Карнавальная ночь

Пожилая монахиня, словно нехотя, протянула ему руку и тихо проговорила:

– В конце концов, вы носите имя де Клар!

В ее устах эти слова были высшей похвалой. Герцог надменно улыбнулся.

– Я дворянин и, кроме того, честный человек, – продолжал он, – хотя вовсе не кичусь этим. Я люблю и уважаю славное имя, которому грозит исчезновение вместе со мной, поскольку у меня нет сыновей. Мысленно, уважаемая тетушка, вы упрекаете меня за то, что я не разделяю вашего воодушевления. Обещаю, что буду вести себя так, словно я его разделяю. Сын моего брата – если, повторяю, он существует, ибо вам необходима совершенная уверенность, – получит состояние и титул своего отца, клянусь честью!

– Большего от вас невозможно требовать, – ровным тоном отозвалась монахиня, – ибо, если такое случится, вы потеряете все, чем так долго владели.

– Я ничего не потеряю, мадам. Я лишь возвращу законному владельцу доверенное мне имущество, – холодно и с достоинством парировал герцог.

Наступила пауза. Монахиня положила миниатюру на кровать. Нита приблизилась и стала разглядывать портрет.

– Досточтимая тетушка, – продолжал герцог, смягчившись, словно желая загладить впечатление чрезмерной суровости, произведенное его последними словами, – я согласен с вами в том, что касается сходства. Как и вас, оно поразило меня, оно поразило мою дочь, оно поразило бы любого, кто знаком с нашей семьей. Можно сказать, это фамильное сходство. Молодой человек похож не только на Раймона де Клара, но и на мой портрет, что висит у меня дома, и на ваш собственный портрет, который я храню в моей спальне.

– Верно, – тихо сказала Нита и добавила: – А он похож на меня?

– Вы, принцесса, ангел мой, – ответил герцог с бесконечной нежностью в голосе, – вы – живой портрет вашей благородной матушки, а она не принадлежала к роду Кларов.

– Значит, – переспросила девочка, – он не похож на меня? – И она глубоко задумалась.

– Но кроме сходства, – продолжал герцог, – которое, строго говоря, может быть игрой случая…

– Вы так полагаете? – перебила монахиня, тоном, в котором звучал вызов.

– Мадам, – ответил герцог, – я ничего не полагаю, но я хотел бы, рассуждая здраво, отыскать истину. До сих пор я являюсь главой семьи и ношу имя Клар Фиц-Руа Жерси, герцог де Клар. Это почетное, но тяжелое бремя. Я исполнял, исполняю и буду исполнять свой долг… Но вот что я хотел сказать: кроме необычайного сходства, ставшего отправной точкой наших поисков, есть ли у вас иные доказательства?

– Только одно, – ответила монахиня.

– Я слушаю, – сказал герцог, и лицо его приняло выражение серьезного внимания.

– Принцесса, – обратилась монахиня к девочке, – в моем часослове есть замечательные картинки.

Нита открыла часослов, но, как и ее отец, продолжала внимательно слушать.

– Боюсь, – сказала монахиня, – что обстоятельство, о котором я вам собираюсь рассказать, не покажется вам знаменательным. Есть вещи, которым придают значение лишь женщины и дети. Молодой человек появился здесь в ночь на великий пост…

– Мне известна эта история, – перебил герцог.

– О!.. – вырвалось у монахини. – Могу ли я спросить, кто вам ее рассказал?

– Мне она известна, – коротко ответил герцог.

– Вы не спрашивали себя, – монахиня понизила голос, так чтобы Нита не могла услышать, – кому в этом бесчестном мире выгодно исчезновение сына герцога Раймона де Клара?

– Досточтимая тетушка, – ответил герцог, глядя ей прямо в лицо без гнева и насмешки, – я спрашивал себя, но моя совесть ничего мне не подсказала.

На мгновение их взгляды скрестились.

– Да благословит вас Господь, Гийом! – порывисто прошептала монахиня, впервые за много лет назвав племянника по имени. – Я настолько же уважаю вас, насколько люблю!

Герцог улыбнулся и указал на Ниту жестом, исполненным отеческой привязанности.

– Тетушка, вот мое главное достояние, единственное, которым я дорожу. Моя дочь, принцесса, не нуждается в том, что принадлежит сыну моего брата Раймона. Я достаточно богат, чтобы обеспечить троих дочерей и зятьев. У нотариуса мэтра Дебана, в доме номер три по улице Кассет, лежит папка, содержащая все необходимые документы для передачи, при необходимости, старшему из рода Кларов его имущества, титулов и родового поместья.

Монахиня подозвала Ниту и пылко поцеловала ее.

– Принцесса, – сказала она, – ваш отец – благороднейший человек. Мой дорогой племянник, – продолжала она, – я прошу прощения у Господа за то, что придаю столь важное значение мирским заботам. Пусть это будет в последний раз. Однако не удивительно ли, что искушение настигло меня в уединении кельи, где я похоронила себя? Вот о чем я хотела вам рассказать: с тех пор как он попал в обитель, молодой человек не произнес ни слова; есть подозрения, что он лишь играл роль немого. При нем ничего не нашли, кроме обрывка бумаги. Такую бумажку с адресом обычно вручают рассыльным. На этом обрывке карандашом было написано имя вашего брата: Раймон Клар Фиц-Руа Жерси, герцог де Клар. Монахиня умолкла, герцог ждал.

– Сначала я сочла это обстоятельство весьма значительным и в некотором смысле решающим, – пробормотала монахиня. – Но теперь я вижу, что мнение такого человека, как вы, не может основываться на столь неопределенных доказательствах.

– Доказательства действительно неопределенные, – задумчиво проговорил герцог. – Вы закончили, уважаемая тетушка?

– Да, – тихо ответила монахиня и поднесла руки ко лбу. – Мне уже много лет, – продолжала она задумчиво. – Я верю вам, как никому, мой дорогой племянник, однако я не могу снять с себя ответственность… Этот юноша, возможно…

– Молодой человек, возможно, ваш крестник, – холодно перебил герцог.

Он поднялся и сделал знак Ните подойти.

– Отец, – сказала девочка, подставляя ему свой лоб и прибегая к тому ласковому тону, против которого герцог не мог устоять, – я все поняла. Там, внизу, мы видели моего кузена Ролана де Клара. Я уже люблю его всем сердцем.

Задорные искорки замелькали в старческих глазах матери Франсуазы Ассизской. Она обняла девочку и нежно поцеловала.

– Дети часто видят яснее, чем взрослые, – пробормотала она.

– Они ближе к Богу, – улыбаясь подтвердил герцог. Озабоченное выражение исчезло с лица монахини словно по мановению волшебной палочки.

– Тетушка, – серьезно продолжал герцог, – я во многом утратил великую веру наших предков, но и к модным нынче религиозным выдумкам тоже не примкнул. Я не жалею о прошлом, не верю в настоящее и ничего не жду от будущего. Но, как ни странно, сердце мое начинает сильнее биться, когда речь заходит о королевском наследии. Порою вы почитали меня эгоистом, но во мне говорило лишь отчаяние. Я полагал себя последним из рода Кларов Фиц-Руа. Да будет благословен Господь, если я ошибаюсь! Пока корабль не пошел ко дну, всегда есть возможность избежать кораблекрушения. И заметьте, мадам, мне несомненно приходилось хуже, чем вам, ибо я лелеял надежду, что однажды моя дочь станет женой сына моего брата.

– Я согласна! – порывисто перебила Нита. Затем она опустила глаза, и стыдливый румянец окрасил ее щеки.

Монахиня взирала на племянника с искренним недоумением.

– Как! – растерянно проговорила она. – Имея столь шаткое доказательство, вы уже вознамерились?.. Вы!

– Уважаемая тетушка, – ответил герцог, – намерение это возникло у меня прежде, чем я увидел в приемной молодого человека. Сегодня, забирая из дома почту, я нашел среди прочего письмо от вдовы моего покойного брата Раймона.

– От вдовы моего нежно любимого Раймона! – воскликнула монахиня и в изнеможении опустилась на постель. – От вдовствующей герцогини де Клар! – И добавила упавшим голосом: – И вы мне ничего не сказали!

– Я не хотел вам ничего говорить, мадам, прежде чем я не увижу и не переговорю с той, кто претендует называться герцогиней де Клар, вашей племянницей и моей невесткой. Наследство моего брата Раймона – богатая добыча. Я многое утратил, но взамен приобрел опыт и осторожность. Я готов принять наследника рода Кларов, но я также готов защитить себя от самозванцев.

Он вынул из бумажника письмо и передал его монахине. Та впилась в него жадным взором. Ее рука дрожала, но взгляд оставался твердым и ясным.

Письмо гласило:

«Господин герцог,

Я долго избегала просить вас о помощи. Но под давлением крайних обстоятельств я решилась, несмотря на то, что мне известно, до какой степени вы презираете несчастную супругу вашего брата, отдавшего ей свое сердце и имя. Я больна, мне грозит нищета. Я воспитывала сына, предоставив вам пользоваться его законным наследством. Я не учила его ненавидеть вас. Он ничего не знает о своих правах и не ведает о причиненном ему ущербе.