Игры под водой

Игры под водой
peter ranke

На видеокамеру засняли обсуждение войны и мира в Донбассе сильными мира сего. И флешка попадает в руки ополченца. Как он ею распорядится? И долго ли проживет? А тут еще хронический неудачник подвалил, сбежавший от тюрьмы на фронт. Ему выбирать, что страшнее: погибнуть от пули или жениться на той, с кем переспал на студенческой вечеринке?

peter ranke

Игры под водой

peter ranke – это псевдоним, скрывающий двух человек: известного Писателя и его соавтора, Участника описываемых событий. Главным условием издания было соблюдение тайны авторства. Материалы, задействованные в книге, все еще актуальны, поэтому Писатель вынужден был скрыть свое имя тоже, чтобы через него соответствующие спецструктуры не смогли выйти на его соавтора. Участник событий, хоть и находится за границей, все еще подвергается опасности.

СКАЖА МНЕ, МАТЬ РОССИЙСКОГО СОЛДАТА

ТЫ ВЫРАСТИЛА СЫНА ДЛЯ ВОЙНЫ?

М. Миколайчук.

Подводный мир на глубине пяти метров кажется синевато-зеленым из-за фитопланктона, в обилии живущего в Адриатическом море. Стаи сардин, скумбрии, макрели, пеламид и тунцов питаются этими простейшими, торопливо проплывая через прибрежные заросли бурых, красных и зеленых водорослей. Морские ежи и мелкие крабы прячутся в их колышущейся тени, сливаясь с дном. Подводный мир не бывает неподвижен. Здесь все движется, плавно и мерно, живет и дышит.

И люди входят в общий ритм. Их четверо. На голове у каждого из них капюшон и маска с очками, одеты они в плотно облегающие гидрокостюмы, на ногах – моноласты. Двое из них плывут, по-змеиному извиваясь крепкими тренированными телами, еще двое терпеливо ждут возле условных мест-ориентиров, слегка шевелясь в воде, наподобие розоватых водорослей, обвивающих полосатые ориентиры – тонкие и длинные. Их контрольные буи, прикрепленные к поясам, зависли в легком колыхании над головой, там, где светит призрачное и удивительно близкое солнце сквозь толщу воды.

Идет командная игра в подводное ориентирование. По правилам глубина воды в этом виде спорта не должна превышать двух метров, но эти люди пишут правила сами.

Вот двое плывущих миновали свою зону, соединились с ожидающими их товарищами, и вчетвером прошли третий ориентир, скрутили планки, выпустили их на поверхность и пошли к финишу, огибая последнюю зону. Все. Маршрут был пройден, и аквалангисты начали быстро всплывать.

Вода над головой становилась прозрачней, а мир – выше и легче. Мгновение – и головы аквалангистов вынырнули на поверхность. Подплыв к металлическим резным лестницам, мужчины отвели от губ дыхательные трубки, подтянулись, выкатили на площадку акваланги с приборами, сели на ступеньки и стали снимать моноласты. Получив возможность двигаться по суше, они поднялись на зацементированную площадку и коротко переговариваясь, подошли к легким пляжным креслам, четыре из которых было уже занято их товарищами, сидевшими в одних плавках: загоревшими и крепкими от частого посещения спортзала и курортов. Заняв еще четыре кресла, пловцы расположились переодеваться.

Расстегивая молнию на груди и стягивая капюшоны, они посмотрели на ожидающих.

– Думаю, 1:1 – полуспросил, полуутвердил сидевший в кресле мужчина, невысокий и полноватый. Невыразительные черты лица с легкой небритостью делали его похожим на Уинстона Черчилля.

– Да. Все прошли маршрут чисто, – ответили ему, и он согласно кивнул.

– Отлично. Тимофей все приготовит к следующему разу, – говоривший поднял голову и обернулся, выразительно посмотрев на стоявшего позади человека в светло-коричневой форме охранника.

Тот, отвечая на взгляд, молча кивнул и отступил, выражая готовность исполнить распоряжение.

Мужчины, их было всего восемь, поднялись: кто медленно и лениво, а кто спортивно и пружинисто. Вместе, общей небольшой толпой, они двинулись вверх по вырубленным в скале ступеням к открытой двери стоящего недалеко дома. Это был задний вход в длинное двухэтажное здание из больших, хорошо притертых друг к другу каменных плит. Архитектура его говорила о древности постройки. Все: и резные дубовые двери, и полукруглые прорези окон напоминало о временах рыцарей и монахов. Камни дышали стариной. Иллирийцы, римляне и греки ходили по ним еще до того, как они попали в руки камнетесов. Вулкан и славяне уничтожили древнюю цивилизацию. На острове, на серых гранитных скалах когда-то приносили жертвы морю. Потом гранит помыли, почистили и сделали из него основание для алтаря. Здание было построено из этого же серого гранита. Каждая плита могла рассказать свою историю. Но людей интересовала только реальность. Давно уже никто не прислушивался к старым камням.

Мужчины, один за другим, вошли в узкую прорезь двери и попали в полутемный коридор с плохо оштукатуренными панелями, ведущий к винтовой мрачной лестнице. Небольшие лампы дневного света тускло освещали мрачное помещение.

– Нельзя что ли осовременить дизайн? – раздраженно заметил высокий светловолосый мужчина. – У вас здесь, поди, уже привидения завелись.

– Почему «завелись», – насмешливо отбил посыл мужчина, похожий на Черчилля. – Водится парочка, а как же без них, родимых. Ради них и покупал остров.

Люди рассмеялись: кто коротко и дробно, кто громко и искренне, а кто – лишь усмехнулся криво то ли шутке, то ли своим мыслям.

Остров назывался Свято Мандич, находился в Черногорском муниципалитете Будва и площадь имел 4,8 квадратных километров. На нем действовал когда-то небольшой монастырь, основанный на острове в 19 веке монахом-капуцином Богданом Мандичем. Принявший имя Леопольд, святой отец трудился на ниве объединения двух церквей: католической и православной, неся свой труд экумениста и исповедника сначала в Падуе, потом на своей родине в Херчег-Нови, где и основал монастырь на месте старой церкви. Его слава пастора, способного утешить страждущего, привлекала к нему множество паломников. Во Вторую Мировую войну монастырь сильно пострадал от бомбежки. Уцелела только келья самого настоятеля, что и стало для почитателей монаха доказательством его святости. После войны древнее здание восстановили и отдали под музей животного мира Адриатики, но в конце 80-х, во время всеобщего развала и выяснения отношений, он захирел. Только в начале нулевых здание монастыря заново отреставрировали и разместили на острове клуб любителей дайвинга под названием: «ИГРЫ ПОД ВОДОЙ».

Клуб действовал недолго. Его закрыли, здание передавали из рук в руки, пока землю на острове вместе с постройками не купил «гражданин мира», бизнесмен и страстный любитель дайвинга, такой же таинственный, как подводные глубины. Его граждане Черногории не знали даже в лицо. Этот бизнесмен, в силу своей большой занятости, общался с властями через своего представителя. На остров летал на собственном вертолете. В общем вел жизнь обычного олигарха, который считает окружающий мир простым муравейником.

Но мир существовал вне зависимости от отношения к нему. И он посылал волны, напоминавшие о жизни вокруг любой великой персоны. Эти волны разбивались о скалистый берег острова, забрызгивали окна, выходящие на море и говорили: мы тут, вечные и нетленные. И не смейте считать нас простой водой. Мы – это жизнь и смерть в каждой нашей соленой капле.

Придет время, и человек поймет, что значат эти слова для него лично.

Мужчины, все восемь, разошлись по своим комнатам, переоделись и спустя двадцать минут стали снова собираться в одной, большой комнате на втором этаже, служившей когда-то трапезной в монастыре.

Мрачная, с округлыми окнами-бойницами, ее не освежали даже голубые обои, розовый потолок и сине-красный тон мебели.

Легкие бледно-розовые занавески из совершенно прозрачной кисеи колыхались волнами, когда, первым, в комнату вошел хозяин, тот самый невысокий толстяк, похожий на Уинстона Черчилля. Сейчас он был одет в светло-серые брюки и бежевую рубашку навыпуск. Из-за жары на ней было застёгнуто всего три пуговицы посередине, обнажая седые бараньи кучеряшки на заплывшей жиром груди. На голове его волосы сохранили свой каштановый оттенок лишь посередине, виски и затылок совсем поседели. Усевшись в глубокое кожаное кресло, мужчина небрежным жестом бросил на столик свой телефон, откинулся назад и прикрыл глаза рукой, ожидая.

Был он сыном партийного функционера времен СССР в масштабах области. Родился в Запорожье, но потом отца перевели в Харьков. Закончил экономический факультет в ЛГУ. Работать остался в Ленинградском горкоме комсомола, откуда был направлен в Краснознаменный институт КГБ СССР. Активно поддержал Горбачева в его перестройке, потом Ельцина, в его переменах, потом Путина в его «поднятии России с колен». Между делом защитил докторскую диссертацию по теме «Функционирование мирового финансового рынка в контексте проблем регионального и мирового развития». Он оставался на гребне волны всегда и везде. И, где-то между делом, он получил неплохой капитал, который для постороннего глаза походил на айсберг: видна была только его верхушка. И даже верхушка, после его переезда в Европу, выглядела неплохо.

Этот коммунист, финансист, чекист и владелец газет и телеканалов, можно сказать, не нуждался в карманных деньгах на мелкие приятные покупки. Но был ли он реальным хозяином того, что принадлежало ему юридически?

На айсберг походила и его жизнь. Поэтому даже не стоит пытаться проследить ее дальше нашего острова.

Но «богатые тоже плачут». Сейчас вид у нашего героя был невеселый. Да и дело ему предстояло трудное и неприятное. Вот он и сидел, держась за голову, думал и ждал. Если представить гостей «Игр под водой» симфоническим оркестром, хозяин острова был в нем дирижером.

Вторым в комнату вошел атлетически сложенный мужчина с черными, как смоль, волосами. Рост его был метр семьдесят пять, глаза темно-карие и жгучие, как у цыгана. В жилах его текла горячая кровь, а в голове был холодный, трезвый ум. Все это помогло ему сделать головокружительную карьеру, когда он, никому не известный приезжий парень вдруг возник, словно ниоткуда в окружении мэра Собчака в 90-х годах. Начал с работы в охране мэра, потом занялся собственным бизнесом, потом снова перешел на госслужбу, но уже в Москве. Сейчас он занимал должность советника Президента и продолжалось это уже несколько лет. В роду у него были и кавказцы, и сотрудники спецслужб. В жизни он привык играть первую скрипку.

В личном общении проявлял задатки лидера, имел неплохую харизму и мог найти подход к любому собеседнику, чаще всего потому, что заранее имел о нем информацию. Он участвовал в самых щекотливых делах и «разруливал» самые сложные ситуации. Сейчас, после морского купания и напряженной спортивной игры, он был бодр и доволен собой и миром. Никаких трудных дел не существовало для него.

Спортивный брюнет присел в глубокое кресло напротив хозяина, подвинул к себе ящик с сигаретами, достал одну и взял со стола зажигалку.

– Долго собираются наши друзья, – сказал он тоном, каким разговаривают с близким единомышленником. Чаще всего такое обращение подкупало.

Но хозяин дачи был не из тех, кого легко расположить. Он лишь на короткое время отнял руку от лица, вяло кивнул и снова оперся в ладонь лбом.

Брюнет был частым гостем в этом доме и вел себя по-хозяйски, к тому же это была его манера общения. Он закурил, небрежно кинул зажигалку на столик и откинулся к спинке кресла, мельком следя за всеми движениями хозяина.

– Наверняка гардеробом занимаются без слуг, – бросил он еще один шар.

Хозяин удивленно отнял руку и взглянул на собеседника.

– Не понял?

– Помнишь у Лопе де Вега? На слова графа о том, что «слуги одеваются дольше хозяев», Фигаро ответил: «Ну, у нас же нет слуг, которые бы нам помогали».

Хозяин натужно рассмеялся, а гость, довольный собой, глубоко затянулся и пустил к потолку со старинной лепкой мутное облачко табачного дыма.

– Да, они не торопятся, – через силу пробормотал хозяин.

– Ничего, сейчас сползутся. Все будет тип-топ.

Хозяин только чуть кивнул полуопущенной головой.

И тут вошёл еще один гость. Сравнительно высокий шатен. Спортивной фигурой он был похож на вошедшего раньше кавказца, но тип лица у него был совсем другой, скорее арийский. Удлиненное, овальное и узкое, с низким любом и длинным тонким прямым носом, оно оканчивалось небольшим заостренным подбородком, мужественно выдающимся вперед. Губы тонкие, с характерной линией могли характеризовать их обладателя, как хладнокровного циника. В оркестре его голос можно было приравнять к контрабасу – и не только из-за его профессии.

Он был строен и подтянут даже в летнем спортивном костюме.