– Какое время,– проговорил я вставая.– У меня груз, там люди ждут, крановщик!
– Ну, ну,– сказал Саня,– поезжай коли торопишься, только крана тебе часа два придётся дожидаться.– Мы расстались.
Так и произошло. Кран по дороге попал в аварию, правда сильно не пострадал, для него царапины, а вот легковушка, что в него врезалась, своим ходом уже не поехала.
Встретились мы с Саней ещё раз, уже осенью. Я пошёл на кладбище к племяннице и там встретил Саню. Мы кивнули друг другу. Саня, как всегда, улыбался. Но улыбка его при встрече со мной, была, как мне показалось, более доверчивой.
– Так вы, дождались крана,– сказал он. И в его словах было более утверждения и констатации факта, нежели вопроса.
– А вы как тогда угадали?
– Гадает бабка на кофейной гуще, да только всё мимо.
– Говорят, что вы живёте на кладбище?
– Нам придётся посторониться,– и он кивнул на приближающуюся похоронную процессию. Я посмотрел в ту же сторону. К нам приближалось множество народа, слышались звуки траурной музыки.
– Вы так и не ответили на мой вопрос,– сказал я.
– Я живу в городе,– а в нём разные есть дома и разные квартиры и жители в городе разные. Только эти жители кающиеся, а ваши…– он покачал головой, помолчал и продолжил. –Даже на одре редко встретишь кающегося. Вон видишь, несут,– и он кивнул в сторону процессии,– чтоб скорее отделаться, принесли с утра пораньше. С морга привезли, даже домой не заносили.
– Почему не заносили?
– Чтоб покойником не пахло,– бабулька в больнице преставилась. Вон видите двух женщин за гробом.
– Вижу.
– Они раздерутся из-за наследства. Только зря.
– Почему?
– Потому что оно ни на них записано.
– А на кого?
– Есть в процессии одна скорбная душа, что по усопшей убивается, но ей у гроба даже места не нашлось. А ведь только она молилась и будет молиться об упокоении души погребаемой.
Тут процессия поравнялась с нами. Процессия, как процессия – скорбные лица, тёмные одеяния, редкие всхлипывания. И вдруг шуршащую тишину разорвал голос:
– Улыбайтесь, любезные! Улыбайтесь!
На него зашикали. «Кто это?»– спрашивали неосведомлённые.
– Кладбищенский полоумный, идите, не обращайте внимания,– раздался голос кого-то из сопровождавших.
– А чего он взывает?
– Улыбайтесь, господа,…улыбайтесь,– говорил улыбчивый Саня,– ведь день похорон не есть только день скорби, но и радости.
– Пошёл прочь, дурак!,– проговорил, шипя, господин в дорогом костюме, и отодвинул Саню в сторону, загородив его своей широкой спиной. Саня больше уже ничего не говорил. Мимо двигалась нескончаемая вереница людей, а по Саниным щекам текли слёзы, а губы его просто беззвучно шевелились. И по этим шевелящимся губам я понял, он повторял ту же фразу «Улыбайтесь, господа,.. улыбайтесь». Процессия миновала нас и стала удаляться.
– Вот и всё,– сказал Саня скорбно,– сейчас бросят по горсти земли и бросятся делить наследство.
– Вы, Саня, как -то не в тон,– сказал я.
– Ничуть, просто на один домик стало у меня больше.
– А как же скорбная душа? Она что, не будет ухаживать?
– Она умрёт через день, как только станет известно, что всё наследовано ей. Она просто не выдержит этой божьей щедрости.
– Вы как-то об этом просто и даже с улыбкой говорите.
– А это как раз и есть те души, которые улыбаются незримо мне, а я им улыбаюсь в ответ.
Саратов, 2008.
К источнику
(повесть)
1
Я давно собирался съездить на святой источник, но как-то всё не выходило. Мои знакомые уже там были, а я всё откладывал и откладывал. Наконец твёрдо и решительно сказал себе: «Еду» – и уже ничто меня не могло остановить. Зная, что дорога не близкая, заранее приготовил всё необходимое и отправился на автовокзал.
Междугородний автобус мерно шуршит шинами, давя ночную наледь по краю дороги. Из пассажиров кто спит, кто вяло переговаривается или зевает. Я сижу у окна и пытаюсь разглядеть что- либо за стеклом. На улице темно. Раннего утра синь плотно обволакивает автобус. Разглядеть что- либо невозможно, только редко где на трассе набежит кучка фонарей, заглянет в автобусное окно и отпрянет прочь, высвечивая придорожную забегаловку с чопорным названием «Кафе» и снова, фиолетовый полумрак.
Рядом со мной сидит с маленькими усиками мужчина лет пятидесяти и откровенно пытается заснуть. Добродушные губы, на широком лице его потихоньку шевелятся. Сплошь седые волосы придают лицу выражение повидавшего, знающего и много пережившего человека.
«Наверное, какой–то инженер с бывшего НИИ,– подумал я,– чем-то он сейчас занимается?»
Я перестал смотреть на соседа и стал думать о своём. И уж, было совсем забыл о нём, как тот чётко проговорил:
– Что не спишь?
– Не спится совсем,– ответил я ему в тон.
– Вот и мне тоже. Думал вздремнуть, часок- другой пока едем, а ничего не выходит. Я пытался и молитву читать – не помогает. Всё равно в голову лезет всякая всячина и вспоминается то, что уж давно пора забыть и никогда не вспоминать.
– Что так?– спросил я его. Более желая поддержать разговор и этим помочь человеку разговориться.
Было видно, что у соседа лежит что-то на сердце, что ему очень хочется что-то рассказать и никакой сон его от этого не спасёт. Ему нужна была исповедь. А может быть не столько исповедь, сколько желание поделиться накопленным опытом, который он не мог носить в себе просто так. Догадка моя впоследствии подтвердилась, и я, забегая на перёд, скажу, что был рад, что Господь свёл меня с этим человеком.
Четыре часа пути пролетели как одна минута. От него я узнал много нового и даже сокровенного. Мой попутчик оказался интересным человеком с весьма не простой судьбой. Нет, он не плавал на подводных лодках, не сопровождал натовские субмарины, не колесил по заграницам и даже рубля лишнего в кармане не имел.
«В общем, проходная личность,– может сказать читатель и отложит повесть,– современный типаж чеховской шинели, скучно. Не могут писать про русских Рэмбо, не-т не могут." Но я бы не советовал закрывать книгу и втыкаться в телевизор. Право, этот рассказ бывалого человека стоит того.
Звали попутчика Иван Петрович. Он был лет на десять старше меня. И жизненный опыт его был далеко не такой, как мой, хотя я тоже уже повидал не мало. Его опыт лежал совсем в иной плоскости и к любому человеку этот опыт имеет самое прямое отношение. Только об этом я узнал потом, когда мы познакомились поближе.