Остров Робинзонов

И девушка вытащила небольшой сверток, также завернутый в холст. То был изящный кожаный несессер, где лежали ножницы, нитки, иголки, наперсток, затем гребенка, головная щетка, зубная щеточка, зубной порошок, полоскание для зубов и, наконец, карманная аптечка с запасами хинина, антипирина, ипекакуаны-рвотного, ревеня и т. д., причем не было забыто даже льняное семя для припарок и горчица для горчичников.

– Бедная женщина! – прошептали брат с сестрой. – Все это не помешало ей, однако, умереть.

И на глазах у них навернулись слезы искренней жалости.

Затем Жан открыл кожаный футляр и с восхищением вынул то, что в нем находилось.

Это была великолепная двустволка. Один из ее стволов заряжался пулей и обладал страшной меткостью боевого ружья. Кроме того, это оружие было с репетицией: в никелевой вращающейся коробке под прикладом Жан нашел двенадцать патронов, семь – со свинцовой дробью и пять – с коническими пулями, снабженными стальным концом.

– Чудесно! – воскликнул Жан. – Вот славное угощение для дикарей, которые вздумали бы нас побеспокоить!

И брат с сестрой испытывали детскую радость, перебирая свои богатства.

Да разве и не были они детьми, этот семнадцатилетний мальчик и пятнадцатилетняя девочка? Правда, они были высоки и сильны не по летам. Кроме того, их отец, господин Риво, чрезвычайно сведущий медик, посвятил всю свою жизнь сыну и дочери, потерявшим мать очень рано. Оба они получили самое тщательное образование и далеко опередили в этом отношении своих сверстников. В семнадцать лет Жан имел уже два диплома: бакалавра словесности и бакалавра наук. Жанна со своей стороны не пренебрегала ничем, что требуется от образованной женщины, что украшает ум и обогащает сердце, прибавив к этому и практические сведения, без которых женщина неспособна играть полезной роли в обществе. Искусные во всевозможных телесных упражнениях, дети Риво были обязаны своей физической силе, как и умению плавать, спасением от ужасной смерти, которой не могли избегнуть их товарищи по несчастью. И в настоящее время, вместо того чтобы оплакивать свою горькую участь, они хладнокровно и решительно смотрели в глаза действительности. Жан, спокойно обсуждавший с сестрой их положение, закончил беседу мужественными словами, достойными геройской души:

– Милая сестра, Господь испытывает нас. Но пословица гласит: «На Бога надейся, а сам не плошай». Сколько раз наш отец повторял нам ее! Не будем предаваться унынию. Мы восторжествуем над препятствиями, действуя дружно в борьбе, поддерживая наши усилия ласковым словом и общей надеждой.

– И любя друг друга крепко, не так ли, милый брат? – сказала Жанна, подставляя Жану для поцелуя свой прекрасный лоб.

Прошло два часа со времени их пробуждения. Море теперь убывало, позволяя им сойти на низкий берег. Жанна попросила брата разорвать ей рукав, чтобы она могла переменить свою еще сырую одежду, в которой оставалась до сих пор по необходимости.

– Если Провидение сделало нас наследниками миссис Эллиот, то я воспользуюсь этим, чтобы немного заняться своим туалетом.

– Ты права, – сказал Жан, – а я последую твоему примеру, искупавшись сперва в море.

Полчаса спустя молодые люди кое-как переоделись. Это не обошлось без восклицаний и даже без смеха, который вызвало странное одеяние Жана, облекшегося поневоле в одну из ночных кофт бедной покойницы. Молодость всегда заявляет свои права, и Жанна не могла воздержаться от припадков веселости.

– Теперь, – сказал ее брат, – мы должны предпринять экскурсию, чтобы расширить границы наших владений. Какое несчастье, что при недостатке инструментов у нас нет даже карманных часов!

– Ошибаешься, – отвечала Жанна, – мои часы никогда не расставались со мной. Поищи в моем кармане, ты найдешь их там в кожаном футляре. Может быть, они еще идут, я их завожу только через три дня.

О, счастье! Часы оказались в кармане и продолжали идти. Жан взял их и осторожно открыл. Ничто не было в них повреждено. То был превосходный золотой хронометр. Не будучи кокеткой, Жанна предпочла этот точный инструмент бесполезным, но очаровательным игрушкам, которыми любит украшать себя милая женская суетность.

– Ровно семь часов, – сказал молодой человек и, взглянув на солнце, прибавил: – Солнце описывает угол приблизительно в двадцать пять градусов. Мы в его оси. В полдень оно будет как раз над нашими головами. Знаешь ли ты, что это значит, Жаннета?

– Кажется, знаю, – отвечала та, – это значит, что мы находимся под самым экватором или близко к нему.

– Да, и сегодня вечером, если небо будет ясно, мы окончательно убедимся в этом, так как одновременно увидим созвездия обоих полушарий. А теперь постараемся осмотреться.

Они повернули вправо, то есть к югу, так как север сторожила бесчисленная армия кайманов, авангард которых дети видели вчера.

Вскоре жалобный писк заставил их повернуть голову, и Жан увидал, что эти звуки издавала раненая морская птица. Подойдя ближе, он узнал альбатроса, которому накануне подшиб камнем крыло.

– Товарищ, – сказал юноша, – таковы законы войны. У моей сестрицы была также переломлена рука; это не помешало тебе, однако, очень недобросовестно напасть на нее, за компанию с твоими товарищами. С тобой не случилось бы беды, если бы ты действовал более рыцарски.

И видя, что Жанна смеется, ее брат прибавил:

– Впрочем, мне жаль тебя. Альбатрос, который не летает, уже не альбатрос, он может пойти только на похлебку больным. Ты внушаешь нам сожаление, а мы те же больные. Услуга за услугу. Я прекращу твои страдания, а ты доставишь нам один или несколько обедов. Быть посему.

Двумя ударами приклада он прикончил птицу и стащил ее в пещеру.

– Теперь остается ее ощипать и сварить, – с улыбкой заметила Жанна.

– Конечно, сестрица, но мне всегда говорили, что мясо этих животных грубо и жестко. Мне кажется, что вкус альбатроса напоминает бекаса, его надо есть, когда он начнет слегка портиться.

Они спрятали свою дичь с остатками другой провизии под свежим слоем сухих водорослей, на который навалили три или четыре больших камня, и продолжили свою прогулку вдоль берега.

Им пришлось идти недалеко, чтобы измерить свои владения к югу. Скалистый мыс заканчивался под чрезвычайно острым углом, длиной не более трехсот метров, а по другую сторону этого мыса тянулась область лагун и зловонных болот.

– Право, – воскликнул Жан, – пока мы не узнаем его настоящее имя, можно окрестить наше местопребывание Островом Кайманов.

– Да, – отвечала Жанна тоном глубокой признательности, – и мы должны благодарить Бога, что море выбросило нас на этот клочок земли не шире километра. Немного более вправо, немного более влево – и мы наверно были бы съедены этими ужасными животными.

Тут молодая девушка не могла сдержать крика ужаса. Ее конвульсивно вытянутая рука указала Жану на небольшое болотце, в котором, как бы в подтверждение ее слов, отвратительные земноводные отбивали друг у друга части человеческого тела, еще одетого в лохмотья матросского костюма.

– Фуй! – сказал молодой человек, хватая свое ружье. – Мне ужасно хочется пустить пулю в самого крупного из этой шайки.

Жанна поспешно удержала его и обратилась к нему с такими благоразумными словами:

– Не забывай, что у тебя только двенадцать зарядов. Побереги их для более полезного дела.

– Ты права, сестра, – согласился Жан. – Если мы разбогатеем… относительно боевых припасов, я позволю себе удовольствие убивать каждый день пред обедом по десятку этих гадких животных.

– По этому расчету, – пошутила Жанна, – если мы проживем здесь год, ты уничтожишь десять тысяч девятьсот пятьдесят крокодилов. Это очень недурная цифра. Я уверена, что на всем земном шаре не найдется столько жертв для истребления.

– Жестоко заблуждаешься. Пробовали было составить приблизительную статистику пресмыкающихся и крокодилов, но были принуждены отказаться от этой мысли. В одной Америке, в реках Флориды, Мексики и Гватемалы, две тысячи охотников, с ожесточением занимавшихся их истреблением, не могли очистить от них край. Пришлось удивляться, чем питаются эти неприятные животные, и пришли к заключению, что они пожирают трупы своих издохших собратьев.

Обмениваясь такими мыслями, молодые люди дошли до оконечности мыса; оттуда, обернувшись назад, они могли окинуть взглядом порядочную часть берега, и это обозрение местности доставило им одно драгоценное сведение.

По береговой линии, километров в двенадцать длиной, море омывало низменные земли и доходило до лагун; здесь почва была перерезана местами острыми утесами, подобными тем, на которых теперь стояли брат с сестрой. Наверху лес раскидывал свой громадный непроницаемый зеленый шатер. В каких-нибудь пяти километрах к югу берег внезапно поворачивал на запад крутым изгибом; белая линия кипящих волн и пены против этой извилины указывала на присутствие здесь гряды подводных камней.

– Жанна, – громко заметил брат, – должно быть, там сильное течение.

– Да, – отвечала молодая девушка, – а еще дальше к югу опять начинается земля.

Она указала ему лиловую полосу, неясно выступавшую из тумана.

– Вот что изменяет немного мои предположения, – продолжал Жан. – Вероятно, мы находимся не на острове, а на каком-нибудь полуострове, соединенном с материком. Это жаль, остров больше нравился бы мне.

У Жанны внезапно вырвался крик радости.

– О, посмотри, Жано! Если мы вздумаем подняться к лесу с того места, где стоим, перед нами готовая дорога. Обрушившиеся скалы представляют настоящую лестницу.

И, опершись левой рукой на сильное плечо брата, молодая девушка стала карабкаться с ним по этой лестнице гигантов, которая привела их, наконец, на гребень утесистого берега у самой лесной опушки.

– Девственный лес! – воскликнули они в один голос и с одинаковым чувством страха и восхищения.

Да, то был действительно девственный лес, лес экваториальный, со своей пышной растительностью, порождавшей нездоровые испарения. Только одно море, прорезав в этом месте почву, помешало его распространению дальше к востоку. К западу лес, должно быть, простирался беспрепятственно со своей страшной и таинственной чащей, где древесные стволы баснословной величины и допотопные лианы душили друг друга в объятиях, где солнце не могло пронизать своими лучами густого сумрака, но откуда также не было выхода убийственным миазмам, где росли ядовитые травы, кишели пресмыкающиеся со смертоносными жалами, громадные удавы и дикие звери со страшными когтями.