Кваздапил. История одной любви. Начало

Люська была омыта из душевого шланга. Вокруг летели брызги, на такие мелочи Настя внимания не обращала.

– Теперь не жалеешь, что не поменялся с Султаном? – На меня вскинулся смешливый взор.

– Не переводи стрелки.

Настя не поняла.

– Объясни.

– Выгодоприобретателем ситуации ты выставляешь меня, на самом же деле мое присутствие нужно тебе. Окажись на моем месте Султан, и помощь понадобилась бы другая.

– Слишком много о себе воображаешь.

– Можно поменяться, еще не поздно. Один звонок Гаруну с просьбой и адресом, и через пять минут твой приятель будет здесь.

– Он не мой приятель.

– Делаем вывод: в данный момент мое общество приятнее и надежнее.

В Настиных глазах мелькнуло что-то несогласное, в стиле, что небольшая опасность только бодрит, но дальше пикироваться со мной она не стала. Висевшим на двери полотенцем Настя вытерла тело подруги, то и дело выскальзывавшее у меня из рук, затем выжала белье и побросала его в пакет с тряпками, некогда носившими гордое имя одежды.

– Чего встал? – Ядреным боком Настя толкнула меня в сторону выхода – Тащи ее в спальню.

Я перехватил Люську под колени и спину и поднял, приняв на грудь.

Ощущения мне понравились. Большинство женщин мечтает, чтобы мужчины носили их на руках. Вопреки желанию и даже не подозревая об этом, Люська Теплицына очутилась в моих объятиях – в настолько бесстыжем виде, что, когда очнется, боюсь, мне несдобровать. И все же, именно я сейчас был тем могучим и единственным, кто позаботится и не даст в обиду, кто обогреет, успокоит и защитит от жизненных невзгод. Картина маслом: рыцарь со спасаемой красавицей на руках. Запечатлеть бы эту сцену на камеру…

Ни в коем случае. Что-то воображение расшалилось, словно мне жить надоело.

– Ты чего опять остановился? Новую пакость задумал? Я же сказала – в спальню!

– В какую? – Я качнул подбородком на две одинаковых двери.

С недовольно поджатыми губами Настя бросила пакет с Люськиными тряпками в стоявшую рядом со стиральной машинкой корзину для грязного белья, вышла и нажала на ручку ближайшей. Дверь отворилась.

– Сюда. Родительская заперта.

– Я же не знал.

– Мог попробовать.

Интересно, как она это себе представляла.

– Если бы руки были свободны, – сказал я.

– А ты не жалуйся, – с непонятной злостью прошипела Настя. – Ты радуйся. Согласись, не часто держал в руках такую красоту?

Я отвел взгляд.

С девушками мне, как правило, не везло, а с такими, как Настя и Люська-Теплица, особенно. Мы с ними обитали в параллельных мирах. Мой мир мне нравился, но у него был недостаток. В нем не было ярких девушек вроде Насти и Люськи.

Глава 5

«Не часто держал в руках такую красоту?» – спросила меня Настя. Не часто. Но красота – понятие относительное. Например, Настя красива, никто не поспорит, но бочку меда портило и снабжало неприятным душком потребительское отношение к парням. В то же время, в кругу однокурсников Настя не считалась доступной или чрезмерно ветреной. У нее получалось оставаться независимой и даже самодостаточной, хотя я не думаю, что это ее радовало. Разговор о парнях, которых судьба награждает за роль ведущего в отношениях, и явный интерес к Гаруну сказали мне больше, чем Насте хотелось. Красота, к сожалению, не равна счастью, это как, например, «синее» и «короткое» – оба понятия служат для описания, но описывают разное. Синее может быть коротким, но не все синее обязательно короткое. Чаще наоборот. Сейчас я, конечно же, имею в виду не синее и короткое.

А упомянутая для подначки «такая красота», которую я вряд ли часто держал в руках, то есть Люська Теплицына, относилась к тому же разряду синего, всеми силами старавшегося укоротиться. Люська могла бы работать моделью, ее лицо и фигура вызывали, в зависимости от пола глядевших, восхищение и зависть, а умопомрачительную пятую точку наш сокурсник Игорь почитал за отдельную личность, за глаза обращаясь именно к ней и называя «мадам Сижу». Многие посмеивались, что у мадам Сижу мозгов больше, чем у оборотной стороны медали – у самой Люськи Теплицыной. Люська давно могла жить отдельно – на съемной (за собственный или спонсорский счет) квартире либо замужем, воспитывая к этому времени пару-тройку детей. Добавлю: в ее годы и, главное, с ее внешностью. Но замуж не звали или звали не те, а снимать жилье за свои деньги казалось ей глупостью. И содержанкой выглядеть не хотелось – где-то глубоко внутри у Теплицы еще теплились зачатки совести. Впрочем, я могу ошибаться, и, наверное, она просто боялась, что свалившаяся свобода превратит ее жизнь и жилье в проходной двор.

С мужским полом Люське не везло. На писаную красавицу со склонностью к «хочу всего и сразу» мужики шли косяком, но не воспринимали ее всерьез. В нужный момент срабатывал древний инстинкт, заставлявший гулять с красивыми, а в жены брать надежных, и претенденты тихо исчезали. Через некоторое время на аукционе щедрости выявлялся новый победитель, и сногсшибательную (особенно на взгляд с кормы) яхту «Теплица» фрахтовал для приятного путешествия очередной олигарх местного разлива.

В ненакрашенном виде Люську мало кто видел. Я попал в число «счастливцев» и отныне при встрече буду воспринимать ее по-другому. Лицо оказалось не картинкой из глянцевого журнала, а обычным лицом: прыщики, следы от шрамов на висках и на скулах, темный пушок под носом… Как бы развидеть увиденное? Захотелось вернуться в состояние блаженного неведения.

В то же время, Настя права – Теплицына, несмотря ни на что, оставалась очень красивой внешне, об этом кричала каждая ее отдельная часть: узкая талия, оттопыренный пышный зад, изящные руки, стройные ноги, высокая грудь… Даже больше скажу: груди, поскольку мой взгляд искоса прыгал то на одну, то на другую. Это и заставило Настю выдать вышеуказанную сентенцию.

– Красота – в гармонии, – объявил я, проходя в темную комнатку. – Сейчас это определение не работает.

– Не работает у него, понимаешь, – пробурчала Настя под нос. – Посмотрим еще, у кого что и как работает. Красота – она и в Африке красота.

Спорить не хотелось, горбатого могила исправит, а красивую женщину, всеми превозносимую и восторженно убеждаемую в постоянной желанности, не переубедить логикой. Пусть каждый останется при своем мнении.

Привычным жестом, говорившим, что она часто бывала у Люськи в гостях, Настя провела по стене рукой, включился неяркий боковой светильник. Опередив медленно шагавшего меня, она сдернула с широкой кровати покрывало, а потом и одеяло:

– Клади сюда. Я сейчас.

Люськина спальня выглядела современно, выполненная в простовато-дорогом стиле минимализма. Кроме кровати здесь были только компьютерный стол с приставленным стулом на колесиках и тумбочка у изголовья. Вещи прятались за сдвижными зеркалами шкафа-купе во всю стену, три других стены покрывали серые обои с эстампами в черно-белых рамках. Люстру заменяли точечные светильники, на полу лежал махровый ковер. Идти по обнимавшему ступни высокому ворсу было безумно приятно, создавалось ощущение, будто под ногами теплая трава.

Единственное яркое пятно в однотонно-серой гамме составляла простыня, открывшаяся при откидывании покрывала. Она оказалась очумело-розовой, даже глаз резало. Ну и вкус у Люськи. Собственно, под стать поведению, то и другое вырвиглазно и немного неприятно. Это, конечно, с моей точки зрения. Кому-то, наверняка, нравятся именно такие и именно такое.

Я разместил покрывшуюся пупырышками вялую звездочку на постели, одну за другой ловя бессмысленно валившиеся конечности и укладывая в приличную позу спящего человека. Даже подмышки взмокли от усердия. Когда, наконец, безобразно откровенная в своей наготе Люська со всеми удобствами упокоилась на розовом ложе, я укрыл ее одеялом, поправил голову на подушке и обернулся на звук: вернулась Настя. В ее руках победно взвились фломастеры:

– Ты же хотел, чтобы Теплица утром осознала свое моральное и физическое падение? Раскрасим ее под хохлому! – Золото кудрей качнулось в сторону не подозревавшего о людоедских планах бессловесного создания. – Или напишем на ней все, что думаем о сегодняшнем поведении. Или… – Настя засмеялась, представляя. – Просыпается она такая утром, подходит к зеркалу, а на животе жирная надпись с уходящим на задницу окончанием: «Здесь был Кваздапил»! Нет, только на заднице, чтобы сама не увидела, а потом узнала от других. Вот будет потеха!

– Не надо.

– Боишься сказать непутевой подружке, что о ней думаешь?

– Не хочу причинять другим людям лишние неприятности. И не буду.

– Поэтому ничего в жизни не добьешься. – Настя сверкнула свинцово-серыми очами, златогривая голова чуть не с презрением отвернулась. – Боязнь неприятностей – первый признак мелочности. Трусливые душонки, которые прячутся от жизни под благородным прикрытием непричинения зла, творят зло своим невмешательством, причем зло гораздо большее.

– Трусливые душонки?.. – глухо повторил я.

Надо было отправить ее с Султаном. Я, конечно, не злопамятный, но, как добавляет расхожая фраза, зло помню хорошо, и память у меня хорошая.

Настя сама признала однобокость заявления, меня вновь обаяло лицо с милыми ямочками:

– Не парься, я говорю образно. Не хочешь участвовать в эротическом боди-арте – не буду настаивать. Потом сам пожалеешь. А вообще я благодарна тебе за помощь, хоть и несу всякую чушь. Спасибо.

– Пожалуйста.