Казахстан и Россия: быть ли им в новом союзе, или Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь

Из Актюбинска прислали ЯК–40 с экипажем инструкторов АВЛУГА, прилетел Костя Дидоборщ, директор «Энергонадзора», нас забирать. Наталью доставили из Мурашкино вертолетом, встретились уже на летном поле. А носилки, оказывается, в ЯК–40 не проходят, пришлось летчикам срочно всю дверь вывинчивать. Тем временем действие обезболивающих заканчивается, больше колоть нельзя, в воздухе еще ничего, но я с ужасом жду посадки. Один пилот выходит, начинает мне пошагово рассказывать: сейчас выпустим шасси, сейчас коснемся полосы… Посадили мягко-мягко, не зря летали преподаватели.

По прилету нас с Натальей – в одну палату, меня опять на операционный стол.

А больница клиническая, преподаватели водят студентов. Чуть отошел от наркоза, а тут как раз экскурсия. Профессор выступает: вот мужчина и женщина, у нее травма тяжелее, но женщина уже ходит на костылях, а ему еще лежать и лежать, и все почему? – на женщинах заживает быстрее. И еще: он от чего не шел на поправку? – от непрерывной боли, поэтому мы поставили ему аппарат Елизарова, зафиксировали воспаленный сустав, теперь смотрите! И он мизинчиком так цепляет мне ногу за нижнее кольцо и резко задирает вверх, я автоматически разеваю рот для крика, но ничего – привычно пронизывающей боли нет!

Предложили инвалидность второй группы, а при этом работать нельзя и я отказался. И вот еще с аппаратом на ноге (сделали штанину на молнии) стали меня возить в «Запказэнерго», поднимать на второй этаж в мой кабинет – руководить строительными процессами. Алимпиев Юрий Николаевич, генеральный директор, до этого был директором Западных сетей и с Юрьевым у них были сложные отношения. Отношение ко мне у него было настороженное, но человек очень приличный, сильно нам тогда помог.

Возвращение же в Алма-Ату само собой отпало.

Чуть позже Юрий Николаевич попросил уже съездить в Уральск – дела требовали; двух человек специально дали, чтобы в вагон заносить и выносить. А потом, когда стал уже ходить без костылей, вдруг предложил поехать на ТЭЦ директором. Я с удовольствием согласился – самостоятельная работа. И действительно работать на ТЭЦ нравилось, иногда даже оставался в ночь, ходил по цехам, благо Наталья еще оставалась в Актюбинске. Она к тому времени уже доказала, что не «жена Своика» – была директором учебно-курсового комбината «Запказэнерго», который сама и создала: набрала людей и даже здание выстроила.

Как демократический директор постарался для трудового коллектива: договорился в одном из совхозов брать у них напрямую свиную колбасу, с облторгом – насчет женских сапог, разного другого дефицита. На ТЭЦ прямо с утра заезжал молоковоз, женщины шли на работу с бидончиками, потом весь день колготились с холодильниками.

Обнаружил, что добрые дела наказуемы: начальники цехов мне пеняли, что народ отвлекается, главное же – всегда сам виноватый, что не так эти сапоги поделил, а вместо колбасы лучше бы мясо, и вообще… С женщинами, я вам скажу, вообще опасно связываться.

А тогда уже был самый расцвет горбачевщины: выборы директоров (меня тоже выбирали – из одной, присланной сверху кандидатуры), СТК, хозяйственная самостоятельность предприятий. И вот на этой почве я всерьез стал требовать от управления отдать баланс ТЭЦ нам самим – отношения с гендиректором это существенно напрягло. Наталья, как директор УКК присутствующая на оперативках, мне звонила, переживала, что Юрий Николаевич с досадой говорил о неправильном моем поведении.

В марте 1989 прошли выборы народных депутатов СССР, после чего трансляции заседаний съезда смотрелись по телевизору с потрясающим вниманием. А зимой подошли выборы в городские и областные советы – теми же трансляциями подогретые. Стать депутатом Уральского совета мне по должности как бы полагалось, да и сам хотел – ветер перестройки поддавливал в политику. Кандидатов по нашему округу было человек восемь, в том числе заслуженный летчик, раскрученный предприниматель, еще известные в городе люди. Но выиграл в первом же туре: было большое собрание в школе, едва ли не весь электорат, и я, выступая последним, так и сказал: вам тут все обещают, но если этим мериться, то, конечно, депутатом должен быть я. У кого жилые дома на нашем участке? – у ТЭЦ, водопровод чей? – ТЭЦовский, дорогу кто недавно отремонтировал? – мы. И вообще, у кого больше возможностей, если не у директора ТЭЦ? Выбрали сразу.

А через пару дней приходит ко мне группа вновь избранных депутатов: мы, говорят, хотим выдвинуть в председатели совета не Кондратенко, а Мулдашева. То есть, не первого секретаря горкома (а такая рекомендация по всему Союзу была спущена от Горбачева), а директора завода «Омега» (очень крупный оборонный завод тогда был, позже и следа не осталось). Составили заговор, моя роль – вести первую сессию нового состава до выборов председателя. А ведущего полагалось избирать на предварительном депутатском собрании, дело рутинное и кандидатура понятная – старейший из избранных депутатов – кто-то из железнодорожников.

Но на это рутинное собрание мы явились всей демократической группой и легко переиграли. Кондратенко, как только из зала предложили вторую кандидатуру, сначала как бы не услышал, потом попытался надавить, а когда не получилось – сразу сдался. К конкуренции партия тогда была не готова совершенно – хотя сама же ее и развела.

И вот на следующий день с утра открывается сессия, первый – оргвопрос. Мне кто-то из горкомовских дает отпечатанный сценарий – там все пошагово расписано, все «прошу поднять», «прошу опустить», каждое слово и действие. Я говорю – не надо, сам справлюсь. А тогда все с упоением смотрели репортажи со съезда народных депутатов СССР, вот я и взял за образец ведущего Лукьянова. Из зала, кому положено, выдвигают кандидатуру Кондратенко – записываю, а есть ли еще? Из зала, опять, кому положено, предлагают подвести черту, но звучит и кандидатура Мулдашева – тоже записываю и… дело сделано! Голосование и Булат Гиноятович избирается председателем городского совета. (Кроме Уральска еще какой-то дальневосточный город тоже прокатил первого секретаря).

Перерыв – и на эйфорической волне наша расширившаяся заговорщицкая группа предлагает теперь мне баллотироваться на пост председателя горисполкома. Теперь сессию ведет уже Мулдашев, он записывает кандидатуру действующего председателя исполкома – Джакупова, тоже пропускает мимо ушей требование «подвести черту» и принимает выдвинутую альтернативу – Своика. И началось…

Дебаты часа на три, если не четыре – времени уже не замечаем, все увлечены. Из ста депутатов присутствуют 87, полно журналистов и подтянулись уже Гартман, председатель облисполкома, и Искалиев, первый секретарь обкома, но пока просто сидят – наблюдают.

Кабибулла Кабенович как опытный хозяйственник докладывает свою программу: перечисляет дома, улицы, школы-больницы, что уже сделал, что дальше собирается. Я лихо обещаю, что ездить по городу, смотреть, где как подметено, не буду. А буду –…и все про рыночно-демократические ценности.

Потом дебаты: депутаты по очереди поднимаются на трибуну, и кто-то за Джакупова, кто-то за Своика. Наконец, дело к вечеру, голосование, по регламенту тайное. Проголосовали, комиссия ушла считать, час проходит, два… не появляются.

Кабибулле плохо с сердцем, ему вызывают скорую. Наконец, выходит комиссия, собираемся в зале, зачитывается результат: за Джакупова – 43 голоса, за Своика – 43, а один бюллетень испорчен. Начальство предлагает продолжить завтра, но народ в азарте – решим сегодня. Тогда Искалиев предлагает голосовать открыто, чего таиться, свои ведь все…

И вот ночь на дворе, зал набит, полная тишина и в этой тишине со сцены зачитывают фамилию депутата, тот встает и произносит «Джакупов» или «Своик». Расклад такой – у Джакупова на три голоса больше. Один (Артамонов его фамилия, он был адвокатом) ко мне подошел, объяснил – почему тайно голосовал за меня, а открыто за Джакупова, но тут и объяснять не требовалось.

Я Кабибуллу Кабеновича с трибуны поздравил, на том организационная сессия и закончилась. Но в «черный список» я попал – не было такого партхозактива, где бы первый секретарь или предоблисполкома не упомянули бы Своика, у которого на ТЭЦ проблемы, а он зато полез в политику.

И вот недовольство таким моим политизированным поведением со стороны «Запказэнерго» и обкома сложились. Из Актюбинска приехал сам Алимпиев со своим заместителем по финансам Владимиром Сергеевичем Щёлкиным – проводить собрание по переизбранию директора. А до этого Уральской ТЭЦ, единственной в «Запказэнерго», не выплатили 13-ю зарплату, традиционно для энергетиков приличную – типа план по теплу не выполнен. И вдруг на собрании, я сам не ожидал такого, рабочие вперемешку с начальниками цехов меня не сдали. Начал Анатолий Савицкий – начальник цеха КИПиА, а заодно и председатель СТК. (А я горбачевскую идею с этим самым Советом трудового коллектива выполнил на полном серьезе: сам постарался создать и сам же требовал от них самостоятельности – вплоть до того, чтобы они с директором спорили).

И вот сразу после разгромного выступления гендиректора энергосистемы берет слово Анатолий и говорит: что вы, Юрий Николаевич, нас за детей не держите, мы знаем, почему нас денег лишаете, а директор все правильно делает… И зал бурно его поддерживает.

И – все, вопроса переизбрания будто и не было, собрание пошло, так сказать, по-деловому, включая обещание недоданное выплатить. Что вскоре и произошло.

Зима перевалила на 1990 год и к весне подошли выборы в Верховный Совет КазССР – тут уж я не мог не записаться в кандидаты. Предполагалось, что должность будет не освобожденная, на это я и упирал, объясняя на ТЭЦ свою хотелку, и сам верил, что останусь директором, хотя…

Хотя Лидия Георгиевна Ткачева, мой зам и хороший товарищ, вздыхая, сразу сказала: уедешь ты от нас, Петр Владимирович. И Савицкий, председатель СТК, тоже выступил против моего кандидатства, и я при всем народе пообещал, что с ТЭЦ даже после избрания не уйду – было дело, грешен.

Тогда же из Алма-Аты специально прилетал Юрьев – меня отговаривать, вечером дома с Натальей за чаем, а потом в нашем директорском кругу – предприятий энергосистемы. Но не отговорили – я уперся. Думаю, Федосеевич прилетал по заданию ЦК, но мы с ним этого эпизода больше никогда не касались – типа, оба забыли.

Выборы в Верховный Совет 12-го созыва организовывала Компартия, и ее кандидаты участвовали по всем округам, но конкуренция была почти честная и голоса считали без больших фальсификаций – то были первые и последние такие выборы. Кандидатов в моем округе было восемь, а главным соперников стал обкомовский ставленник Каиржан Идиятов – освобожденный секретарь парткома мясокомбината, с ним мы и вышли во второй тур. Выиграл с относительно небольшим отрывом – 54%, интрига была захватывающая, собрания – многолюдные и очень много добровольных активистов, с ТЭЦ в том числе. Кондратенко с Джакуповым в депутаты, кстати, не прошли.

В промежутке между уже состоявшимися выборами и первым нашим сбором в Алма-Ате в Уральск приехал Макиевский Николай Михайлович – председатель Госстроя, зампред Совмина Казахской ССР – человек страшной силы. До этого мне еще в качестве ГИПа довелось наблюдать его на коллегии Госстроя – представление более чем впечатляющее.

Представьте: громадный притемненный зал, в нем собраны отвечающие за строительство зампреды всех облисполкомов и управляющие областных трестов, куча других генподрядчиков и субподрядчиков, и все с придыханием смотрят на ярко освещенную сцену. На ней – подсвеченная трибуна, куда по очереди вызываются на доклад-экзекуцию областные руководители и ослепительное световое пятно – столик с вопрошающе непреклонным Николаем Михайловичем. У него внушительная фигура, густая белая шевелюра и громовой голос (да и микрофон, вроде бы, погромче). Короче – никакое капсоревнование за бабки не сравнится с такой эффективностью стимулирования своевременного ввода строительных объектов, какое демонстрировал тов. Макиевский.

Так вот, собрали, как положено, в большом зале весь областной партхозактив, и Николай Михайлович из президиума на сцене, в обрамлении Искалиева и Гартмана, ведет такую областную стройоперативку: что, когда вводится, почему отстает и как догнать. А у меня на ТЭЦ тоже серьезная стройка – расширение, но протолкнуть ее в перечень приоритетных для обкома проектов, по опыту Актюбинска, все не получалось. Потому-то и в списке Макиевского она не значится, речь о ней не заходит. Тогда улучив момент, встаю из зала и говорю: «Николай Михайлович, а «Уральскпромстрой» по ТЭЦ сроки срывает!»

Но Макиевский, человек тертый, реагирует мгновенно: «Ты кто – директор? – так ты сам ПСД не представил, садись, не мешай». А профессия строительного руководителя, надо вам сказать, была в СССР самая, с одной стороны, арапистая – вешать лапшу на уши и блефовать надо было лучше любого партийного идеолога, с другой – что-то надо было и строить. Сравните: канцелярист Черненко, поднявшийся до генсека, так серой мышкой в Истории и остался, зато выпивоха Ельцин, выросший из прорабов, вон сколько всего наворотил.

Но я не сажусь: нет, говорю, проектно-сметная документация вся предоставлена вовремя. Значит, оборудования у тебя нет! Нет, говорю, и оборудование все в комплекте. Макиевский не привык, чтобы из зала с ним спорили, но и я замолкаю, сажусь интеллигентно – все ведь нужное уже сказал, ждем реакции. Но тут вдруг встает Виктор Водолазов – не из директоров, а из депутатов, и как раз от уральского казачества – Уральск- город на тех выборах дал сразу несколько «нестандартных» избранников. И устроил Николай Михайловичу целый отлуп: а что это вы на «ты» разговариваете, и почему на вопросы Своика не реагируете, тем более что он тоже депутат! Все – собрание сорвано, всех распускают.

Возвращаюсь на ТЭЦ, но звонят из приемной Искалиева, просят приехать. Нажамеден Иксанович меня встречает примирительно, а тут из его комнаты отдыха выходит и Николай Михайлович – совершенно красный, при всех своих сединах, умытый и домашний такой. И тоже вполне так ласково говорит: извини, дескать, не знал, что ты депутат, на ТЭЦ мы ускорим, но и ты тоже хорош… Поговорили, короче, дружески, расстались довольные друг другом.

А чтобы закончить тему скажу, что потом, уже в депутатстве, мы с Макиевским пару раз пересекались и всякой раз он демонстрировал свое расположение. И в правительстве тоже некоторое время довелось поработать вместе – пока он не ушел. И, знаете, куда?

Спустя уже годы встречаю его как-то раз в городе, случайно. А Николай Михайлович поседел окончательно, добавив еще и белую окладистую такую бороду, совершенно благообразного вида. И общий облик у него уже не начальственный, а умиротворенный такой – светлый. И вот он новым тихим и спокойным голосом говорит, что – да, ушел к Богу, исполняет при церкви такие-то обязанности и в этом имеет смысл и радость жизни.

Вот так-то.

Очень много случилось сразу в первый же день на первой – организационной – сессии ВС 12-го созыва. Избрали Назарбаева президентом, Асанбаева – спикером, затем утвердили набор комитетов, стали назначать председателей. В перерыв я сразу побежал к Такежанову, избранному на Комитет по экономической реформе, бюджету и финансам – записываться. Но оказался уже третьим, Саук Темирбаевич познакомил с двумя уже записавшимися – Маратом Оспановым из Актюбинска и Сагатом Тугельбаевым из Гурьева (ныне Атырау).

После формирования комитетов объявили свободный микрофон, выступали с монументальной трибуны перед всем залом, а за спиной возвышался еще более монументальный президиум с Нурсултаном Назарбаевым, Ериком Асанбаевым и его замами – Серикболсыном Абдильдиным и Зинаидой Федотовой. Причем сам президиум тоже был амфитеатром, и Назарбаев один сидел не только над депутатским залом, но и над руководством ВС. Такая диспозиция сохранилась до самого конца, и была весьма показательной.

А тогда желающих выступить набралось человек десять – так все будущие члены группы «Демократический Казахстан» и обозначились – перед залом, руководством и друг перед другом.

Оспанов Марат

Кстати, Марат Оспанов успел отметиться в тот же день и еще раньше нас. Перед тем, как зал собрался проголосовать (руками, электронику

установили чуть позже) за избрание Нурсултана Назарбаева президентом, Марат встал и прямо с места обратился к кандидату с предложением, чтобы тот пошел на всенародное голосование. Типа, при таком-то авторитете народ поддержит единогласно. Посыл выглядел вполне верноподданно, но фактически означал отказ от уже решенной процедуры, с переносом выборов на куда-то потом. Да еще и (вдруг!) с альтернативами.

Ну, сказал и сказал, все пошло своим чередом, а отметка – осталась.

А еще тогда решили создать группу депутатов (в районе 65 или что-то около того человек, кажется), работающих на постоянной основе – вот так я после троекратного отказа (старался выполнить обещание коллективу ТЭЦ) опять стал алмаатинцем, уже в качестве депутата от Уральска.

Комитет по экономической реформе, финансам и бюджету оказался соответствующим своему названию: на нас свалилась основная масса разрабатываемых тогда законов – а при переходе к рынку заново и с нуля пришлось писать едва ли не все, причем основополагающее. О собственности, об акционерных обществах, о СЭЗ… и т.д. и т.п. Тем более, что Саук Темирбаевич от такой работы не бегал, наоборот, брал на комитет основную нагрузку, и авторитет у него в ВС был на уровне. Относительным конкурентом выступал только Комитет по промышленности – Дриллера Христиана Давыдовича, но все самое главное шло через нас. И мы трое, кроме шефа, – Марат, Сагат и я, соответствовали – рыли землю копытами.

Начали, помнится, с закона «О собственности» – и написали мы его весьма лихо, ввели, в том числе, собственность областного и городского уровней. И вот, помню, уже перед подписанием президентом нас с Маратом пригласили в его аппарат – отбиваться от замечаний юротдела. Противостоял нам человек (как сейчас понимаю) весьма грамотный, и искренне изумлялся, чего мы такого наворотили. Но мы и его взяли своим энтузиазмом – закон вышел.

Хотя в следующие два-три года очень многое начало переписываться. Собственно, с тех пор законодательство так почти ежегодно и «совершенствуется». Если откровенно – по российским «калькам».

Нам с Сагатом отвели один кабинет, и он почти сразу помчался в хозчасть – выбивать компьютер. Сам радовался как ребенок и меня подозвал – показывал, как набирает на клавиатуре и сразу на экране высвечивает текст, и его можно убирать, править, переносить, сохранять – какое чудо этот «Лексикон»!

А у меня, по опыту написания диссертации, тоже была наработана высочайшая технология работы с текстами: пишу от руки, ненужное зачеркиваю и сразу, с новой строки, продолжаю, потом беру линейку – ррржык – отрываю под каждым зачеркиванием, клеем – вжик – соединяю, получались такие толстенные простыни, слоев иногда в пять или больше. И печатать сам научился – тоже этим гордился. ГИПовскому ремеслу это большая помощь – где еще в той же Москве, в командировке сразу найдешь машинистку.

Короче, заразил меня Сагат компьютером, себе тоже получил, и иногда даже с сессий убегал – попечатать.