Мария. И что за письмо?
Анастасия. Кто-то хочет нас спасти – вернее, хочет спасти папа, а значит – и всех нас. В этом письме, которое папа прочел мама, так и сказано: «Будьте наготове, помощь близка, верные вам люди делают все для вашего спасения».
Мария. А с чего ты взяла, что это – именно солдаты?
Анастасия. А кто же? Мама даже сказала папа, что пока идут бои, шансы на спасение остаются – но при этом она еще сказала, что письмо это похоже на провокацию…
Мария. На провокацию? На какую провокацию?
Анастасия. Тут папа и мама по-разному думают, как я поняла. Папа считает, что поблизости есть верные офицеры, которые пытаются нас спасти. А мама считает, что наши тюремщики только и ждут того, чтобы папа или кто-то из семейных приближенных совершил какую-нибудь оплошность. Одним словом, мама не верит, что это письмо написано нашими друзьями…
Мария. А ты кому веришь?
Анастасия (задумчиво). Конечно, мне бы хотелось верить папа, верить в то, что кто-то готов нам помочь и… (затихает)
Мария. И все равно не веришь?
Анастасия (качает головой). Не верю.
Мария. И я не верю. И тем страшнее думать, что с нами будет.
Анастасия. А что с нами будет?
Мария. Я вообще не понимаю этих людей. Они странные, вот – назначили нового коменданта, тот вроде бы папа понравился, папа сказал, что прекратилось воровство…
Анастасия. Да, даже яйца стали давать, и Алексею он помог с гипсом…
Мария. Но теперь папа говорит, что он ему нравится всем менее и менее… Сестрица, меня переполняют странные, очень странные чувства, милая сестрица… Вроде бы наша судьба ясна – мы изгнанники, и Господь ведает, сколько нас будут держать под присмотром, но весь ужас в том, что наше будущее скрыто таким туманом, что и думать о нем страшно…
Гаврила. Ну, вот и не думай.
Мария. Ой, кто это?
Гаврила. Кто-кто… Я это, Мария Николаевна, Гаврилой меня зовут…
Анастасия. Что-то я раньше вас тут не видела.
Гаврила. Может, Анастасия Николаевна, это все от того, что меня тут попросту не было?
Анастасия. А, вы тоже из новых?
Гаврила. Да это ведь как поглядеть – из новых ли али из старых… С одной стороны – из новых, конечно, да. А с другой – старше меня вряд ли кого найдете…
Анастасия. Вы, значит, тоже нас охраняете?
Гаврила. Это уж завсегда, это неизменно. Охраняю, да. И вас, и не вас.
Анастасия. И родителей? И сестер? И Алексея?
Гаврила. Да всех, всех охраняю, милочка.
Анастасия. Плохо охраняете.
Гаврила. Это отчего же?
Анастасия. Да воруют ваши охранники-то! Вон, при прежнем коменданте все воровали!
Гаврила. Ну, так то – при прежнем. Вон, новый пришел.
Мария. Ну а новый-то чем лучше прежнего?
Гаврила. Это вы верно подметили, Мария Николаевна, в самую точку, так сказать. Что новый, что старый, что прежний, что нынешний – разница невелика, если в суть людскую не смотреть…
Мария. Прежнему никуда смотреть не надо было – достаточно понюхать его и все. Нынешний хотя бы не пьет и другим запрещает.
Гаврила. Думаете, в этом все дело? Человек хороший, раз не пьет?
Мария. Если бы только так и можно было отличить плохих людей от хороших…
Гаврила. Верно. Все верно. Не отличить. Так – не отличить. Есть для этого совсем иное средство. О другим поступкам будут судить, да уже, наверное, не мы.
Анастасия. А кто?
Гаврила. Кто-то другой, кто будет после нас… После вас…
Анастасия. Как это – после нас? Это когда мы умрем? Когда нас не будет?
Гаврила (пожимает плечами). Может, и так…
Анастасия. И когда это случится?
Гаврила (пристально смотрит на нее). А вам так хочется это знать, Анастасия Николаевна? Вам действительно хочется знать свою судьбу, свой день и час?
Анастасия. Но я и так знаю, что он еще не скоро наступит!
Гаврила. Это откуда же такая уверенность?
Анастасия. Мне всего семнадцать!
Мария (Гавриле). А что это вы с нами решили про судьбу поговорить?
Гаврила. Я-то? Да так, просто… Ох, девоньки, порой заболтаешься и такую чушь начинаешь городить – вы уж простите старика.
Анастасия. Да мы и не обижаемся.
Гаврила. Ну вот и хорошо, вот и славно, вот и ладушки… А теперь – бегите, бегите, скоро обед… А я пока вот тут, вот туточки посижу…
Анастасия. До свиданья (делает легкий книксен и убегает).