вспомнил енота Сеню. Контрольная точка! По его словам, она должна быть как раз сегодня. Возможно, мой обморок она и есть. Хотя, нет… Чушь редкостная.

– Пап, я в порядке. Не волнуйся.

– Ты уверен?

– Более чем.

Отец закурил, и мы какое- то время молча сидели на склоне. Чтобы отвлечься, я завел разговор о работе. Весь путь до ручья и обратно отец размахивал руками как полоумный дирижер. С горящими глазами он говорил о предстоящей премьере, дальнейших планах и различных проблемах, с которыми приходилось сталкиваться. Мое настроение улучшилось, и я думать забыл о случившемся обмороке.

Нина ожидала нас у палатки. Она была слегка взволнованна.

– Почему вы так долго? Что-то случилось? – спросила она, слегка прикусив губу. Встревоженные глаза внимательно вглядывались в наши лица.

– Все хорошо. Мы просто не торопились. – Зная ее впечатлительность, мне не хотелось ее беспокоить даже по пустякам.

– Да что тут может произойти? – поддержал меня отец. – Не знаю, как вы, а я иду купаться!

Окунувшись в море, я выполз на горячий песок. Отец потягивал из фляжки коньяк и довольно щурился, разглядывая радужные узоры, запущенные в атмосферу небесными магами из поселка. Он был похож на огромного морского льва, разложившего свое сытое тело на девственном пляже.

– Любопытная штукенция, – промурлыкал он.

Нина достала из сумки чудо-фрукты, и мы подкрепились. Окружавшая нас благодать, была настолько полной и всепроницающей, что в сознании совсем не осталось места для иных мыслей и чувств, не связанных с этой дивной действительностью. Да. Я был кем-то когда-то где-то. Ходил в школу, в институт, затем на работу. Был опутан сплошной суетой с крупицами вымученного отдыха. Однако, будто это все не со мной было. Нелепая галлюцинация моего истинного «Я», чей настоящий дом всегда находился в данном моменте свободы и радости, а не в несуществующем прошлом и будущем.

На закате мы зашли за Владом и Леной и вместе отправились к Эдгарасу. Большой костер уже пылал как на масленице. Смуглый, бритоголовый парень с аккуратной бородкой играл на гитаре, а завернутая в темную тунику девушка пела на незнакомом языке. Ее низкий голос гулко вибрировал, словно огромный якутский варган и пробирал до костей. Песня была печальной.

– Что это за язык? – спросила Нина.

– Эсперанто. – Отец удивленно пожал плечами. – Знает ведь еще кто-то…

Когда вибрации стихли, все захлопали в ладоши с такими улыбками до ушей, что я невольно ухмыльнулся. Это напомнило утренник в детском саду. Певунья уловила мою усмешку и уперлась в меня твердым взглядом. Ее большие, смолянистые глаза и черные косы делали ее похожей на египетскую жрицу и египетскую кошку одновременно. Это рассмешило меня не менее, я прикусил губу, чтобы совсем не расхохотаться.

– Зачем во всем ты видишь искушение? – неестественно громко прошептала она.

– Что? – переспросил я.

– Это название песни, – улыбнулась она уже ласково.

Гитара проснулась, и голос тревожно запел:

«Зачем во всем ты видишь искушение?

Зачем везде тебе мерещится подвох?

В иллюзии одной твое спасенье,

Иллюзия твоя и есть твой бог.

Иллюзия твоя и есть твое мученье,

Иллюзия твоя – ты сам и есть.

Нелепы и слепы твои сомненья,

Которым и числа, увы, не счесть».

«Чушь!» – решительно подумал я и приложился к бутылке.

– Оксана, – представилась певунья, – а это мой друг Казим.

Гитарист с отработанным достоинством эффектно кивнул головой:

– Добро пожаловать.

– Вы так чудесно поете, – по-детски восхитилась Нина. – Это настоящее волшебство.

– Волшебство вокруг, – загадочно развела руками Оксана.