Странные истории

Тут я пошевелился, стараясь распрямить затёкший сустав и Саня повернулся на шум. Он нисколько не удивился, увидев меня, как делают это застигнутые врасплох люди, даже не перестал улыбаться. Вся его поза говорили: «Кто ты, мил человек? Почему ты вторгся в моё пространство так рано? Почему мне мешаешь беседовать?» Саня распрямился и я прочитал в его позе, глазах, улыбке: « Кто бы ты ни был – я тебя люблю. Ты пришёл сюда рано утром – значит это тебе надо, как и мне. Сюда, просто так, погулять не приходят, Ты мне интересен».

– Я вам не помешал?– спросил я Саню. Он покачал головой.

– А разве здесь может кто-то кому-то мешать?– ответил он вопросом.

– Иногда людям хочется побыть одним…

– Здесь, милый, нельзя быть одному.

– А мы -то с вами одни,– сказал я недоумённо и посмотрел по сторонам.

– Это так только кажется. Видимость.

– Не понимаю…,– и я пожал плечами. Саня покачал огненной головой. Мне показалось, что веснушки на его лице вспыхнули. По всей видимости, собеседнику мой ответ не то, что не понравился – он его взволновал.

– А это кто по- вашему?– он показал на могилки.

– Мёртвые,– сказал я и тут же поправился,– усопшие, то есть, уснувшие вечным сном.

– Ну, вот, милый! Рядом спящие, а вы говорите никого нет…

– Да я о том, что вроде никто не видит и не слышит?

Саня медлил с ответом, видимо думая, как сформулировать мысль и вдруг сказал, ни к кому не обращаясь:

– И видят, и слышат и даже, бывает, в наших скорбных земных делах участвуют. Только для одних это бывает явно, а для других прикровенно…, насколько приять могут.

– Как это?

– Тайна это, милый… тайна…, для многих тайна.– Он вздохнул и докончил фразу,– но не для всех.

По жизни я знал, что покойники часто снятся людям, снились умершие и мне. Только мне они снятся просто, а другим даже помогают найти утерянные вещи. Но такие сведения «просвещённому» уму мало чего говорят, о проникновении небытия в бытие. «Просвещённый» ум находит свои ответы на эти вопросы и достаточно убедительные, например: «разве человек не обладает памятью?, Разве он не может всё это вспомнить сам и обставить своё воспоминание всевозможной экзотикой в виде покойников – запросто. Потом, не будем забывать, что наш ум – художник и нарисовать ему любую картину, даже самую величественную в сознании – дело плёвое. Разве мы в мечтаниях это не делали тысячи раз?»

– Так давайте делом заниматься,– прервал Саня течение моих мыслей, он встрепенулся и, наклонившись, стал быстро рвать траву.

Я не знал, что мне делать. Вот так уйти – было неловко, потом разговор меня заинтересовал, и мне хотелось его продолжить. Потом я выяснил, что Саня совсем не дурак, как считают некоторые, а просто человек с особенным мировосприятием. Говорили, что он не общается с людьми,– а вот говорит и ничего? Потом, что говорил Саня, я уже где-то читал или слышал краем уха. Знания эти были не обстоятельные, а так – вперемежку со многими другими, подчас прямо противоположными по смыслу, что постоянно на нас сваливают газеты и телевидение. И получается, что человек информирован о многом, но толком ничего не знает, его голова стала некоторым подобием мусорной свалки. А, мы знаем – на свалках, с постоянным присутствием там тлетворного запаха, можно найти и бриллиант, но только в загаженном виде.

Как продолжить разговор, я не знал, уйти что-то мешало… Я опустился на колени рядом с Саней и стал рвать траву. Почему я это сделал – не знаю: торопился- но стал медлить, нервничал – но успокоился.

Вдвоём мы довольно быстро управились с делом, после чего Саня, вытер пучком травы руки и сел на скамеечку возле оградки. Я сел рядом. Он заговорил сам.

– Радуйтесь, Милый, радуйтесь.

– Чему же радоваться?

– Очищается ваша душа от нечистот. Слава Всевышнему!

– Не понимаю вас?

– А тут понимать нечего,– питались рожками со свиньями и вот задумались.

– О чём задумался?

– О том, что у вашего Отца в доме много еды.

Я стал догадываться, что этот кладбищенский «бомж», знает то, о чём я не знаю. Это сквозило в его улыбающемся взгляде, интонации и даже движениях.

– Понимаю,– ответил я. Хотя, откровенно говоря, сказал это больше по инерции, чтобы не образовалось в разговоре пустоты и неопределённости. Люди иногда так делают, откладывая на потом обдумывание непонятных им фраз.

– Понимать, мил человек, мало,– сказал Саня. – Понимать – это первая ступенька. Потом же, понимать всё невозможно, хотя многие силятся. Вон, какие компьютеры насоздавали, натолкали в них массу информации, залезай, ройся и набивай себе голову всем чем угодно, рассовывай по карманам, клади за пазуху. Нагрузится человек этим добром, и встать от тяжести не может, зато слывёт просвещённым интеллектуалом… Тьма это египетская… тьма.

– Почему тьма?

– Потому, что это похоже на то, что оказался человек в степи, а идти куда, не знает, нет указателей направления. А из этой степи можно и в тундру выйти, и в пустыню угодить и в непроходимую тайгу.

«Я только что размышлял об этом»– подумал я,– чувствуя как в моей душе нарождается некое смятение чувств, переходящее в подозрительность. Я понимал, что Саня своими репликами и вопросами подталкивает меня к принятию самостоятельного вывода. Какого? – «У Бога все живы»? Возможно. Хотя мало-мальски верующий человек это знает. Да и неверующий знает, если совал нос чуть подальше общеобразовательной школьной программы. Но я сказал то, что сказал:

– «У Бога все живы» Саня.

– Это вы верно сказали…– Саня помолчал,– я тоже раньше так думал,– сказал он непринуждённо.

– А теперь, что… так не думаете?

– Нет, теперь тоже иногда приходит такое в голову, но я стараюсь об этом не думать.

– Почему так?

Саня окинул меня изучающим взглядом. Видимо он думал: «Пойму ли я его? И, насколько глубоко можно со мной рассуждать по этой теме?»

– Потому, что когда человек думает – он пытается познать. В какой-то степени он пока полностью не познал, то находится в некотором сомнении. Он постоянно себя убеждает и этим самым вьёт гнёздышко собственной веры.

– А если гнёздышко свито, или почти, что свито?

– Если гнёздышко готово и туда положено семя веры, то тогда мысленная суета отвлекает. А чтобы она не отвлекала, то к ней надо приложить дело, что мы сейчас с вами и сделали.

– А откуда берётся семя?

– Вы это спросили просто так… – проговорил Саня и добавил,– это семя даёт Бог и вы это знаете не хуже меня. Семя веры даётся, но взращивает его в себе сам человек и гнёздышко для него вьёт сам. Поэтому и свивание гнёздышка и взращивание положенного в него и хранение есть великая человеческая тайна.– Саня замолчал и уставился взглядом в одну точку. Руки его на коленях обвисли, голова склонилась.

– Почему вы мне это говорите? Это ведь ваше, личное?

Саня покачал отрицательно головой:

– Уже не личное…, уже и ваше тоже.

– Ой! – встрепенулся я,– мне же ехать надо. Впереди двести вёрст.

– А ты не спеши,– проговорил Саня,– у тебя ещё есть время.