Синдром Деточкина

Я стоял столбом, не в состоянии что-либо предпринять. Жизнь слишком ускорилась, мысли не поспевали за взятым темпом. Еще час назад мне оформляли документы, полчаса назад я радовался открывшимся пространствам и летнему солнышку. Нельзя вываливать на человека столько и сразу. Психика – как Восток, то есть дело тонкое, с ней надо обращаться осторожно, иначе…

Лукавый прищур Жанны не оставлял сомнений, что очередное «иначе» уже на подходе:

– По поверьям, первой в новый дом нужно пустить кошку.

К чему это она? В легком замешательстве я огляделся. Кошек не было. Неужели у нее в сумочке помещается еще и…

Нет. Жанна изящно прогнулась, грудь, сводившая с ума уже своим присутствием в одной со мной Вселенной, выпятилась, а роскошная попка оттопырилась.

– Мурррр… – прозвучало сладко и, если сказать мягко, неожиданно.

А если не смягчать, то просто вогнало в ступор.

Чуть отвернувшись, но косясь на меня шалопутными глазищами, спутница медленно опустилась на четвереньки. Прямо на бетонный пол, голыми коленками и нежными ладонями.

Я стоял, пришибленный обстоятельствами и совершенно не готовый к подобному повороту сюжета, и всей собранной в кулак волей строил внутреннюю стену между собой и реальностью…

Эта стена отказываясь возводиться и рушилась. Сердце обмерло. Душа натянула защитное одеяло по самые глаза, прячась от происходящего… но не желая пропустить продолжения.

Грациозно переставляя конечности, моя кошечка миновала порог и двинулась дальше по коридору. Искушающие бедра раскачивались вверх-вниз, вправо-влево, снова вверх-вниз и вправо-влево, все выпуклее, все нахальней и (неужели?!) приглашающе…

Ноги сами внесли меня следом. Это было последнее, что я помню, прежде чем провалиться в мир без мыслей.

Потом мы сидели, переплетясь коленями, в наполненной ванне и изучали друг друга бегавшими по коже пальцами – словно соревновались, кто больше выльет на другого ласки и нежности. Ванна, пар, напарница со всеми девичьими прибамбасами – мягкими, уютными, доступными рукам и не рукам…Отсутствие чужих взглядов и распорядка… Что это, если не материализовавшееся счастье? Многие, с кем довелось сидеть в изоляторе, ради одного такого вечера согласились бы на полноценный срок.

Жанна вдруг прыснула в ладонь:

– Тебе очень из-за меня досталось? Я говорю про день нашего знакомства, когда ты пустил помыться.

– За что? Я не совершил ничего, что не укладывалось в рамки человеческой взаимопомощи. Людмила пришла поздно, она и не узнала, что дома был кто-то посторонний. С этой стороны все обошлось.

Двусмысленность не осталась незамеченной.

– А с других сторон?

Моя прелестница пошевелила ногами. В тесной посудине это вызвало волнение, причем двойное: второе произошло с моими задетыми инстинктами. Захотелось вновь накинуться…

Стоять, поручик, времени хватит на все – дама ясно дала понять, что никуда не торопится. Торопливость, как известно, нужна исключительно при ловле блох. Счастье – это никуда не спешить.

– Дело в том, что я сам накручивал себя по этому поводу – что помощь попавшему в беду незнакомому человеку теперь выглядит со стороны чем-то меркантильным, что совершают лишь с эгоистичной целью.

– А разве не так? Разве у тебя ни разу не возникла мысль воспользоваться обстоятельствами?

Моя речь обычно изобиловала книжными выражениями – дурная привычка, сохранившаяся с учебы. «…Меркантильным, что совершают лишь с эгоистичной целью…» Кошмар. Только со стороны понятно, как дико это звучит. Будто чиновник читает речь, смысл которой – не ответить на вопрос, а запутать спросившего. Жанна разговаривала проще, но она подстраивалась под собеседника. Уверен, что только со мной у нее выскакивали все эти «возникла мысль воспользоваться обстоятельствами» – чтобы говорить на одном языке. Так в разговоре с выходцами с Кавказа машинально повышается тон и четче произносятся слова, а где-нибудь в глубинке Костромской или Вологодской области хочется заокать вместе с окружающими.

Я плеснул в Жанну веером брызг. Она увернулась, колыхнув водную поверхность сахарными островами, через борт хлобыстнуло волной.

– Скажешь, что предложил попавшей в сложную ситуацию симпатичной девушке помыться, привести одежду в порядок, отдохнуть, выпить чаю и прийти в себя – и все это из чистого альтруизма?

– Безусловно.

Я не понимал, как может быть иначе. А собеседница, положив ладони поверх выпиравших из воды коленей и глядя прямо в глаза, не соглашалась. То ли действительно так считала, то ли подтрунивала.

– Это обычное сочувствие, которого в нашем мире становится все меньше и меньше, – объяснял я не верившей в мои чистые помыслы притягательной негоднице. – У человека стряслась беда. Человеку требовалась помощь. Я вызвался помочь в меру возможностей. Что неправильно?

– Все правильно. – Ответный водяной веер оказался неожиданным и попал мне в рот. Жанна рассмеялась. – Только в очередной раз отмечу, что ты – мужчина в расцвете сил, а облагодетельствованный тобою человек – роскошная красавица!

– Но разве красавица – не человек? И разве мужчина – всегда только охотник, который ищет новой добычи, этакий озабоченный самец, не думающий ни о чем, кроме всемерного удовлетворения своей плоти?

Вместо ответа Жанна плюхнула руки вглубь водной глади, нащупала предмет разговора и через несколько бесподобных секунд игриво вопросила:

– Это – эксперимент. Ты можешь сейчас думать о чем-нибудь постороннем?

Меня так просто не сломать. Я гордый и не такой как все, к сожалению. Сожаление, понятно, выражаю по поводу, что именно все другие не соответствуют моим стандартам.

– Давай спросим по-иному.– Я довольно невежливо отстранился. – Что ты сделала бы на моем месте при аналогичном… то есть, прости, противоположном раскладе? Ага, задумалась? Чувствуешь, что ответ как бы на виду, а что-то внутри сразу ответить не дает? Вот и суммирую: прогнил наш мир, если помощь страдающему вызывает столько раздумий и внутренних противоречий. Хирург ему нужен, чтобы вырезать раковую опухоль недоверия и равнодушия.

Зря я углубился в этот спор, зря затеял неуместную риторику. Девушка явно заскучала. Но у нее проснулся новый интерес:

– Ты видел меня тогда в ванной? – Ее глаза искрились шаловливым задором. – Скажи честно: видел?

– Ну… – замялся я.

Тонкие ножки резко стукнули с обеих сторон по моим:

– Только честно!

Пришлось опустить лицо:

– Видел. Случайно. Я принес полотенце и халат, протянул, позвал, а ты не слышала.

– И как я тебе показалась?

– Нет слов, – искренне признал я, не вдаваясь в подробности.

– Что при этом думал?

– Честно? Боялся напугать. А то: в чужой квартире, с незнакомым мужчиной с неизвестными намерениями…

– Ой-ой-ой, такими уж и неизвестными, – хихикнула Жанна.

Мне был ненавистен юмор такого рода. Я гнул свое:

– Не хотелось даже думать, в каком виде выставлю себя, как бы терявшего с этого момента отстраненную роль хозяина, которому нет дела, кому помогать – попавшему в беду горемыке-старику или такой вот сексапильной молодой девушке.

– Потому что сексапильная девушка может отблагодарить? – снова хохотнула партнерша.

– Именно. Меня бил озноб от мысли, что ты решишь, будто я – такой.