Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений

– Садитесь, пожалуйста, – обратился Йоси Гиноссар к Брендту на чистейшем русском языке. – Как гласит ваша пословица, в ногах правды нет…

– Я не понимаю, что вы говорите. Я даже не знаю, на каком языке вы говорите… Это какой-то из славянских? – ответил Брендт по-английски.

– Хорошо, вы можете меня не понимать, – спокойно продолжил Гиноссар по-русски. – Тогда просто слушайте. Как вы сами поняли, в течение всех последних недель мы вели за вами беспрерывное наблюдение. В связи с чем у нас накопилось достаточно данных… Может, все-таки сядете? Так будет удобнее для нас обоих…

– Ну, хорошо, – ответил Брендт по-английски. – Признаюсь, я действительно немного понимаю русский язык: в годы войны моя семья жила в Германии, и, будучи ребенком, я кое-что выучил у русских оккупантов. Однако, как я понимаю, из этого крайне поверхностного моего знания русского языка вы собираетесь сделать какие-то совершенно ошибочные выводы…

На самом деле признание Брендта означало, что плотина прорвана – в ней появилась узкая щель, и теперь Гиноссару оставалось только постепенно расширять ее.

Через некоторое время Карл Брендт-Молет, все еще настаивая на том, что он является ирландским бизнесменом австрийского происхождения, признался, что во время своего нахождения в Израиле выполнял «кое-какие деликатные поручения» своих «немецких друзей». Затем – что это были не совсем немецкие, а русские друзья, проживающие в Германии. И, наконец, Карл Брендт-Молет принял предложение Йосефа Гиноссара перейти на русский язык…

* * *

Последующие допросы Карла Брендта-Молета проводил уже Рами Швили на специально снятой для этого комфортабельной квартире в Северном Тель-Авиве. Швили говорил с Брендтом-Молетом «как профессионал с профессионалом» и вскоре знал о своем подследственном достаточно много.

Настоящее его имя было Юрий Линев, и он родился в 1938 году в крохотном городке под Ростовом. Еще в детстве школьные преподаватели обратили внимание на его выдающиеся способности к учебе, а в старших классах, несмотря на то что он продолжал получать отличные оценки по всем предметам, стало ясно, что наибольшие склонности он проявляет именно к изучению языков. Юным полиглотом заинтересовалось местное отделение КГБ, и накануне окончания 10-го класса его пригласили в это учреждение, сделав там ошеломленному юноше поистине сказочное предложение: по специальному направлению он поедет поступать в Московский институт иностранных языков, где на время учебы ему будут предоставлены опять-таки особая стипендия и особые условия проживания. А по окончании института он должен будет послужить Родине…

Нужно ли говорить, с каким восторгом мальчик из российской глубинки принял это предложение?! Мог ли он когда-нибудь мечтать о том, что будет жить и учиться в столице, да еще и с такими перспективами на будущее?!

– Поверь, дело было не только в карьере, – продолжал доверительно рассказывать Линев Швили. – Я – русский, я безумно люблю Россию, я вырос на определенных идеалах, в которые свято верю, и служить России и этим идеалам я посчитал за великую честь… Я понял, что вытащил самый счастливый билет, какой только было возможно. Дальше была служба в КГБ, работа в разных странах мира, и за эти годы я дорос до звания подполковника. Но учти: я никогда не служил в армии, а потому никогда не занимался военной разведкой. Моя специализация – это политическая и экономическая разведка. И именно этими вопросами я занимался в вашей стране…

Линев сообщил также, что это уже третий его приезд в Израиль. Впервые он появился на Земле обетованной в ноябре 1970 года, и для этого он использовал все тот же паспорт на имя Карла Брендта-Молета. Именно тогда ему и удалось завербовать несколько агентов. Затем спустя полгода он вернулся в Израиль уже под видом нового репатрианта и, прожив несколько месяцев в Иерусалиме, изучал в ульпане иврит, а заодно знакомился с еврейской традицией, идеологией ведущих израильских партий и т. д. – все эти знания должны были пригодиться ему в будущем для работы в Израиле. Кстати, ульпан он закончил с отличием, в связи с чем был даже особо отмечен его директором.

В ходе этих полубесед-полудопросов Юрий Линев назвал и имена трех своих израильских агентов. Под суд по обвинению в шпионаже и измене родине в итоге был отправлен только один из них – Шломо Бен-Иегуда (Мирский), репатриировавшийся в Эрец-Исраэль из Литвы в 1941 году. Суд признал Бен-Иегуду виновным в инкриминируемых ему преступлениях и приговорил его к девяти годам тюремного заключения. Позже в письме на имя главы ШАБАКа и госпрокурора Израиля Шломо Бен-Иегуда заявил, что никаких секретов Израиля он Линеву не передавал по той простой причине, что ни в какие секреты посвящен не был – и из него просто сделали козла отпущения. Двое же других агентов Линева избежали суда потому, что сразу после встречи с ним сами связались с ШАБАКом, рассказали о сделанном им предложении, и их показания составили одну из основ обвинения Линева.

Сам Юрий Линев во время общения со следователями ШАБАКа выразил желание стать двойным агентом, однако израильским контрразведчикам была хорошо знакома эта уловка воспитанников разведшколы КГБ: главное для них было вырваться на свободу, и ради этого они готовы были дать любые обещания, разумеется, не собираясь их выполнять.

Вскоре Линеву сообщили, что он будет предан израильскому суду, и познакомили с его адвокатом – Арье Маринским, имеющим специальное разрешение представлять интересы тех, кто проходил по делам, возбужденным ШАБАКом.

– Постарайся добиться для меня максимального срока заключения, – огорошил Линев Маринского во время их первой встречи.

– Почему?! – удивленно спросил адвокат.

– Потому, что если меня упекут за решетку на год-два, то наши вряд ли станут что-то делать для моего скорейшего освобождения. А вот если лет на 15-20, то они наверняка попытаются меня на кого-то обменять, – пояснил Линев.

Но КГБ вовсе не собирался бросать своего резидента на произвол судьбы…

* * *

Арье Маринский выполнил пожелание своего клиента: 12 августа 1973 года израильский суд признал Юрия Линева виновным в шпионаже в пользу СССР, нанесении ущерба безопасности Израиля и приговорил его к 18 годам лишения свободы.

Однако еще за два месяца до приговора Маринскому пришло письмо из ФРГ, в котором говорилось, что некие лица заинтересованы во встрече с ним по поводу его клиента Юрия Линева. Спустя еще несколько дней в офис Маринского позвонил из Западной Германии известный немецкий адвокат и сообщил своему израильскому коллеге, что он на данный момент представляет интересы госпрокуратуры ГДР. Маринский был достаточно опытным человеком, чтобы понять, что за этим звонком стоит сам Вольфганг Фогель – генеральный прокурор ГДР, тесно связанный и с КГБ, и со «Штази», не раз представлявший интересы обеих этих организаций в весьма деликатных делах. Благодаря нормальным деловым отношениям между прокуратурами двух немецких государств – ФРГ и ГДР – осуществлялись в те дни все обмены провалившимися агентами между холодеющими на грани войны Востоком и Западом.

Адвокат из ФРГ заявил, что по поручению своего «восточного клиента» он хотел бы приехать в Израиль, и Маринский тут же выразил готовность его принять.

Появившись в Тель-Авиве, адвокат пожелал убедиться, что Линев жив-здоров и содержится в нормальных условиях, и Маринский повез его в Рамле, в тюрьму «Маасиягу», где в весьма комфортабельной камере ожидал суда советский разведчик. Маринскому даже удалось добиться, чтобы ШАБАК разрешил ему и его гостю повезти Линева в ресторан на тель-авивскую улицу Ибн-Гвироль – в сопровождении охраны, разумеется.

Сверившись по переданной ему фотографии, что сидящий перед ним человек действительно Юрий Линев, немец расспросил последнего об условиях содержания в израильской тюрьме и, оставшись доволен, протянул Арье Маринскому чек на 50 000 долларов – гонорар, переданный ему КГБ за защиту Линева.

Как пишет сам Арье Маринский в книге своих воспоминаний, это был один из самых крупных его гонораров за все десятилетия его адвокатской практики.

Уже после осуждения Юрия Линева в Израиле появился лично Вольфганг Фогель, и начались долгие переговоры об обмене советского разведчика.

В ходе совместного совещания правительства, ШАБАКа и «Моссада», проведенного на знаменитой кухне Голды Меир, сначала было решено потребовать за Линева освобождения всех сидевших по советским тюрьмам и колониям участников операции «Свадьба»[34 - Операция «Свадьба» (в СССР была более известна как «Лениградское самолетное дело») – попытка группы из 16 евреев в 1970 году захватить в Ленинграде самолет АН-2 и отправиться на нем в Израиль. Участники операции были арестованы, один из ее инициаторов Эдуард Кузнецов и летчик Марк Дымшиц были приговорены к смертной казни, но затем помилованы. Остальные получили длительные сроки тюремного заключения.]. Однако советское руководство наотрез отклонило это предложение: с его точки зрения, участники операции были обычными угонщиками самолета, и менять своего разведчика на группу уголовников СССР отказывался.

Затем началась Война Судного дня, и переговоры об обмене Линева, естественно, были прекращены, но почти сразу же после окончания войны, в декабре 1973 года, снова возобновились – на этот раз при посредничестве госсекретаря США Генри Киссинджера. Теперь Израиль хотел получить за советского разведчика провалившегося в Йемене и оказавшегося в египетской тюрьме агента «Моссада» Баруха Мизрахи, и в какой-то момент Киссинджеру и Примакову удалось убедить египтян согласиться на такой обмен.

Наконец день этого обмена был назначен, а затем утверждено и место его проведения: он должен был состояться на 101-м километре от Каира – там, где генерал Ариэль Шарон вынужден был по приказу сверху остановить последнее сражение Войны Судного дня.

В назначенный день Юрий Линев тепло попрощался со своими товарищами по тюрьме, раздал им свои личные вещи, сел в джип ШАБАКа, и тот помчался на юг – в сторону израильско-египетской границы. Но доехать до места назначения джип не успел: египтяне неожиданно отказались от сделки, заявив, что речь идет о неравноценном обмене: если Линев осужден только на 18 лет тюрьмы, то Барух Мизрахи – на все 300.

И Юрию Линеву не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в свою тюремную камеру.

Прошло еще несколько месяцев, и болгарской разведкой совместно с КГБ по обвинению в шпионаже в пользу Израиля и США был арестован сотрудник миссии Болгарии в ООН Гейндрих Шефтер. Суд над ним был проведен в рекордно короткие сроки, и спустя месяц Шефтер был приговорен к смертной казни.

Выдвинутое против него обвинение было откровенно сфабриковано и не имело под собой совершенно никакой почвы: Шефтер не только никогда не работал на израильскую и американскую разведки, но и был убежденным коммунистом, горячим патриотом Болгарии, крайне далеким от своих еврейских корней. Вскоре стало понятно, кому и для чего понадобилось инспирировать процесс над Шефтером: СССР – опять-таки при немецком посредничестве – предложил Израилю обменять Шефтера на Линева. Весь расчет в данном случае строился на том, что Израиль из сентиментальных соображений не захочет допустить казни ни в чем не повинного еврея. Но подобные сантименты взыграли только у Голды Меир: на очередном совместном заседании правительства и спецслужб большинством голосов предложение Советского Союза было отклонено. Вольфгангу Фогелю было сообщено, что Шефтер никогда не был израильским разведчиком, а потому Израиль совершенно не заинтересован в его освобождении. В обмен на подполковника КГБ Юрия Линева он вновь требует освободить всех или большую часть участников операции «Свадьба».

СССР, в свою очередь, повторил, что считает требование Израиля совершенно неприемлемым.

И все жене без вмешательства все той же стоявшей в те дни на пороге отставки Голды Меир – соглашение было достигнуто. В обмен на Юрия Линева Израиль получал осужденную на длительный срок заключения за попытку угона самолета первую жену Эдуарда Кузнецова Сильву Залмансон, а также… никогда в жизни не думавшего о переезде в Израиль Гейндриха Шефтера.

Залмансон была освобождена из тюрьмы 14 августа 1974 года, а спустя три дня на границе между Западным и Восточным Берлином был произведен обмен Линева на Шефтера. Согласно уговору, по два офицера ШАБАКа и «Моссада» вместе со своими подопечными подошли к назначенному месту и, не доходя до него 25 метров, держа их обоих под прицелом своих пистолетов, дали им указание двигаться вперед. На самой границе между Западным и Восточным Берлином Шефтер и Линев встретились, пожали друг другу руки и пошли дальше…

* * *

По возвращении в Москву Юрий Линев написал подробный и правдивый отчет о том, что с ним произошло в Израиле, и его поведение (особенно то, что он сдал своих агентов) было признано «недостойным советского офицера».

После суда офицерской чести Юрий Линев был отчислен из органов, разжалован и лишен права на офицерскую пенсию. Ему было запрещено жить в Москве, и он вынужден был уехать в небольшой городок на Украину. При этом его честно предупредили, что если он не будет держать язык за зубами, то КГБ сумеет найти способ заставить его замолчать.

Эта его вынужденная ссылка закончилась только в 1991 году – после распада СССР. Сразу после знаменитого совещания в Беловежской Пуще Линев вместе с женой получил разрешение выехать в Австрию, где он, по слухам, стал владельцем небольшого, но вполне успешного бизнеса – то ли фотомагазина, то ли агентства, оказывающего страховые услуги. В середине 90-х годов он вновь побывал в Израиле и даже дал несколько интервью израильским журналистам. В одном из них Линев признается, что с ним произошло то же, что происходило со многими разведчиками, направленными на работу в Израиль: он влюбился в эту страну и даже одно время подумывал о том, чтобы переехать сюда на постоянное место жительства и купить уютный домик в Цфате. Но тут нашлись некие силы, которые известили Юрия Линева о том, что его бывшее начальство не возражает против его жизни в Австрии, но вот переезд в Израиль считает нежелательным.

И бывший подполковник КГБ понял, что он никогда не сможет стать хозяином маленького уютного домика в Цфате.

Не судьба!..

1983.

Предатель номер один

Идея написать большой очерк о Маркусе Клингберге пришла в голову автору этой книги еще в 1994 году, когда адвокат Клингберга Авигдор Фельдман вновь поднял вопрос о его досрочном освобождении по состоянию здоровья. Мне удалось найти телефон близкого друга доктора Клингберга, затем встретиться с Авигдором Фельдманом, но ни первый, ни второй не захотели обсуждать подробности его дела.

– Я не говорю, что он невиновен, и вообще не хочу сейчас ворошить прошлое, – сухо сказал Авигдор Фельдман. – Я лишь утверждаю, что в настоящее время он не представляет никакой опасности для страны, что он тяжело болен и может быть освобожден по гуманным соображениям.

Прошло еще четыре года, прежде чем Маркус Клингберг вышел на свободу по состоянию здоровья: спецслужбы не желали забыть и простить совершенное им преступление. И значит, ворошить прошлое все-таки стоило…

* * *

…Возможно, мир вообще ничего не узнал бы о деле Клингберга, если бы не австралийский журналист Питер Прингель, работавший сразу в целом ряде престижных австралийских, американских и английских изданий. Летом 1985 года его вызвал к себе редактор элитарного журнала «Атлантик Ментали» и предложил провести для его журнала детальное журналистское расследование.