Лес

Я не мог выдавить из себя ни звука, просто вдыхал и беззвучно выпускал из легких воздух. Потом все же произнес осипшим голосом:

– Антон Семенович, о чем вы? Я был на обучении по управлению корпоративной недвижимостью. О каких деньгах вы говорите?

Борисов откинулся на спинку стула.

– Скажи мне, только честно: ты сейчас не прикалываешься? Потому что если прикалываешься – мне вообще не смешно, – сказал он.

Я замотал головой из стороны в сторону.

– Видимо, крепко тебе досталось по голове, – пробормотал Борисов, – Смотри, Леша, если ты пытаешься запудрить мне мозги и прикарманить мои пятнадцать миллионов, я тебя лично пришью.

– Да я не понимаю, о чем речь! – в отчаянии выпалил я, – Я обычный младший юрист.

– Ну да, как же, – сказал Борисов, – А ты хотел бы, чтобы я тебе в трудовой написал «Киллер»?

Мне было очень страшно. Глаза стали наполняться слезами. Не хватало еще разрыдаться перед начальником как какая-нибудь девчонка.

– Хорошо, я тебе сейчас напомню… Леша, ты у меня… Как бы это сказать… На спецпоручениях, улавливаешь? – спросил Борисов, заговорщицки наклонившись ко мне через стол, – Решаешь кое-какие мои проблемы. Разного калибра, скажем так. Кое-где надо кого-то припугнуть. Кое-где забрать у человека то, что принадлежит мне. Ну, иногда…

Борисов замолк и провел большим пальцем по шее. У меня мурашки побежали по спине.

– Я… Я не помню, – произнес я почти шепотом.

Борисов начал стучать пальцами по деревянной столешнице. Тук-тук-тук-тук. Тук-тук-тук-тук. Тук-тук-тук-тук…

– Знаешь, если бы ты сказал мне, что не помнишь, где деньги, я, может, и купился бы, – сказал он.

Тук-тук-тук-тук.

Я молчал.

– Но ты решил пойти дальше. И сочинил, что ты не помнишь вообще ничего. Ты действительно думаешь, что я в это поверю?

Тук-тук-тук-тук.

– Но я правда… – начал я, но Борисов меня перебил. Он нажал кнопку на телефоне, стоящем на столе.

Лена ответила мгновенно.

– Да, Антон Семенович?

– Вызови Пашу ко мне, – ледяным голосом произнес Борисов.

– Сейчас, – отрапортовала Лена. Связь прервалась. Голубые глаза вновь принялись сверлить меня.

Тук-тук-тук-тук.

Да когда он перестанет стучать своими пальцами, господи…

– Антон Семенович, я…

– Тссс, – Борисов поднял указательный палец правой руки. Левой он продолжал барабанить по столу.

Тук-тук-тук-тук.

За моей спиной открылась и закрылась дверь. Я не оборачивался, но понял, что это Паша. Узнал запах его одеколона. Он подошел и встал за моим правым плечом.

Борисов, наконец, перестал стучать по столу. Он сцепил руки в замок, положил их на стол, слегка наклонился вперед и уставился на меня своими жуткими голубыми глазами.

– Я спрошу в последний раз, – тихо сказал он, – Где мои деньги?

Сердце гулко стучало у меня где-то в горле.

– Я правда не помню. Ничего не помню, клянусь.

Борисов посмотрел куда-то чуть выше моего правого плеча и коротко кивнул. Тут же мне в правую скулу прилетел сильнейший удар. Прежде, чем упасть на пол, я успел подумать, что Паша, вероятно, надел кастет. Левая нога взревела от боли. Я закричал.

Борисов встал и обошел стол. Я увидел его вычищенные до блеска туфли. И тут он ударил меня ногой в живот. А потом еще раз. И еще.

Он бил, бил и бил, отрывисто произнося по слову после каждого удара:

– Никто!… Не кидает!.. Меня!… На пятнадцать!.. Лямов!..

Мои ребра, которые только-только срослись, снова треснули. Несколько швов разошлись. В груди начался пожар.

Борисов остановился и сложился пополам, тяжело дыша.

Я услышал, как за дверью в приемной завизжала Лена. Борисов и Паша посмотрели на дверь.

– Какого?… – успел произнести Борисов, и тут дверь в кабинет сорвали с петель. Одновременно с этим большие окна, выходящие на живописный деловой центр города, разлетелись на осколки. Их разбили люди в черных камуфляжных костюмах и масках, висевшие на специальных тросах и спустившиеся, судя по всему, с крыши здания. Еще четверо или пятеро людей в таких же черных костюмах ворвались в кабинет через дверной проем.

«Лежать!», «На пол!», «Руки за голову!» услышал я со всех сторон. Я увидел, как Паша и Борисов опускаются на колени, подняв руки, и отключился.

***

«Мы никому не расскажем, хорошо?»

Вспышка света.

Трещины на стекле.

Проснувшись, я обнаружил себя на больничной койке. Опять.

Тело болело. Конечно, не как после автокатастрофы, но все же ощущения были ужасные.

Возле койки сидел мужчина лет пятидесяти в сером костюме.

– Привет, Алексей.