Летаргия 2. Уснувший мир

– Вопрос не ко мне, а к монаху, – небрежно бросил Логарифм. – Чудеса по его части.

Отец Ануфрий покачал головой.

Вешников наклонился к Логарифму:

– А другие варианты?

Эколог пожал плечами, зловеще прищурился.

– Слабо верится в группу добрячков-энтузиастов, ездящих от станции к станции и запускающих систему охлаждения. К тому же они должны хотя бы немного разбираться в атомной инженерии. Возможно, защитные системы ещё действуют или кто-то заинтересован в том, чтобы станции не рванули.

– Кто?

Логарифм обвёл спутников своим тяжёлым фирменным взглядом исподлобья:

– Паразиты. В многообразии живых организмов они всегда занимали громадную нишу. Существа, которые не желают добывать ресурсы самостоятельно и предпочитают использовать энергию хозяина.

– Не понимаю, – нервно моргнул Вешников.

– Среди выживших есть те, кто спит сном Белоснежки, их аккумуляторные батареи приближаются к нулю. Есть бродяги вроде нас. Они влачат своё жалкое существование и никак не могут понять, для чего избраны. И наконец, есть те, кто питается бодрствующими и спящими, подсасывают жизненные силы, вроде энергетических вампиров, в которых верят суеверные девы, начитавшиеся эзотерических книжек. Если представить, что человечество – единый живой организм, паразитам есть чем поживиться. Но убивать всех хозяев сразу – значит остаться без дармовщины.

– По-вашему, это они контролируют работу атомных станций?

– Я сказал: возможно. Они могут проявлять заботу о нас, как муравьи, доящие тлю.

– Кто они? – не выдержала Кира. – Бездушные зомби? Каннибалы? Нетопыри с кожаными крыльями?

– Наркоманы, – оборвал её монах, и все повернули головы на звук его голоса. Ануфрий неловко потупился: – Вы единственная, Кира, кто с ними ещё не встречался лично. Да, вы и ещё наш друг сомнолог.

– Наркоманы? – рассеянно повторила девушка.

– Да. Только их наркотик – не героин и ему подобные вещества, а наша с вами жизненная энергия. Ибрагим прав: они вроде вампиров, сосут её из нас. И для этого им не требуется делать проколов на шее.

– Откуда вы это знаете?

Отец Ануфрий через силу улыбнулся, кривая морщинка изрезала ровный лоб.

– Рыбак рыбака видит издалека. Между жизнью пилота и жизнью монаха была ещё одна жизнь, которую я плохо помню. В ней было маловато смысла, но кое-что полезное я вынес: научился отличать людей, зависимых от дозы, от всех остальных. Под дозой я разумею и такие наркотики, как власть и сила.

– Значит, по-вашему, они всё-таки люди?

– Больные люди, жестоко страдающие от своей зависимости.

Проходя через стойки паспортного контроля, их группа разделилась, затем поспешно собралась воедино.

– Здесь я не соглашусь с нашим великим молитвенником, – объявил Логарифм, косясь на отца Ануфрия. – Наши нетопыри вполне разумны, они осознанно причиняют вред другим, но остановиться, увы, не могут. Слишком велик соблазн.

– Это и есть зависимость, – пожал плечами монах.

– К какому терминалу пойдём? – перебил их Вешников.

– Без разницы.

– Хорошо бы посмотреть в окно и выбрать подходящий самолётик…

Коридор резко повернул. Сомнолог запнулся.

Кира вскрикнула и зажала ладонью рот.

Посреди прохода, прислонившись спиной к колонне, сидела стюардесса. Её голова лежала на груди, пилотка едва держалась на макушке, ноги в остроносых красных туфельках разъехались.

– Она мёртвая или спит? – выдавил из себя Вешников.

Никто ему не ответил. Потому что вопрос относился к риторическим. В воздухе уже чувствовался сладковатый запах перегнивших листьев и железа. Ладони несчастной скрутила посмертная судорога. Окоченевшие пальцы сложились в чаши, словно умирающая в последние минуты жизни просила милостыню сразу двумя руками.

Вид неподвижного женского тела в униформе заставил всех надолго замолчать, жёстко оборвал поток рассуждений и заумных гипотез. Вид смерти ураганом ворвался в неторопливый ритм жизни, в котором вся компания существовала последнюю неделю.

В новом мире, где для горстки выживших всегда полно пищи и тёплой одежды, всегда есть где лечь спать и чем себя развлечь, труп молодой стюардессы казался чужим, лишним. Особенно здесь, в аэропорту, вдали от города-фантома, который на расстоянии воспринимался как нечто фантастическое – гигантское чистилище, усыпальница для жителей, застрявших между жизнью и смертью.

Тым подошёл к покойнице, под ногами захрустели осколки стёкол, сел на корточки, изучил цепкими глазками сведённые руки, заглянул в опущенное лицо.

– Много-много боролась. Не хотела умирать.

Кира почувствовала, как сжимается желудок. Перед глазами запестрили мошки.

– Она умерла во сне?

Тымнэвакат пожал плечами:

– Этого тело не говорит. Тело говорит, что из него забирали силу. Оно сопротивлялось, не хотело сдаваться. Видишь, кожа как у мумия? На холоде так не умирают, даже на таком слабом, как здесь.

Кира бросила короткий взгляд на стюардессу. Кожа на запястьях и ладонях обтянула бугры на костях, словно высохла под солнцем. Белая перчатка была только на одной руке.

– Эта не похожа на других мёртвых, – продолжил Тым, хмурясь. – Эта умерла иначе. Её выпили. Нисего не оставили.

Ануфрий вздохнул, закрыл глаза и начал что-то шептать про себя. Янтарные чётки в его руках монотонно бряцали.

– Молитесь-молитесь, – пробормотал Логарифм. – Но лучше о тех, кто остался. О нас.

Монах открыл глаза, удивлённо поглядел на доцента.

– Всё верно, – кивнул учёный. – Она из нашей когорты – выживших и одарённых. И за ней охотились.

– Она не успела с нами встретиться, – пробормотала Кира. – Возможно, подумала, что осталась одна на целом свете. Если бы мы пришли сюда на пару дней раньше…

– Нас могло бы уже не быть, – оборвал её Логарифм. – Для одиночки она неплохо справилась. К тому же в отличие от нас успела обнаружить у себя дар и воспользоваться им.

С этими словами он махнул рукой в сторону выключенного кофейного автомата.