На перепутье дорог. Повесть

На перепутье дорог. Повесть
Павел Васильевич Шахматов

Трудная и интересная судьба русских на чужбине – в Китае, где начинали жизнь с нуля, переживали приходы японской и советской армий, трудились, создавали большие семьи, строили храмы, школы, культурные центры…

На перепутье дорог

Повесть

Павел Васильевич Шахматов

© Павел Васильевич Шахматов, 2019

ISBN 978-5-4496-1750-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Трагедия России – в разделенности русского народа. Раскидан он по странам и материкам, растерзан по идеологическим нишам и церковным приходам. Только одно нас и объединяет – память о родном доме, где бы он физически не находился, память о матери, отце, братьях, сестрах. За ними – вечный, архетипичный образ Руси, со всеми ее бедами, долью и величием.

Новая книга Павла Васильевича Шахматова рассказывает лишь об одном миге бытия русского народа, о жизни нескольких русских поселков когда-то существовавших на севере Китая, в Маньчжурии, куда забросила судьба их основателей и насельников после страшных лет Гражданской войны 1920-х годов и коллективизации 1930-х. Спасая свои жизни, свои семьи из Забайкалья за Аргунь в Китай бежали казаки, крестьяне, приисковые рабочие, промышленники, интеллигенция… Их было много тысячи, сотни тысяч.

«На перепутье дорог» – не первая книга Павла Васильевича о Трехречье, маленьком уголке «русской» земли в Китае. Первая вышла в свет в 2014 году, она так и называлась – «Трехречье», и в жанровом отношении представляет собой историко-документальное исследование. Автор в ней – летописец свей Малой Родины, пережившей и период свободного заселения, и японскую оккупацию, и приход частей Красной Армии, освободившей Китай в 1945 году. Информация, полученная от очевидцев событий, перемежается с материалами документов, сухими архивными данными, ссылками на различные работы историков. Новая книга имеет совсем иной характер. Перед нами – художественный текст, который создан прежде всего на основе собственных воспоминаний автора. Повесть, которая родилась из долгих разговоров о пережитом в семье Павла Васильевича, из его бесед с трехреченцами, уехавшими из Китая в Австралию.

Период, которому посвящена повесть, выбран не случайно. В 1950-х годах русские трехреченцы (и не только) оказались вновь на перепутье. Разделились семьи, рвались дружеские связи – кто-то собирался уезжать в Советский Союз, кто-то в Австралию или любую другую страну, которая принимала русскую эмиграцию, кто – то решался оставаться в Китае, надеясь, что их минуют грядущие события. Именно этим кризисным годам «Русского Трехречья», которые привели к исчезновению этого маленького уголка «Зарубежной России», посвящена повесть Павла Васильевича. И хотя ее герои носят вымышленные имена (такова природа художественного текста!), многие из еще живых трехреченцев обязательно узнают в ней себя, своих родных, друзей, знакомых.

Читая повесть, я вспомнил рассказы Павла Васильевича, услышанные в те несколько весенних вечеров 2015 и 2016 годов,

когда мне посчастливилось быть у него в гостях. В доме на Перл Бич. Читая вспомнил его лукавую улыбку, супругу Татьяну, которая незаметно для нас создавала неповторимо-уютную атмосферу обычных дачных посиделок то ли где-то недалеко от Москвы, то ли крымском берегу Черного моря. Помню, я как-то воскликнул – «Это Вам нужно записывать!» И услышал – «А я и записываю».

Живая речь повествований Павла Васильевича удивительным образом точно перенесена на бумагу. Для меня, как для фольклориста, это пример литературного текста, который опирается на стихию устной словесности, являясь по существу литературным переложением устных рассказов, притчевых историй, анекдотов, этико-философских народных суждений о жизни и истории горстки русского народа, когда – то проживавшей в Китае.

И главное – книга Павла Васильевича придет к российскому читателю. Она – одна из тех ниточек, которая сегодня связывает наш разделенный народ и дает возможность, оглядываясь на прошлое, думать – как нам строить наше общее будущее…

Владимир Кляус, доктор филологических наук, фольклорист.

На перепутье дорог

Сквозь морозную пелену льется бледный свет луны на спящую, снегом окутанную деревню. Тишина. Кругом ни звука. Словно по взмаху волшебной палочки зажигается свет сначала в одном доме, затем в другом и вот засверкала огнями уже вся деревня. Из труб столбом повалил дым, устремляясь в ночную небесную даль и растворившись там, исчезает. Шумом, криком, скрипом саней, лаем собак наполнился воздух.

От легкого прикосновения руки матери, Степан проснулся.

– Пора вставать, завтрак уже готов, – тихим голосом проговорила мать.

В комнате был полумрак, на кухне небольшая керосиновая лампа с убавленным фитилём давала слабый свет. В избе было прохладно, недавно затопленная печь, где ярким пламенем горели лиственничные дрова, громко постреливая искрами, еще не нагрела помещение. У деда были заготовлены много лет тому назад бревна, он собирался сделать к дому пристройку, но все не доходили руки, да и последующие события окончательно загубили его мечту. Лиственничные бревна пустили на дрова.

Внутри небольшого дома было тесно, но уютно. В правом углу стояла большая кровать, рядом широкий комод, у дверей слева кровать поменьше, большой кованный сундук находился у самой стены, под окном расположен стол и стулья, тут же небольшой письменный столик, в итоге оставалось совсем немного свободного пространства. Маленькая кухонька и русская печь занимали место вправо от двери. Под потолком в переднем углу кивот с иконами, посередине большой образ Спасителя в серебренной ризе перед которой в праздничные дни всегда ярко горела лампада.

Отбросив теплое одеяло, Степан сел на край кровати, потянулся рукой к стулу, где лежала с вечера приготовлена верхняя одежда, одел на себя, помимо рубахи, еще теплую фуфайку, связанную бабушкой Еленой, которой уже нет в живых. Нет и деда Захара, арестованного органами НКВД в 1945 году и вывезенного на территорию СССР.

Катанки, подшитые кожей были поставлены на просушку около обогревателя. Присев на стул, Степан стал умело навертывать портянки, чему его учил еще дед, который считал это самым главным, чтобы ноге в обуви было удобно, ни туго и не слабо. Младше его братья и сестра продолжали спать спокойным сном. Холодная вода из умывальника освежила лицо, шею и тут же согнала дремоту. Степан негромким голосом поздоровался с Галиной Тихоновной, хлопотавшей на кухне:

– Доброе утро, мама

– И тебя с добрым утром, сынок, садись за стол.

На столе стоял уже незамысловатый деревенский завтрак: еще шипящая на сковороде поджаренная на сале картошка, соленые огурцы, лук и толстыми кусками нарезанный хлеб из пшеничной муки. Быстро покончив с едой, Степан напоследок выпил стакан теплого молока. Обвернул вокруг шеи вязанный шарф, надел уже не новый дубленый полушубок, натянул на голову шапку – ушанку и вышел из дома. Резким холодом ударило в лицо, по телу пробежала дрожь. С высоты небес луна лила свой слабый свет на заснеженную землю, вся деревня окутана легкой туманной пеленой, повсюду слышатся звуки людских голосов, скрип полозьев саней, фырканье и топот лошадей. Жители проснулись, каждый спешил осуществлять свои планы, намеченные на этот день.

Сдернув с крючка узды, Степан направился в конский двор, поймал лошадей и подвел их к стоящей у самой стены сарая длинной деревянной колоде с обледенелыми краями, зачерпнув ведрами из бочки воду, что стояла около дверей в сенях, наполнил ее. Лошади пили мало, пришлось остаток воды выплескать на снег. Надел на лошадей сбрую, по очереди запряг, в приготовленные с вечера сани, загрузил охапки две сена для лошадей, привязав маниловской веревкой.

Степан еще раз проверил завертки у саней, на месте ли пила и топор, убедившись, что все в порядке, вернулся в дом. Мать уже приготовила ему продукты, чтобы взять с собой в дорогу, так как предстояла поездка с расчетом на двое суток. Когда-то съездить в лес было дело одного дня, но шли годы, росло население, ближайшие участки уже были вырублены, а поэтому с каждым годом приходилось ездить за дровами все дальше и дальше.

Мать заранее попросил соседа Дмитрия Георгиевича (Митяя) Чикирева присмотреть за сыном и помочь ему советом, где и какие спиливать лесины на дрова, так как это была первая самостоятельная поездка в лес четырнадцатилетнего Степана. Он ездил мальчишкой и раньше с отцом в ближайший лес за тальником, но совершенно в иной роли. Ему было приятно быть рядом и наблюдать как сильными руками ловко и проворно орудует отец, Степан ощущал чувство радостного удовлетворения, когда отец просил его, шестилетнего мальчишку в чем то ему помочь. А сколько было радости, когда отец дозволял ему управлять лошадью и он, сидя сверху на возу, был переполнен чувством полного удовлетворения.

Сказав несколько напутственных слов, мать благословила сына: «Поезжай с Богом, да будь осторожен, лошадей не перегружай». Сосед уже поджидал, Степан присоединился к нему и они тронулись в путь. Выехав за деревню, лошадей пустили на легкую рысь. По всем признакам приближался рассвет, впереди расстилалась холодная, пушисто-белая пустыня, укутанная морозной мглой. Прямо в лицо подул ветерок, мороз стал проникать сквозь швы полушубка, Степану пришлось сверху еще надеть доху, сразу почувствовалось теплее. Медленно начал белеть восток, на чистом сером небе уже начинают бледнеть звезды, скоро они совсем исчезнут, кругом тишина, только слегка поскрипывают полозья саней, плавно скользящие по накатанной дороге.

Дорога долгое время шла вдоль речной долины, то удаляясь, то вновь приближаясь к замерзшей реке. Густой кустарник в белоснежном узоре беспрерывно тянулся по обе стороны реки, да кое-где одиноко стояли молодые стройные тополя, изредка, вдоль берега попадались, склонившиеся над рекой припудренные инеем ивы. Кругом сплошной белый ковер, только вдали чуть виднелась гряда гор с крутыми голыми черными скалами. Казалось, что все замерло и дремлет под белым пушистым покровом, вокруг ни шороха, ни звука, только с небес лила свой слабый матовый свет на землю бледная луна.

Степан старался не отставать от соседа и ему приходилось постоянно подгонять своих лошадей. Дорога все еще шла долиной, но вот она пересекает замерзшую речку и вскоре сворачивает в широкую падь, далее она идет вдоль горы, начинается длинный пологий подъем. По склону горы растает молодняк, весь старый лес давно хищнически вырублен, только кое-где из-под снега торчат изгнившие пни. Вдали начал розоветь восток и, вскоре из-за далеких заснеженных сопок, появляется огненный диск солнца, пробиваясь своими лучами сквозь зимнюю мглу. Сильнее подул утренний ветерок (хиуз), Степан сбросил доху и решил немного пройтись, чтобы размяться.

После длительного спуска с горы, дорога долгое время еще будет пересекать небольшие перевалы и узкие пади, прежде чем она приведет прямо к избушке под горой. Около барака уже было несколько груженых дровами подвод, готовых отправиться в обратный путь. После обмена приветствиями с сельчанами, Степан и сосед Митяй, не распрягая лошадей, задали им корм и вошли во внутрь деревянного домика. Эта было небольшое помещение, скорее всего когда-то оно служила убежищем для охотников, сейчас же имела жалкий, запущенный вид, потолка не было, сквозь щели в крыше виднелось бледно-голубое небо. Недалеко от двери оледенелое маленькое окошко, сквозь которое едва пробивались лучи солнца, поэтому внутри всегда был полумрак. Тем не менее, здесь можно было спасаться от сильного холодного ветра. Посредине стояла видавшая виды железная печурка, на которой еще недавно разогревали пищу, кипятили воду и где все еще тлели черные угли.

Отбыли односельчане с возами дров, освободив место в бараке, куда новоприбывшие перенесли одежду и провиант. Наскоро перекусив, Степан поменял катанки на теплые сапоги (унты) и они с соседом отправились в лес. До того места где предполагалась напилить дров, было еще не менее двух километров. От широкой долины отходило множество распадков, склоны которых были покрыты сплошным лесом, в одном из них Степану предстояло свалить несколько деревьев и распилить на кряжи равной длины. Сосед указал рукой вправо и говорит:

– Езжай в ту сторону, а я проеду подальше.

Так как это была Степана первая самостоятельная поездка в лес за дровами, а поэтому он рассчитывал, что сосед Митяй ему подробнее объяснит, как и с какой стороны начинать спиливать лесину, так как деревья росли по склону горы. Но получилась так, что Степан остался в лесу один на один с этой сплошной стеной белоснежных берез.

Дмитрий Георгиевич Чикерев был человеком молчаливым, на его сильно смуглом лице редко появлялась улыбка, отвечал на вопросы коротко, без подробных разъяснений. Среднего роста, чуть сутуловат, в работе проворен и имел, как говорят, золотые руки. Совершенно противоположной по своей натуре и характеру была его жена, Евдокия, отчаянная, веселая, шумливая, ее звонкий пронзительный голос слышен из далека. В семье было четверо детей, две девочки погодки, два сына, младшему семь лет.

Вместе с ними жила мать Дмитрия, Марфа Петровна, рано овдовевшая, она всю свою жизнь посвятила своему единственному сыну. До сих пор она проявляет к нему свою чрезмерную материнскую заботу, смущая этим Дмитрия. Он, не уставая увещевал ее: «Мама, я уже взрослый человек, у меня семья, не нужно относится ко мне, как к ребенку».

– Митенька, для меня ты будешь ребенком до конца дней моих, – прижавшись к нему, со слезами на глазах, отвечала Марфа Петровна.

Первые же дни, после переезда Артемьевых в Николаевку, Марфа Петровна, была одна из первых, кто навестил новоселов. Она подробно рассказала им о будущих соседях, а потом и жителях всей улицы, давая каждому свою характеристику. Советовала с кем дружить, а кого обходить стороной, предупреждала, что в конце улицы живет Спиридониха, скверная старуха, она может наложить порчу не только на людей, но и на животных. В заключение дала понять, что будьте ближе к ней и она не даст их в обиду. Марфа Петровна стала постоянным посетителем дома Артемьевых. Справедливости ради нужно сказать, что парой она давала им нужный совет и оказывала помощь.

Делать было нечего, Степан свернул вправо и направился к стоящему на склоне горы березняку, привязал лошадей к лесине, положив перед ними охапку сена, углубился в лес. Спиливать разрешалось только сухостой, поэтому приходилось выискивать его, пробираясь по глубокому снегу. Наконец, найдена большая полусухая лесина, Степан стал пилить ее под самый корень. Допилив до середину ствола, пилу начало зажимать, тогда он решил начать пилить лесину с другой стороны, но вскоре пилу также было трудно продернуть. Попытка столкнуть дерево не дала результата, и тут мелькнула в голове догадка. «А, что если под углом надрубить топором нижнюю сторону спила?». Степан так и сделал, после некоторых усилий лесина рухнуло на землю, обламывая сучья соседних деревьев. Распилив дерево на несколько кряжей одной длинны, Степан пошел искать следующую, такую же сухую лесину, но найти её было не так – то просто, в этом месте уже побывало немало людей. В конце концов ему удалось спилить еще одну небольшую березу, теперь этого было уже достаточно чтобы нагрузить одни сани.

На следующий воз Степану пришлось пилить дрова уже в соседнем распадке. Несмотря на морозный воздух, он скинул полушубок, работал в одной фуфайке, одетой поверх рубахи, ему было жарко, из – под шапки на лоб скатывались крупные капли пота. День неуклонно приближался к вечеру. Теперь нужно было напиленные дрова сгрузить на сани, ему, еще не окрепшему четырнадцатилетнему пареньку сделать это было не так – то просто.

Темнота спускалась на землю, длинные серые тени окутывали деревья и кустарники, Степан решил возвращаться к бараку, нагрузив дровами только одни сани. Вскоре к стоянке подъехал сосед, у него уже двое саней были загружены свежеспиленными кряжами дров.

– Ну, как дела? – спросил сосед.

– Все в порядке, только не успел загрузить вторые сани, -ответил Степан.

– Ничего, станем завтра пораньше и все успеем. А ты, Степан свалил лес в одном месте?

– На последний воз, нет – ответил он.

Когда Степан ему все объяснил, сосед с усмешкой сказал