– Эти вилки… любовно вымытые в предменструальный период моей сестрицей, которую я люблю и обожаю, холю и лелею… – Делаю паузу, чтобы вытолкнуть языком застрявший в зубах комок мяса. – Эти вилки доказывают…
Эми улыбается. Ей приятно видеть меня в расстроенных чувствах. Полагаю, в этом ей мерещится подтверждение, что у ее брата есть хоть какие-то чувства.
– Эти вилки доказывают…
– Что они доказывают?
– СУЩЕСТВОВАНИЕ ДЬЯВОЛА!
Мама роняет свой столовый прибор:
– Эми?
– Да, мама?
– Скажи ему, что это мой дом. Скажи ему, что кричать за ужином здесь никому не позволено. Так ему и скажи.
– Гилберт сам знает, мама. Он нечаянно повысил голос.
Черта с два нечаянно.
– Пусть сгоняет маме за сигаретами.
Эми идет в столовую и на ходу говорит:
– У тебя еще целая пачка есть, неначатая.
– А на потом? ПОТОМ ЧТО Я БУДУ КУРИТЬ?
Из стоящей на холодильнике банки от кофе «Фольджерс» Эми достает десятку и протягивает мне:
– Купи ей сигарет. И умоляю: переговори с Такером. Чтобы впредь меня не обманывать, ладно? А в девять забери Эллен с работы. Она любит, когда ты за ней заезжаешь. Это послужит добрым знаком.
– Конечно, Эми. Все будет сделано.
– Вот и славно. Я знала, что на тебя можно положиться.
В такие вечера мне просто необходимо вырваться из дому. Поколесить по городу, помечтать о путешествиях. Припомнить семьи, которые в детстве видел по телику. Помечтать о красивых лицах и гоночных автомобилях, вообразить, что я – это я и есть, но родственники у меня совсем другие. Воображаю, что я – это я и есть.
7
Такер спрашивает:
– Ты слышал? Нет, ты это слышал?
– Что я должен был слышать?
– У нас наконец-то строят… – Он вынужденно умолкает: ему в рот залетела мошка.
– Что у нас наконец-то строят?
– «Бургер-барн». – И смотрит на меня так, будто я должен теперь пуститься в пляс.
– Ну, – говорю, – и что дальше?
– Неужели до тебя не доходит? Неужели непонятно, какие будут… э-э-э… мм…
– Последствия?
– Во, точно, забыл слово. «Бургер-барн» – это только начало. А там, глядишь, появится у нас и «Пицца хат», и «Кей-Эф-Си». А может, даже «Тако белл». Я на работу устроюсь. Мне форму выдадут.
– Круто, – говорю.
– Гилберт, я тебя ненавижу. Весь день собирался тебе это сказать. Ну что ты тут вытянулся, как телеграфный столб?
– У тебя пиво есть?
– Есть ли у Такера пиво? У Такера есть канадское пиво.
– Ну и какой в нем кайф?
– Для канадского пива используется особая вода.
– Надо же, какая важность.
– Очень даже большая важность, Гилберт. Не каждый сорт пива производится на особой канадской воде.
Он кидает мне две банки, я ловлю и начинаю дегустацию.
Такер живет в переоборудованном гараже позади родительского дома. Там у него есть маленький холодильник и электроплитка, но больше для виду – он все равно харчуется у родителей. Гараж он перестроил своими руками, на пару с отцом; получилось, может, и неказисто, зато вполне функционально: этакая квартирка со спальным местом. В двери прорезано отверстие и поставлено витражное окно с изображением лошади. Но в целом жилище пыльное, темное, под стать самому Такеру. Сделали там подсветку для его коллекции пивных банок численностью более девятисот штук. Заходишь – и в нос шибает запах, как в пивном баре. В баре без женщин: Такер с женщинами не знается.
Допиваю первую банку; он говорит:
– Вся фишка – в этой канадской воде.
– Да брось ты.
– Признай: вода – это главное.
Лучше я кругом облажаюсь, чем признаю правоту Такера. И ни в одной игре не дам ему одержать верх: если увижу, что к тому идет, придется изменить правила.
– Короче, насчет «Бургер-барна». Прикинь: сюда вызвали бригаду мастеров, и они не позднее чем за месяц сдадут работу под ключ. Я сегодня ездил посмотреть что да как. Это рядом с «Фудлендом». Уже площадку разровняли, откроются… к середине июля.
Такер нынче в ударе. Чтобы к себе подобреть, ему обычно требуется две банки пива, но сегодня хватило одной, да и то неполной.
– Я что хочу сказать, – продолжает он, – как раз сегодня утром просыпаюсь, смотрю вокруг и замечаю подвижки. Замечаю, что жизнь моя налаживается. У многих даже угла своего нет, верно? А у меня отдельное жилье. И руки растут откуда надо, согласен?
Я киваю, но мысли блуждают где-то далеко.