Коко

Чуть больше часа спустя они шагали по Орчард-роуд. Пул нес конверт, набитый фотографиями Андерхилла с обложек книг; Биверс, карман пиджака которого оттопыривал «Кодак инстаматик», неуклюже пытался на ходу рассмотреть что-то на карте путеводителя по Сингапуру, а Конор Линклейтер шагал вместе со всеми, сутулясь и сунув руки глубоко в карманы, и не нес ничего. Во время завтрака они решили провести утро как обычные туристы и попытаться пройти на своих двоих по Сингапуру столько, сколько хватит сил, – «проникнуться духом города», как сказал Биверс.

Эта часть Сингапура казалась такой же пресной и безвредной, как их завтрак в кофейне. Чего не удалось рассмотреть из окна своего номера доктору Пулу – так это того, что город имеет очень много общего с дьюти-фри-зоной крупного аэропорта. Каждое строение, если это только не гостиница, было либо офисным зданием, либо банком, либо торговым центром, причем последние, преимущественно трех-четырехэтажные, составляли абсолютное большинство. Гигантский постер на самом верхнем этаже еще строящегося здания изображал бизнесмена-американца, беседующего с сингапурским банкиром-китайцем. В круг над головой американца были вписаны слова: «Я с радостью узнал о фантастической прибыли, которую могу получить, инвестируя свои деньги в Сингапур!» На что китайский банкир отвечал: «С нашей выгодной инвестиционной программой для наших зарубежных друзей никогда не поздно принять участие в экономическом чуде Сингапура!»

В любой момент – хоть прямо сейчас – можно зайти в магазин со стеклянным фасадом и купить фото- или видеокамеры либо стереоаппаратуру. Напротив, по ту сторону шестиполосной улицы, расположился торговый центр «Орчард Тауэрс»: поднявшись по пролету мраморных ступеней, вы можете заглянуть на выбор в любой из семи магазинов, предлагавших камеры, стерео, электробритвы и электронные калькуляторы. А рядом через дорогу, слегка напоминая зиккурат, стоит торговый центр «Дальний Восток», над которым натянут длинный красный баннер со словами: «Гонг Хей Фат Чой»[65 - Китайское новогоднее поздравление и пожелание процветания.]: совсем недавно праздновался китайский Новый год. Рядом с «Орчард Тауэрс» расположился отель «Хилтон», на террасе которого завтракали степенные американцы. Далее располагался «Сингапур форум», перед которым невысокий крепыш-малаец с лицом Уильяма Бендикса[66 - Уильям Бендикс (1906–1964) – американский актер кино, театра и телевидения, который «сделал карьеру, исполняя роли симпатичных здоровых простаков, хотя иногда с неменьшим успехом он играл зловещие и трагические роли». С выступающей челюстью, сломанным носом, плотный и дородный, Бендикс достиг уровня популярности, практически неслыханного для характерного актера, называя себя «столь же красивым, как грязный забор».] поливал из шланга каменные плиты тротуара. Далеко вверх на склоне холма они увидели садовника, трудившегося над тем, чтобы территория «Шангри-Ла» оставалась такой же безупречной, как центральный корт на Уимблдоне. А дальше по Орчард-роуд тянулись торговый центр «Лаки плаза», отели «Айрана» и «Мандарин».

– Такое ощущение, – сказал Конор Линклейтер, – будто в один прекрасный день Уолт Дисней сошел с ума и сказал: «К черту детишек, давайте лучше изобретем Сингапур и просто станем рубить капусту».

Когда они проходили мимо «Просперити тэйлор шоп», из него вышел ухмыляющийся маленький человечек и направился следом за ними, пытаясь зазвать в магазин и что-нибудь приобрести.

– Вижу, вы парни крутые! – сказал он, протащившись за ними первые полквартала. – Мы дадим вам скидку десять процентов. Лучшего предложения вам не сыскать во всем городе. – После того как они практически миновали большой перекресток на Клеймор-Хилл, он сделался более назойливым. – Так и быть, гарантирую скидку в двадцать пять процентов! Опустить цену ниже я просто не могу!

– Костюмы нам не нужны, – сказал ему Конор. – Мы не ищем костюмы. Отвяжись.

– Неужели вам не хочется хорошо выглядеть? – спросил портной. – Что с вами не так, мужчины? Нравится выглядеть как туристы? Только на минутку загляните в мой магазин – и выйдете из него утонченными джентльменами, да еще получите скидку в двадцать пять процентов.

– Да я и так выгляжу как утонченный джентльмен.

– А я могу сделать так, что будете выглядеть просто блестяще! – не унимался портной. – То, во что вы сейчас одеты, обошлось вам в три-четыре сотни долларов, я же за эту цену дам вам костюм в три раза лучше!

Биверс, нетерпеливо шагавший по тротуару, резко остановился. Выражение неприкрытого изумления на его лице стало для Майкла Пула (и, как он полагал, для Конора – тоже) прямо-таки рождественским сюрпризом.

– С моей помощью вы преобразитесь и станете выглядеть, как завсегдатай Сэвил Роу[67 - Сэвил Роу (англ. Savile Row) – небольшая улица в лондонском Вест-Энде, которую по праву называют домом мужского пошива. Это единственное в мире место, являющееся синонимом одного из формальных видов одежды. Вот уже больше двух веков Сэвил Роу, на которой расположено множество ателье, является центром мужской моды.],– говорил портной, круглолицый китаец за пятьдесят в белой рубашке и черных брюках. – За костюм, который стоит шестьсот пятьдесят долларов, я попрошу всего триста семьдесят пять. Цена со скидкой пятьсот, я сбавлю цену еще на четверть. Триста семьдесят пять – это несколько отличных ужинов в «Четырех сезонах». Вы же адвокат, да? Когда окажетесь перед Верховным судом, на вас обратят внимание не только потому, что вы выиграете дело, все станут ахать: «Откуда у вас такой костюм? Должно быть, из ателье пошива „Просперити“, хозяин которого Винь Чонг»!

– Да не хочу я покупать костюм, – сказал Биверс с лукавым выражением лица.

– Костюм вам просто необходим.

Биверс резким движением выудил из кармана фотоаппарат и, вытянув вперед руку с камерой, словно стреляя, сделал несколько снимков китайца. Портной с усмешкой позировал ему.

– Почему бы вам не пристать к одному из этих парней вместо меня? А еще лучше – вернуться в свое ателье?

– Самые низкие цены! – Портного уже трясло от едва сдерживаемого веселья. – Триста пятьдесят долларов. Ниже не могу – не хватит оплатить аренду. Если сброшу еще – станут голодать дети.

Биверс сунул камеру в карман и повернулся к Майклу с видом животного, попавшего в капкан.

– Похоже, этот тип знает все, – сказал Майкл. – Может, спросить у него про Андерхилла?

– Так покажи ему фото!

Майкл вытащил из-под руки конверт с фотографиями и открыл его.

– Мы сотрудники полиции из Нью-Йорка, – сказал Биверс.

– Вы адвокат, – возразил портной.

– Скажите-ка, видели ли вы когда-нибудь этого человека? Майк, покажи ему фото!

Майкл вынул из конверта один из снимков и в вытянутой руке показал портному.

– Знаете его? – спросил Биверс. – Вспомните, видели ли его раньше?

– Этого человека я никогда не видел, – ответил портной. – Для меня было бы честью встретиться с этим человеком, да только он не смог бы заплатить мне даже минимальную цену.

– Почему же? – спросил Майкл.

– Слишком артистичная натура, – сказал портной.

Майкл улыбнулся и не успел убрать фотографию в конверт, когда портной наклонился вперед и выхватил снимок.

– Дайте мне фото? У вас еще много, а?

– Врет он, – сказал Биверс. – Вы лжете. Где этот человек? Можете отвести нас к нему?

– Это фото знаменитости, – сказал портной.

– Он просто хочет заполучить фото, – сказал Майкл Биверсу.

Конор хлопнул китайца по спине и громко рассмеялся.

– «Просто хочет заполучить фото» – это ты о чем?

– Повесить на стенку, – сказал портной.

Майкл вручил ему фотографию.

Портной сунул снимок под мышку и захихикал:

– Большое спасибо!

Он развернулся и по широкому тротуару отправился восвояси. Хорошо одетые китайские мужчины и женщины неспешно шагали к ним под нависающими деревьями. Большинство мужчин были в синих костюмах, аккуратно повязанных галстуках и солнцезащитных очках и выглядели, как тот банкир с плаката. Женщины были хрупкими и хорошенькими, все в платьях. Пул осознал, что он, Биверс и Конор здесь представляли расовое меньшинство из трех человек. Далеко впереди аллеи, рядом с плакатом, запечатлевшим сурово хмурящегося Чака Норриса в окружении языков пламени и множества иероглифов, лениво брела китайская девочка-подросток, рассеянно заглядывая в витрины магазинов. На ней была, по-видимому, школьная форма: плоская белая шляпка с широкими полями, белая матроска с черным галстучком и свободная черная юбка. Затем позади нее открылась взгляду целая стайка так же одетых девчушек – словно выводок утят. Через дорогу рядом с постером, рекламирующим гамбургеры «Макдоналдс», виднелся квадратный белый знак, призывающий «Говорите на мандаринском – помогите своему правительству». Неожиданно Пул ощутил сильный запах духов, словно окунулся в облако аромата невидимого экзотического цветка, и без всякой причины вдруг почувствовал себя непомерно счастливым.

– Раз уж мы собрались искать Буги-стрит, о которой частенько рассказывал Андерхилл, почему бы нам не взять такси? – предложил он. – Мы же в цивилизованной стране.

2

Ужаленный осознанием знакомого кошмара, Тина Пумо проснулся, как ему показалось, в полной темноте. Громко билось сердце. Он, наверное, кричал, мелькнула мысль, или издал какой-нибудь звук, прежде чем проснуться, но Мэгги безмятежно спала рядом. Он поднял руку, взглянул на светящийся циферблат часов: три двадцать пять ночи.

Тина понял, что пропало со стола. Если бы Дракула не сдвигала все со своих привычных мест, он бы сразу заметил пропажу; к тому же, будь следующие после взлома два дня обычными рабочими, он бы понял все, едва усевшись за рабочий стол. Но эти два дня были какими угодно, только не нормальными: по меньшей мере половину каждого из них он проводил внизу со строителями, подрядчиками, плотниками и дезинсекторами. По-видимому, избавить кухню «Сайгона» от оккупировавших ее насекомых в конце концов удалось, но дезинсектор все еще находился в состоянии, сильно смахивающем на эйфорию от количества, разнообразия и живучести букашек, которых ему пришлось истребить. По нескольку часов в день уходило на то, чтобы убедить Молли Уитт, его архитектора, что она проектирует всего лишь кухню и расширенный обеденный зал, а не высокотехнологичный операционный зал. Остальное время он провел с Мэгги, рассказывая ей о себе столько, сколько никому и никогда не рассказывал в жизни.

Пумо не оставляло ощущение, будто Мэгги за два неполных дня проделала трудный путь к тому, чтобы вытащить его из той скорлупы, в которую он, едва сознавая это, заключил себя сам.

В какой-то мере он лишь начинал догадываться, что оболочка эта сформировалась во Вьетнаме. Пумо чувствовал стыд и унижение от этого нового знания: Дракула жутко напугала его, вновь пробудив к жизни чувства, которые, как он с гордостью – но тщетно – надеялся, ему удалось скинуть с себя вместе с военной формой. Пумо с уверенностью полагал, что вьетнамский глубокий болезненный след в душе могли позволить себе другие – только не он. И потому прежде чувствовал себя на эмоционально безопасном расстоянии от всего, что с ним там произошло. Оставив армию, он продолжил жить своей жизнью. Как практически любому другому ветерану, ему пришлось пережить период неустроенности и осознания бесцельности жизни, когда казалось, что его просто влечет по течению. Но период этот завершился шесть лет назад, когда он сделал первый шаг – приобрел «Сайгон». И да, это правда: он продолжал свои «путешествия» от девушки к девушке, и, по мере того как становился старше он, девушки делались моложе, оставаясь в том же возрасте. Пумо влюблялся в очертания их губ, или форму их предплечий, или гармонию между их икрами и бедрами; он влюблялся в то, как колыхались их волосы, или в то, какими глазами девушки смотрели на него. До того момента, думал теперь Пумо, когда его остановила Мэгги Ла, он влюблялся во все внешнее – в то, что видел в облике человека, не чувствуя самого человека.

– По-твоему, реально существует такой момент, в котором заканчивается тогда и начинается сейчас? – как-то спросила его Мэгги. – Разве ты не знаешь, что в глубине души вещи, с тобой происходящие, никогда не перестают происходить с тобой потом?

Пумо пришло в голову, что Мэгги может думать так, потому что она китаянка, но о своем предположении умолчал.

– Человек не в силах избавиться, уйти от прошлого, как ты, по-твоему, ушел от Вьетнама, – сказала она ему. – На твоих глазах каждый день убивали твоих друзей, а ведь ты был тогда еще совсем мальчишкой. Теперь же, получив незначительную трепку, ты боишься лифтов, боишься подземки, темных улиц и еще бог знает чего. Тебе не кажется, что существует некая связь?