Понтонный мост. На берегах любви, утрат и обретений

И тогда от теневой и мшистой стены отделилась фигура с черным крепом на высокой тулье: «братик Чезаре», но только постаревший на добрый десяток лет, покинул свое укрытие, приблизился к очарованному Паолино и осторожно, словно врач, коснулся его плеча.

– Вот и все, что нам осталось: стоять в карауле над нашей печалью, слушать шум фонтанных струй. Вот и ты здесь… Я почему-то был уверен, что ты здесь, у фонтана.

«О чем он говорит? О какой печали? Зачем этот креп на его шляпе?» – пролетело в голове Паоло, но тревожные вопросы вдруг потеряли всякий смысл и напрочь забылись: из-за занавеса водяной пыли выступила фарфоровая мадонна и помахала цветущей апельсиновой ветвью – ему! ему помахала!

Они стояли рядом, совсем еще молодые люди, чем-то очень похожие, похожие какой-то неуловимой, но значительной малостью, и вглядывались в сплетения тугих фонтанных струй, – один с тайным волнением, другой – задумчиво и горестно.

– …Это молчаливое оцепенение, – говорил Чезаре, – продолжалось три дня. Три дня кузина провела в кресле, не проронив ни единого слова. Все были уверены, что участь бедняжки решена, – так безнадежен и пуст был ее взгляд.

Затем произошло нечто совершенно неожиданное: кузина спустилась к завтраку, на вид совершенно здоровая, однако с выражением той внутренней сосредоточенности на лице, какое бывает у человека, решившегося на трудное и рискованное предприятие. Тут же, за столом, она сообщила, что чувствует необходимость сменить обстановку, что лютня – это не все в жизни, что у нее есть давнишнее желание повидать наших миланских сестриц, а заодно и побывать в пинакотеке. Тетушка от счастья чуть рассудка не лишилась. И лучше бы она его от счастья лишилась…

Как бы там ни было, кузина, сопровождаемая верной Бьондеттой, уехала в Милан, а в доме только и было разговоров, что о ее чудесном исцелении. Твоего имени старались не упоминать, впрочем, однажды тетка сказала в сердцах:

«Слава мадонне!.. Этот человек не принес бы ей счастья, – теперь я знаю наверное: он болен душою».

– Болен душою? Ах, да, конечно, – усмехнулся Паоло и подумал: «Тут тетушка угадала, – моя душа поражена болезнью, но как она прекрасна – эта болезнь! Она сродни недугу жемчужной раковины».

– Путешествие и вправду пошло кузине на пользу. Из Ломбардии она вернулась посвежевшей и бодрой, полная новых впечатлений и с грузом подарков от миланской родни. Однако решительная складка в уголках ее рта стала еще определеннее и жестче.

Среди прочего из Милана был привезен небольшой сундук, который по приказанию кузины был немедленно поднят наверх, в ее комнату.

Возьмем сундучок на заметку.

По приезде кузина установила для себя строгий распорядок: утренние арпеджио и пассажи были упразднены, – их сменили занятия иного рода, не производившие какого-либо шума. Для этих таинственных занятий кузина запиралась в своей комнате сразу после завтрака и оставляла их лишь к вечеру. Бьондетта, единственная из домашних, осведомленная о новых увлечениях кузины, напускала тумана, важничала, однако крепилась изо всех сил и вовремя прикусывала свой беспокойный язычок.

Приближался день Святой Терезы, и все в доме сбились с ног в стараниях угодить имениннице, окончательное выздоровление которой уже не вызывало сомнений и утраивало радость предстоящего праздника. Но праздник обернулся днем скорби.

Утром проклятого дня кузину нашли в кресле у письменного стола мертвой и уже остывшей. Обстоятельства ее смерти, изученные мной при содействии судебного следователя, позволяют предположить…

– Однако по порядку, – голос Чезаре приобрел некоторую официальную сухость. – В момент смерти стол кузины был завален книгами, страницы которых были испещрены многочисленными пометами. В некоторых угадывается рука покойной. Никто из родных или прислуги до миланского вояжа названных книг в доме не замечал. По всей видимости, они находились в сундучке, поднятом по приезде в комнату кузины. Среди них были труды Диоскорида и Гаргилия Марциала, «Естественная история» Плиния Старшего, «О свойствах трав» Одо из Мена и Симоновский «Ключ исцеления». Книги серьезные и… слишком разнообразные, чтобы сделать какой-либо вывод об интересах кузины. Помимо книг и письменных принадлежностей на столе были обнаружены высушенные листья каких-то неизвестных растений, крупинки белого порошка, шелковый платок и неоконченное письмо, за которым смерть, как можно догадываться, как раз и настигла несчастную.

Бьондетта, первая узнавшая о случившемся, впала в тихое помешательство. Только к вечеру ее состояние улучшилось настолько, что стало возможным учинить ей подробный допрос.

Показания служанки пролили свет на целый ряд важнейших обстоятельств. Как выяснилось, книги, обнаруженные на столе кузины, были приобретены ей у некого лица, проживающего при базилике Сан-Микеле в Павии. Миланские подарки, впрочем, как и миланские восторги, – сплошная мистификация. Подарки были куплены Бьондеттой в Павии, а также в местечке Тортона, а восторги – выдуманы самой кузиной по дороге домой. Большую часть времени своего пребывания в Павии кузина провела в беседах с человеком, от которого впоследствии был получен сундучок с книгами. Имя этого человека Бьондетте неизвестно, однако по ее догадкам, между ним и настоятелем церкви Санта Мария ди Карильяно, крестницей которого кузина была, существует близкая связь. Именно от генуэзского настоятеля кузина получила рекомендательное письмо, или что-то в этом роде, адресованное павианскому затворнику.

Забегая вперед, сообщу, что беседа с настоятелем полностью исключила возможность каких-либо злонамеренных действий со стороны обитателя базилики Сан-Микеле. Более того, есть все основания полагать, что этот человек принимал в судьбе кузины самое искреннее участие.

Дальнейшие показания служанки со всей очевидностью свидетельствуют о том, что смерть несчастной сестрицы была насильственной и явилась результатом злой и изощренной в подобных делах воли.

Накануне рождества Святой Терезы кузина дала Бьондетте тайное поручение приобрести для нее кошачьей мяты и два динария опия из головок белого мака. Служанка поспешила на рынок, однако сирийцев, которые торгуют этим товаром, у «левантийской» стенки не оказалось. Растерянность и досада девушки были замечены благообразной и дородной пожилой дамой, одетой во все черное и с чернявым же слугой-корсиканцем. Матрона окликнула Бьондетту, поинтересовалась, кто она и что является причиной ее расстройства, и простодушная дурочка выложила ей все как на духу. Узнав, кем Бьондетта послана, матрона повела себя чрезвычайно благорасположенно, намекнула на короткое знакомство с семейством кузины и обещала помочь, но при этом просила о своем участии в таком деликатном деле никому не говорить.

Бьондетте было приказано ждать, и с тем осанистая матрона и ее молчаливый слуга удалились. Корсиканец появился через четверть часа, но уже один, со словами: «Здесь все, что требуется твоей госпоже», – передал служанке небольшой сверток и смешался с толпой. Скрылся…

– Но я его найду… – официальный и бесстрастный тон сломался, голос Чезаре дал трещину и секундный дребезг: – Я ее найду.

Следует признаться, что мотивы преступления до сих пор остаются для меня весьма… смутными. Образ жизни кузины, открытый и всем хорошо известный, затрудняет любое возможное предположение.