– Я вернусь в вашу контору двадцать пятого марта девяносто второго года до окончания занятий.
И он спокойно вышел.
Прятки
Выйдя от нотариуса, Лаваред закурил сигару и шел в продолжение получаса, обдумывая, что ему предпринять. Он нашел свою первую мысль великолепной; ему, как любителю приключений, улыбалась эта поездка за золотым руном. В успехе он не сомневался. Но, обдумывая свой план, он отдавал себе отчет и в тех бесчисленных препятствиях, которые могут ему встретиться. В таких размышлениях он дошел до собора Маделен. Его задумчивое лицо озарилось улыбкой. Он что-то придумал. Но что же? Перейдя улицу, он вернулся в редакцию своей газеты «Эхо Парижа» и там написал для следующего номера заметку, где, обозначив действующих лиц под очень прозрачными псевдонимами, рассказал всю историю духовного завещания. Затем он прошел к кассе, где его ожидало первое препятствие, а именно: по приказу Буврейля ему не выдали жалованья.
– Хорошо, – сказал он, – это начало!
Он отправился к себе. Тут старушка Дюбуа сообщила ему, что приходил судебный пристав и велел вынести всю его обстановку по распоряжению господина Буврейля.
– А мне какое дело, – сказал весело Лаваред. – Завтра я уезжаю на тот свет!
– Боже мой! – вскрикнула добрая старушка. – Надеюсь, вы не собираетесь лишить себя жизни, господин Арман! Не в деньгах счастье, – утешала она его.
– Успокойтесь, – сказал он, смеясь, – тот свет, куда я отправляюсь, – Америка. Там я должен получить от одного родственника наследство в четыре миллиона.
– Ну и напугали же вы меня!
Лаваред нанял извозчика и велел везти себя на Орлеанский вокзал, в бюро отправки товаров большой скорости; он знал одного из чиновников бюро, которому от времени до времени давал билеты в театр. Пробыв с ним несколько минут, Арман пошел на товарную платформу, где находились различные тюки, ящики, корзины и т. д.
Вполне довольный своим осмотром, он вернулся в бюро и написал накладную, которая удивила чиновника и заставила улыбнуться сопровождавшего его друга.
– Это в Панаму? – спросил надзиратель.
– Да, в Панаму, – ответил Лаваред, – большой скоростью. Этот тюк должен быть отправлен завтра утром с экспрессом.
Затем он снова вернулся на платформу, попросил у рабочего кисть и ведро черной краски и на громадном деревянном ящике написал большими буквами слово «Панама». Ящик имел форму рояля. Лаваред стер все бывшие на этом ящике надписи и снял все ярлыки, затем дал на чай помогавшим ему рабочим, дружески пожал руку помощнику начальника, который не мог сдержать своей улыбки.
– Как шутка – это довольно удачно. Но ручаетесь ли вы, что Компания от нее ничего не потеряет? – спросил помощник.
– Я отвечаю за все. Когда я получу наследство, то обещаю вам хороший обед и ложу в опере.
Затем он снова сел в экипаж и, не теряя времени, отправился на бульвар. Заглянув в портмоне, Арман увидел, что осталось еще несколько луидоров. Надо было их истратить в тот же вечер или ночью, что было, впрочем, нетрудно. Он пригласил нескольких товарищей, заказал обильный обед с хорошим вином, провел превеселый вечер, закончившийся тонким ужином с шампанским… Таким образом, к утру у него осталась только монета в два франка.
– Вот все, что мне нужно!.. Полтора франка на извозчика и десять су – на кругосветное путешествие.
В восемь часов утра наш путешественник отправился на Орлеанский вокзал. Правда, он не спал всю ночь, мысленно решив, что успеет выспаться в дороге. Он быстро исчез на багажной станции.
Через некоторое время среди пассажиров скорого поезда появились наши знакомые.
Вот показался и Буврейль в сопровождении своей дочери Пенелопы и ее горничной.
Откровенно говоря, долговязая, костлявая Пенелопа с желчным цветом лица и надменным, самоуверенным видом, конечно, не могла прельстить Лавареда. Она сознавала, что богата, гордилась этим, и отказ Лавареда жениться на ней оскорбил ее самолюбие. Она посоветовала отцу голодом принудить молодого человека сдаться.
Старый хитрец внимательно читал только что вышедшую газету «Эхо Парижа», а именно заметку Лавареда. Он узнал себя в лице господина Шардонера – «птицы из породы коршунов», пробежал всю статью, читая между строк, затем передал газету дочери и высказал ей свое мнение по поводу статьи.
– Как! – сказала она, прочитав ее. – Этот господин, отказавшийся от меня, получит четыре миллиона, если ему удастся совершить кругосветное путешествие без денег?…
– Одно это доказывает, что он сумасшедший.
– Надо надеяться, что это предприятие ему не удастся.
– Будь спокойна, он скоро вернется в Париж, сконфуженный и полный раскаяния. Он так запутался в моей сети векселей, что будет счастлив заключить мир, прося твоей руки.
Пенелопа вздохнула. И без того некрасивая, она становилась прямо уродливой, когда вздыхала.
– А ведь как хорош-то! – сказала она, закатывая к небу глаза цвета помоев.
В это время носильщики перевозили в тачке ящик, форма и размер которого привлекали всеобщее внимание.
– Смотрите, – сказал господин Буврейль, – вот ящик, который отправляется туда же, куда и я.
– Его отправляют в Панаму? – спросила Пенелопа.
– Да, так на нем написано.
– Это, вероятно, рояль.
– Должно быть, какой-нибудь инженер хочет усладить свои досуги среди болот.
– Остерегайся, пожалуйста, лихорадок, папа.
– Успокойся, с деньгами и здоровье купить можно. Кроме того, я там долго не пробуду. Мне только надо осмотреть дровяные склады, проверить расходы и состояние работ. Я сделаю себе только пометки, а на обратном пути на пароходе составлю отчет для Компании. Все это займет не более двух недель.
– Значит, ты будешь в отсутствии приблизительно недель шесть?
– Не более. Я тебе телеграфирую о дне моего прибытия туда и о дне выезда.
Сказав это, Буврейль сел в купе первого класса, куда не замедлили прийти еще двое пассажиров.
Сэр Мирлитон в сопровождении своей дочери мисс Оретт и гувернантки миссис Гриф прибыли на вокзал в назначенный час с точностью, свойственной англосаксонской расе. Они везде искали, но нигде не нашли Лавареда. Этот последний, как нам известно, не мог быть на пассажирской станции.
– Неужели он уж отказался от своего намерения? – спросил англичанин.
– Не может быть, – ответила мисс Оретт.
Между тем время шло, момент отхода был близок, а Лаваред все еще не появлялся.
– О, – недовольно протянул сэр Мирлитон.
– Ты должен его сопровождать.
– Для этого нужно, чтобы он был здесь.
– Но может быть, он нашел более благоразумным уехать из Парижа в Бордо один, без тебя?
– Он, вероятно, это сделал, чтобы я не мог проверить, взял ли он билет, стоящий более гривенника, – прибавил он, смеясь.