Странные истории

– Помню, всё пытался чакры развить, да энергию кундалини активизировать, чтобы в космос в тонком теле выйти и среди планет солнечной системы постранствовать. А про йогов газеты писать не уставали, вот крыша у меня и поехала.

Бывало, в позе лотоса замру посреди зала, а отец покойный поманит мать пальцем и говорит: «Иди посмотри, что наш дурак делает?»,– покачает головой и уйдёт. А этот – дурак, чёрный квадрат Малевича в голове ищет, чтоб значит ни одной мысли не было. Видно бесам этот квадрат очень нравился: мыслей нет, Бога тоже нет, делай с этим недорослем всё что хочешь.– Иван Петрович улыбнулся.– Бывало в деревню приеду и рассказываю сельчанам про всё, что вычитал. Дед Матвей, уже покойный, слушал, слушал, да и говорит:

«Смотрю я, Петруха, ты там, в городе сильно мозгой повредился. Ну, зачем мне с Филимоновной твоя Будалини? Нам бы картошка с тыквой уродились, чтоб зиму пережить, ить что творится, а ты Будалини, Будалини.

– Куддалини,– поправляю деда.

– А хрен редьки не слаще,– говорит он.– Ты вот меня старого послушай. Да тебе и любой здесь скажет. Брось ты этих всяких магов.

Йогов,– поправляю.

– Не сбивай ты меня с толку. Послушал я тебя – и будя. Свою веру похерили, а чужой не надышишься. Вон по улице Савося- парторг бежит, видишь?– он кивнул на окно.

– Вижу, – говорю.

– Так, он тоже, свою веру насаждал, теперь поутих, ослаб. На его место в душу другие рвутся. А теперь ступай. Рассказываешь ты складно, да ну и ладно. Филимоновна! – кричит, – проводи гостя, а то штанов не будет, одна кундалини останется. Наш кобель в философии не силён, сам знаешь,– а сам в усах улыбку прячет и на здоровенную псину у конуры кивает.

– Больно меня этот разговор тогда по самолюбию резанул. Успокоиться никак не мог. За гуру было обидно, ругал я непросвещённость в глубинке, затюканность и малограмотность.

– И что? Никаких сомнений в вашу душу не закрадывалось в связи с этим вероучением? – спросил я,– вы вот не очень верили в происхождение человека от обезьяны! А тут как?

– Точно, и тут это же было. Никак не мог я принять их учения о реинкорнации, то есть о переселении душ. Ну, помните ещё у Высоцкого–

« …красивую религию придумали индусы.»

– А как же помню, помню, про этот самый баобаб.

– Да-да, про него самого. Так вот не укладывалось у меня в голове, что в дереве и в лопухе может находиться человеческая душа, как в ссылке, на исправлении. Ну, не мог ничего с собой поделать, да и только.

Уехал я тогда из деревни с тяжёлым сердцем. И как тому и быть, на следующий день иду по проспекту, а там, на лотке, очередную книгу очередного гуру продают. Встал я в очередь, стою. Передо мной парень стоит, видно из студентов-старшекурсников. За мной уже хвост образовался. Стою, жду. В это время подходит к парню, что впереди меня, друг и говорит:

«Что, деньги лишние? Решил собственным червонцем поддержать индийский монастырь?»

«Брось ёрничать,– тот в ответ,– на тебя книгу взять?»

«Я, дружище, это уже не читаю, есть вещи куда глубже»,– говорит он, улыбаясь. А улыбка такая, очень добрая, располагающая. И взгляд открытый.

«Где ж ты глубину нашёл?»– спрашивает тот, что в очереди.

«Окунись в христианство, увидишь»,– а сам его тихохонько дёрг за рукав, тот, что передо мной, от прилавка и отошёл. Моя очередь брать, я в раздумье, замешкался, сзади напирают, продавец торопит. В общем, я тоже от прилавка отступил. Сзади интеллигент нервный, шипит:

«Ходят тут, не знают, чего им надо?» – А я думаю: «Что, это я, ядрёна вошь, в то, во что крещён, того не знаю, а за заморским гоняюсь?» Тут я и отца, и деда Матвея вспомнил. Хоть их ум и был сильно повреждён партагитацией, но не настолько, чтобы чужое, поперёд своего ставить, когда ленинское дало дуба.

Пошёл я искать книгу по христианству. Как сейчас помню, зашли мы с товарищем в газетный магазинчик, спросил я православную литературу. Продавщица показывает две книги и спрашивает: «Вам какую?»

– А мне,– говорю, всё равно, дайте вон ту светленькую,– на моё счастье это было произведение Феофана Затворника.

– И что же, с этой минуты вы стали православным?– спросил я Иван Петровича.

– Да нет, не сразу. Хотя проехала эта книга по моим мозгам здорово. Она, можно сказать, мне в другой мир глаза открыла. Она открыла, а враг рода человеческого сразу не допустил. Это, можно сказать, было только начало.

– Что же ещё – то могло быть?– спросил я с запальчивостью.

– А куда ты секты христианские денешь, чародейство? Они, таких как я, первыми у христианских ворот поджидают… Видно, это был Божий промысел, иначе бы меня не шарахало. А доморощенные экстрасенсы, густо замешанные на христианской догматике, куда ты это всё денешь? Нет, видно надо было мне и этого всего хлебнуть, по самое не хочу. Ладно, про это расскажу чуть попозже. Сейчас остановка будет, немного разомнёмся. Туалет там и всё такое.

И верно, не прошло и двух- трёх минут, как автобус, свернув с дороги, переваливаясь с боку на бок на неровностях, остановился у одноэтажной постройки, около которой усатый дородный грузин жарил шашлык, ловко поворачивая над огнём шампуры с дымящимся мясом. Рядом были свалены дрова, в сторонке под старым Мазом лежал на фуфайке шофёр… кто-то громко говорил, по другую сторону автобуса, по сотовому телефону.

Место, по правде сказать, было унылое. Сонные автомобили, как запоздавшие с ночлегом ночные птицы, торопливо пролетали по шоссе, шарахаясь от осевой к обочине при встречном автомобиле. Сидящие высоко на деревьях грачи, раскачивались на тонких ветках и то и дело перелетали с дерево на дерево.

«Глупые птицы,– думал я,– зачем вы здесь сидите,– ведь сто километров южнее уже весна и ваши собратья там уже важно ковыряются носами в земле». Но грачам было не до моих размышлений. Их не мучили философские вопросы и религиозные тоже. Инстинкт им указывал верную дорогу, состоящую из нескольких тысяч километров пути, и они не могли сбиться и свернуть в сторону. Но, это птицы, у них всё иначе.

3.

Остановка была недолгой. Вдохнувшие свежего воздуха пассажиры лениво рассаживались по местам. Занял своё место и Иван Петрович.

– Вот и хорошо,– сказал он,– размяли косточки. Теперь можно и дальше. –

– Так вы хотели ещё что-то рассказать?– заметил я.

– Нет, нет, я помню, помню,– встрепенулся Иван Петрович, довольный тем, что его рассказ произвёл впечатление.– Тогда слушайте, если интересно. Так на чём я остановился? Ах, да, вспомнил. Стал я, значит, о христианстве книги читать. И такие у меня горизонты открылись. Прочитал Феофана Затворника, купил летопись Дивеевского монастыря, затем и пошло. Вообще в церковь ходить стал, молитвы некоторые выучил. И до того мне в церкви хорошо было, хоть бы из неё и не уходил. Чувства такие же наплыли, как и в подмосковной лавре. Стою в церкви, бывало, а слёзы сами собой текут, а почему текут, не знаю. Хорошо, вот и всё. Душа Родину духовную что-ли чувствовала?

Я, в то время как шальной ходил. С кем не заговорю, всё на православную тему сворачиваю. Такого раньше со мной никогда не было.

– А как же гуру?– спросил я.

– Когда я восточными философиями занимался, тогда только голова от мыслей переполнялась, а теперь и душа была готова из груди выскочить. Помню, приедем в деревню к родным картошку копать, поставят меня родственники с лопатой меж себя, я и рассказываю, рассказываю. Потом я им стал, с этим делом, надоедать и они стали откровенно надо мной посмеиваться. А я хоть и чувствовал, что посмеиваются, а удержаться не могу, так меня и несёт. В таком состоянии я пробыл года три – четыре. И вот, что интересно, читал много, а Евангелия не прочитал, у меня его и не было даже.

Одной мне церковной литературы мало было, стал я прикупать и другую литературу, вроде бы тоже христианскую, как мне тогда по моей малоопытности казалось. Вы, я вижу, уже догадались, что это была за литература? – Я кивнул.

– Вот, вот её самую. Где увижу на обложке икону, то мне и гоже. А тут стали на меня сваливаться всякие несчастья. Как на грех появился откуда-то Алан Чумак, как бес из преисподней выскочил и давай с экрана телевизора руками махать, да губами шевелить. В общем домахался, а мы досмотрелись.

– Что так?

– Старший сын у меня должен был в первый класс идти, а после сеанса с Чумаком, говорить перестал. Заикание такое, что слова сказать не может, зато у бабушки шишка с ноги сошла. Я то – дурень, и не подумал на Чумака, решил, что кто-то испугал его на улице. Кинулся к ребятишкам, с которыми он около дома играл. Те: -«Знать ничего не знаем. Не было, мол, у нас ничего такого, что бы могло Костю вашего испугать». Мы к врачам – те руками разводят. Мы к бабкам – те мзду берут, а сделать ничего не могут. Сильно мы все испугались.

Немного погодя к нам в город один экстрасенс приехал – я к нему, так, мол, и так, вечером Чумака посмотрел, а утром не говорит. Вот тогда до нас только дошло, от чего он речь потерял.

Экстрасенс и говорит, «Зря вы его перед телевизром посадили, я Алана знаю и говорил ему, что такие передачи ни к чему хорошему не приведут, он не слушает. Только я вам вряд ли чем помогу, тороплюсь.» Я чуть ли не в ноги падаю – помогите, я его быстро вам на такси доставлю.– Тут он, видно глядя на моё состояние, согласился и говорит, что не надо никакого такси, а вспомните только голову сына, мне и этого достаточно.

Да какой же отец сына не вспомнит, когда он со мной вырос.

– Вспомнил,– говорю,– А он в ответ

– Я знаю, что вспомнили, больше от вас ничего и не требуется и стал какие – то пассы руками делать, вспотел весь, а потом мне и говорит: –Подлечил я вашего сына, а вот полностью с него снять, что через телевизор получил, не могу,

Алан сильнее меня. – Поблагодарил я его на словах, денег он не взял, а я домой ходу. Подхожу к дому, а навстречу мне отец, слёзы на глазах поблёскивают. «Заговорил, – говорит,– внучек, час назад заговорил, только чуть-чуть осталось заикание».

Обрадовался я, рассказал как всё было и проникся я с этого дня к экстрасенсам уважением. Думаю: «От Бога люди». А раз так, то и литературу по экстрасенсорике стал почитывать, да стал пытаться выявить в себе скрытые экстрасенсорные задатки. Слово мне это уж больно приглянулось, была в нём какая-то тайна и сила. В общем, из огня да в полымя.