– Ты так считаешь?
– Точно вам говорю, сэр.
– Вообще говоря, человеческая рука меня восхищает. Не знаю более совершенного творения.
Он вытягивает перед собой руки и шевелит пальцами, растопырив их во все стороны. Любуясь этим творением, он фыркает и похохатывает.
– Когда мы с Бетти, еще бездетные – тебе это должно быть особенно интересно, – жили в Буне, там был один малыш-вундеркинд. Лет восьми или девяти. Не то китаец, не то японец – короче, из тех, которые бесподобно играют на рояле. Настоящий гений, причем сын белых родителей. Приемный. И родители застраховали его ручонки на полмиллиона долларов. Представляешь?
Уставился на меня в ожидании отклика, а мне одного хочется – попросить у него прощения.
– Блистательный пример возможностей человеческой руки, ты не находишь? Чего только люди не страхуют. И это доказывает, как важно защищать все уникальное! Видит Бог, я чувствую, что нужен людям. А тебе не хотелось бы оказаться нужным, Гилберт? На первых порах я мог бы тебе подсобить. Ты не рассматривал для себя возможность построить карьеру в страховом бизнесе? Неужели так и будешь до скончания века мешки с бакалеей подносить?
– Э… – Больше ничего выдавить не могу.
– Дело стоящее. У меня, к примеру, дом, дети. У нас двое. Причем двое мальчишек. Сейчас батут покупаем. Заезжай, ты непременно должен его опробовать. Доставку заказали к Четвертому июля. Сыновья хотели бассейн, но бассейн мне сейчас не потянуть, а батут – в самый раз. Будь я врачом – тогда другое дело, это понятно… доктору Гарви бассейн соорудить – как нечего делать. А у нашего дома и батут неплохо будет смотреться.
Мистер Карвер нудит про этот новый батут, который застраховать куда проще, чем бассейн, и про всякую всячину, какая только посещает его необъятный, кавернозный ум, а я только глаза таращу. Неужели моя судьба – таким же стать?
У него над столом в коричневой деревянной рамке висит недавнее семейное фото Карверов. Каждый год Эндорский сберегательно-кредитный банк предлагает своим клиентам такой подарок на Рождество: семейный портрет. Мы этой услугой много лет не пользовались, главным образом из-за того, что мама в кадр не войдет, а еще потому, что семья, как мы считаем, – это вообще не наша история.
На фотопортрете мистер Карвер сидит, оскалив зубы, между двумя сыновьями. Мальчишки натужно улыбаются. Позади этой троицы стоит миссис Бетти Карвер – с отсутствующим видом и тоской во взгляде.
Меня так и тянет схватить его за ворот и спросить: «Ты когда-нибудь жене своей в глаза смотришь, паразит?» – но я сдерживаюсь. А он бубнит и бубнит. Но его на полуслове прерывает телефонный звонок. Со словами «Минутку, Гилберт» он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Ждет, чтобы Мелани взяла трубку в приемной. Должно быть, телефон звонит так редко, что мистер Карвер невольно смакует предстоящий разговор.
В дверь тихонько барабанят накладные ногти Мелани.
– Мистер Карвер?
– Я беседую с Гилбертом. Вы что, не знаете?
– Знаю, сэр.
– Надеюсь, у вас неотложный вопрос.
– На проводе ваша жена.
– Скажите ей, что я на совещании…
– У нее, похоже, что-то важное.
– Ну, так и быть. Так и быть. Гилберт, подождешь секундочку, не обидишься?
Пожимаю плечами, дескать, «без проблем», а сам думаю «все, капец».
Он снимает трубку:
– Слушаю, Бетти. В чем дело?
Я обвожу глазами кабинет, как будто этот разговор меня не касается.
– Ну-ну. Так-так. Успокойся. Да успокойся же! – Крутанувшись в кресле, он застывает спиной ко мне. – Нет. Да, у меня совещание. С Гилбертом Грейпом, да.
Мистер Карвер делает паузу и, не оборачиваясь, говорит:
– Гилберт, моя супруга интересуется, как ты себя чувствуешь.
– Я… мм… хорошо.
– Он хорошо себя чувствует. Угу. А Гилберт тут при чем? – Очередная пауза. – Милая, не надо больше истерик. Прошу тебя. Говори со мной.
Теперь голос мистера Карвера едва слышен. Загривок наливается кровью.
– Естественно, я расстроен. Конечно, я огорчен.
Он весь взмок. Здоровенный детина, такому ничего не стоит мне руки повыдергать.
– Ну, я должен прежде всего думать о детях. Что мы скажем детям? Они – первопричина всего. Все мои мысли – о детях. Как раньше уже не будет. Успокойся, Бетти, не то я нагряну домой. Ну, так. Я еду. По телефону такие вопросы не решаются.
Повесил трубку и замер. Боже милостивый. Оттолкнувшись ногами от пола, мистер Кен Карвер возвращает кресло в прежнее положение. Смотрит на меня осклабившись, точь-в-точь как на фото.
– Срочное дело. Прошу меня извинить.
Быстро выходит из кабинета; я встаю и, как лунатик, устремляюсь за ним. Мелани что-то говорит, но я слышу только «перезаписаться». Распахиваю дверь; над головой дзинькает или тренькает колокольчик. Уличная жара бьет меня по щекам, словно хочет доказать, что все происходящее – вовсе не ночной кошмар.
– Гилберт, – окликает мистер Карвер, остановившийся возле своего «форда-фермонт», – не подбросишь ли меня до дома?
Останавливаюсь и прирастаю к месту, не придумав, что ответить. Сердце колотится как бешеное. На лице – чувствую – проступает пот.
– Я сейчас не в том состоянии, чтобы за руль садиться, – говорит он с улыбочкой, как будто мне отступать некуда.
– Но…
– Раз такая срочность…
Мы забираемся в пикап, и мистер Карвер шарит по сиденью в поисках ремня.
– Я их снял, – говорю. – Мешаются только.
Он читает мне краткую лекцию о нарушении правил личной безопасности:
– Если ты не вернешь их на место, нам придется поднять ставку твоих страховых взносов.
– Понял, – отвечаю. – Верну на место.
Опустив окна, мчим по трассе. Мистер Карвер начинает что-то говорить. Вернее, кричать. Она ему все про нас выболтала. Ясное дело, он знает.
– Женщины, Гилберт. Моя супруга – женщина. – Делает паузу для эффекта. Хотя какого он ждет эффекта – трудно сказать. – И Бог свидетель, я ее люблю… Бог свидетель. У нас двое сыновей, но ты и без меня это знаешь. Тодд и Даг – оба сейчас в христианском лагере, скучают по родителям, по дому, вот и я подумал: когда мы за ними поедем, а это, как тебе известно, будет сегодня… надо захватить с собой какой-нибудь гостинец. Который без слов скажет, как мы их любим. И моя супруга… храни ее Господь… сегодня что-то приключилось с моей супругой… и знаешь, что именно?