Гибель державы. История России и СССР

Похуже внешнего врага,
А русский, что не верится!

Не гнал хотя бы «липу», брак,
Был патриотом, вроде бы,
Будь я России злейший враг,
Ему повесил орден бы!

На поставках в армию наживали целые состояния, и все же были не довольны, полагая, что царская власть сковывает предпринимательскую инициативу. Борьба шла за те фабрики и заводы, которые оставались казенными (государственными) Приведу только цифры по ГАУ (главное артиллерийское управление):

122 мм. гаубичная шрапнель на казенных заводах обходилась государству по 15 рублей,

на частных она уже была по 35 руб. Барыши в некоторых случаях составляли более 1000%.

Как то начальник ГАУ Маниковский пожаловался царю, сетуя на произвол предпринимателей, на что царь ответил:

«Ну, и пусть наживают, лишь бы не воровали»

«Но это же открытый грабеж!» – воскликнул Маниковский.

Царь вздохнул: «Все-таки не нужно раздражать общественное мнение»

Похоже, что император понимал, что происходит, но влиять на это уже не мог.

Великий князь

Николай Николаевич понимал, что на фронтах происходит что-то непонятное. О готовящихся действиях его войск неприятель почему-то узнавал еще до того, как о них оповещались сами участники. Не хватало снарядов. Великий князь пытался разобраться в этом вопросе. Оказалось, что генерал Сухомлинов заключил с американцами договор о поставке снарядов, Установленные сроки поставки они не выполняли. А зачем им было торопиться, если от Сухомлинова они получили огромный аванс золотом. В Могилеве, в ставке произошел интересный разговор между председателем Думы Родзянко и Николаем Николаевичем. Родзянко обратился к генералу с вопросом:

«Ваше высочество, как же так, нельзя же палками драться!»

На это великий князь ответил: «Я должен сказать одно: я верующий человек и мне остается надеяться на милость божью. У меня нет винтовок, нет снарядов, нет сапог, и я к вам, как верховный главнокомандующий, предъявляю требование как к председателю Государственной Думы – поезжайте в Петроград и обуйте мне армию, я видеть этого не могу, войска не могут сражаться босыми» Дума потребовала генерала Сухомлинова предать суду. Тот был заключен в Петропавловскую крепость.

В мистицизм с головою ушел генерал,
И поход на Берлин сочиняет Данилов,
На что годы ушли, он за год растерял,
Где раскинуть умом, он расходовал силу.

Русским в землю зарыться, беду б
переждать,
Отбивая атаки австрийцев и немцев,
Не задравши штаны, за победой бежать,
Нужно разумом брать, а не действовать
сердцем!

Новый год наступил и взорвался февраль,
В августовских лесах песнь запели снаряды,
И телами солдат закрывали, как встарь,
Экономя патроны, сохраняя заряды.

Каждый фронт огрызался и бился, как мог,
Расстрелявши в пустую патроны,
В штыковую пошли, видит Бог,
На немецких солдат, на немецких баронов.

Корпус гибель нашел, кто-то все ж уцелел,
Был контужен в бою, или ранен,
Где сражался солдат, как рассерженный лев,
Снежный наст, покрывая своими телами.

Но масонство в России, как тяжелый нарыв,
И пока нет условий, чтоб вскрыться,
И блестящий на юге военный прорыв,
Не позволил достигнуть границы.

Разошелся вовсю бог войны,
Разыгрались его аппетиты,
На просторах огромной страны,
Сколько раненых, сколько убитых.

Сколько боли, страданий и слез,
Вверх тормашками мысли и планы,
Чашу горькую пить довелось
За просчеты министров бездарных.

Тянутся обозы

Наступление немцев, их жестокое обращение с мирным населением, полное ограбление его привело к массовому перемещению людских масс, затрудняющих перемещение войск, снабжение их, возникшая необходимость заняться их размещением и снабжением продовольствия, которого и так не хватало.

Тянутся обозы, нищий скарб,
Ручейки людей, переселенцев.
За спиной у них войны пожар,
Люди на восток бегут от немцев.

Нелегко оставить землю, дом,
Что в наследство оставляли деды,
Что нажито каторжным трудом,
И ценою жизни, так нередко.

Сцены вновь возникли старины,
Воскрешают варварские нравы,
Все забыты правила войны,
Он завоеватель, значит – правый.

Как сползает кожа у змеи,
Так сползло добро и милосердье,
Не найдется ни одной семьи,
Той, что не страдала от усердья

Тех, кто потерял и честь, и стыд,
Тех, кто превратился в мародера,