Тень Микеланджело

– Ты знаешь что-нибудь о своем деде – деде по отцу?

– Какое это имеет отношение к происходящему?

– Очень большое.

– Он был своего рода бизнесмен. Мой отец никогда о нем не говорил. Кажется, он был ирландцем. – Она вздохнула. – Это давняя история.

– Знание о том, кто мы есть и каковы наши корни, не может быть «давней» историей. Ты знаешь старую поговорку: «Те, кто забывает историю…»

– «…обречены ее повторять».

– Да, цитату слышали многие, но можешь ли ты сказать, кто автор этих слов?

– Нет.

– Испанский философ Джордж Сантаяна. Он родился в середине девятнадцатого века и умер в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Твой дед действительно встречался с ним как-то раз.

– Вы всегда начинаете издалека?

– Твой дед родился в Ирландии, но его имя было не Райан. Его звали Флинн, Падрик Флинн. Подходящее родовое имя, ведь Флинн, по-гэльски О'Флинн, означает «рыжеволосый».

– Господи Иисусе! – простонала Флинн. – Вы хотите сказать, что мое настоящее имя Финн Флинн?

– Имя он сменил легально, когда покинул Корк – надо признать, несколько поспешно. Он был причастен к Пасхальному бунту тысяча девятьсот шестого года, в связи с чем ему пришлось срочно убираться из города. Он приехал в Канаду, где занялся не самым почтенным бизнесом – стал бутлегером. Разбогател, перегоняя гребные лодки, полные контрабандного спирта, через реку Детройт из Виндзора.

– Все это очень интересно, но куда это ведет?

– Так вот, на американской стороне реки он познакомился с моим дедом, Микеланджело Валентини. Он тоже сменил свое имя, назвался Микки Валентайном, но все звали его Микки Червы. Как и твой дед, он тоже был знаменит некоторое время. После отмены сухого закона Патрик Райан отошел от дел и переехал в Огайо. Микки Червы был застрелен в Нью-Йорке, в гангстерских стычках семидесятых. После этого власть забрали себе Готти и его уроды.

– О'кей, если это правда, во что я уже начинаю верить, значит, мы оба происходим из криминальных семей. Ну и в чем тут суть?

– Суть в том, что ни мой дед, ни твой не хотели, чтобы их дети выросли преступниками. Их толкнула на преступную стезю бедность, а их дети уже имели возможность получить образование. Ты знаешь, они оба поступили в Йель. Во время войны мой отец работал в аппарате начальника Военно-юридического управления, а твой – в Бюро стратегических служб.

– Я об этом не знала, – сказала Финн. – Но мне по-прежнему непонятно, какое это имеет отношение к убийству Краули или моего приятеля Пита.

– Я начинаю думать, что это имеет очень большое отношение к случившемуся, по крайней мере косвенно.

– Так закончите свою историю.

– После войны мой отец стал работать на ЦРУ, а твой отец учил меня антропологии. В то время, в пятидесятые и в начале шестидесятых, эта профессия была связана с частыми поездками, главным образом в Юго-Восточную Азию и Центральную Америку. Он даже внешне соответствовал этой роли: очки в роговой оправе, лысый, рыжая борода, широкая улыбка, твидовый пиджак с заплатками на локтях… и еще он курил трубку. Обычный ученый, не привлекавший к себе особого внимания. Он писал статьи о народе мяо и о других горных народах Вьетнама и Камбоджи, когда большинство людей не могли бы даже найти эти места на карте. Кроме того, он точно предсказал революцию на Кубе и указал на Фиделя Кастро как потенциальную проблему для США за несколько лет до того, как тот пришел к власти.

– Так значит, он все-таки был шпионом?

– Нет. Официально нет, но мой отец завербовал его как вольного аналитика, одного из лучших в своей области, а твой отец в свою очередь рекрутировал меня. Он был специалистом по информации в антропологической сфере. Я воспринял его опыт… и расширил область своих интересов.

– За счет криминала?

– У меня имелись определенные связи. Тогда еще был жив мой дед. Отец давно прервал такого рода контакты, так же, кстати, как и твой отец, но меня всегда интересовали мои корни. Кровавый Микки Червы и все такое. Ну а кражи произведений искусства в последние двадцать лет являются для меня основным источником дохода. В том смысле, что я разыскиваю похищенное, устанавливаю подлинность и возвращаю владельцам их собственность. Мою клиентуру составляют частные лица, страховые компании, музеи – все, кто нуждается в моих услугах.

– Это включает и общение с похитителями?

– Порой приходится прибегать к этому, иначе страдает искусство.

– Ars gratia artis, – усмехнулась Финн. – Искусство ради искусства. И большого гонорара. – Она снова покачала головой. – Мы все еще далеко от моего отца.

– Не так уж далеко. Да и от твоей матери тоже.

– От мамы? Она маленькая старая леди.

– Она могла бы удивить тебя. Она настолько же глубоко увязла в этом, как и твой отец.

– В чем именно?

– Твоего отца убили не потому, что он пытался дестабилизировать режим какого-то коррумпированного диктатора в какой-то банановой республике. Его убили, потому что этот продажный диктатор, человек по имени Хосе Монти, вырезал целые деревни по всей Центральной Гватемале с одной лишь целью – тайно присвоить обнаруженные рядом с ними археологические ценности. Разумеется, это убийство совершил не он сам, а человек, возглавлявший один из его эскадронов смерти, – Ле Мано Бланко, Белая Рука. Его звали Хулио Роберто Альпирес. Их бизнес, связанный с продажей краденых артефактов, приносил им сто миллионов долларов в год. Твой отец встал у них на пути и, что еще хуже, начал поднимать шум, привлекая внимание к их делишкам.

– Что случилось с Альпиресом? – с трудом спросила Финн, побледнев больше обычного.

– Он умер, – сказал Валентайн.

– Как?

– Я убил его, – невозмутимо ответил Валентайн. – У него были апартаменты в Гватемала-Сити, зона четыре, за старой церковью Святого Августина на Аве-нида-Кватро-Сюр.

Валентайн сделал глоток из стоявшей перед ним на столе бутылки. Взгляд его был устремлен на Финн, но она могла поручиться, что он ее не видит.

– Когда я зашел в его квартиру, он спал, нанюхавшись кокаина и напившись лучшего виски двенадцатилетней выдержки. Я связал его скотчем по рукам и ногам, разбудил с помощью зажженной сигареты, несколько минут поговорил с ним, а потом обмотал его горло фортепианной проволокой, затянул потуже и отрезал ему голову. Похищения артефактов прекратились. Твой отец был моим учителем, наставником и другом, а я происхожу из семьи, члены которой, поколение за поколением, верили в святость отмщения.

Валентайн допил пиво и встал.

– Уже поздно. Я собираюсь лечь спать. Твоя комната в конце коридора.

Он улыбнулся ей, повернулся и вышел.

ГЛАВА 23

Резиденция кардинала архиепископа Нью-Йорка представляет собой красивый столетний особняк по адресу Мэдисон-авеню, 452, который находится непосредственно за собором Святого Патрика и связан с ним подземным переходом. Первый этаж особняка, обычно именуемый музеем, наполнен официальной антикварной мебелью и, как правило, используется для проведения различных приемов и иных мероприятий на высшем уровне по сбору средств. На втором этаже расположены офисы и личные комнаты архиепископского персонала, состоящего из повара, трех экономов, двух священников, которые служат в качестве секретарей, и монсиньора, выступающего в роли канцлера архиепископства. Два «секретаря», оба прекрасные стрелки, закончившие курсы по обращению с оружием и тактике охраны при ФБР в Квантико, обычно сопровождают кардинала архиепископа за пределы особняка или собора, имея при себе оружие.

Личные апартаменты архиепископа на третьем этаже особняка включают спальню, ванную комнату, маленькую кухню, гостиную и кабинет. Скромную обстановку гостиной составляют диван, несколько стульев, маленький, но хорошо укомплектованный бар и очень большой цветной телевизор. В кабинете несколько больших витражных окон, сводчатый потолок и длинный старый трапезный стол, который архиепископ использует как письменный. Спальня апартаментов находится между кабинетом и гостиной. Она маленькая, всего двенадцать на четырнадцать футов. Там стоит широкая кровать под бело-коричневым покрывалом, гармонирующим по цвету со шторами на единственном окне. Стекло за этими шторами пуленепробиваемое, ламинированное пластиком, предотвращающим разлет осколков в случае взрыва. Над изголовьем кровати находится довольно безвкусная картина, изображающая въезд Христа в Иерусалим на молодом осле, а на стене напротив висит большое золотое распятие четырнадцатого века, некогда являвшееся частью алтаря собора во Вроцлаве. В дальнем конце помещения находится высокий, сработанный из железного дерева гардероб, где хранятся священные облачения архиепископа: ризы, покровы, стихари, несколько пурпурно-черных мантий, окаймленных золотой нитью и опушенных горностаем, а также украшенный изумрудами золотой наперсный крест, приберегавшийся для вечерних месс, совершаемых по пятницам. Это единственный день, когда архиепископ совершает таинства лично.

Человек, известный как римский священник отец Рикардо Джентиле, агент Тактического отряда по возвращению произведений искусства Питер Руффино и сотрудник Министерства внутренней безопасности Лоуренс Маклин, бесшумно ступал по помещениям третьего этажа резиденции архиепископа, обутый в дешевые черные кроссовки «Найк». До того как в одиннадцать собор закрыли, он прятался в маленькой кладовке за ризницей, затем в соответствии с полученными указаниями проследовал в крипту, а оттуда по тайному проходу пробрался в особняк.

Для города и страны, столь недавно подвергшихся столь жестокому нападению, легкость, с которой он проник в личные покои его преосвященства кардинала Дэвида Баннермана, была поразительной. Американцы все еще оставались в таких делах не более чем любителями и со свойственной им наивностью отказывались признавать тот очевидный факт, что некоторые люди ненавидят их смертной ненавистью и готовы вредить им всеми возможными способами только за то, что они американцы. Между тем Ватикан направлял убийц, совершавших во имя Господа свою дьявольскую работу, уже около тысячи лет, а другие народы делали это и того дольше.

К двенадцатому столетию в Швейцарии уже было совершено больше политических убийств, чем в Соединенных Штатах за всю их историю. Единственной страной с меньшим количеством политических убийств была ближайшая соседка США – Канада, но даже этой малонаселенной стране снегов и льда довелось в свое время испытать немало «террористических атак». По мнению отца Джентиле, это было связано с категорической неспособностью американцев усваивать и осмысливать уроки истории, поскольку они считали, будто весь мир вращается вокруг их страны, как планеты вокруг Солнца. Для того чтобы заставить их взглянуть на себя и мир по-иному, наверное, потребуется не один богатый и фанатичный безумец вроде Усамы Бен Ладена, посылающий авиалайнеры, чтобы превращать небоскребы в кучу щебенки.

Отец Джентиле дошел до открытой двери спальни и остановился, чтобы навинтить глушитель на ствол безобразного маленького пистолета «беретта-кугуар», который он держал в правой руке. Он заглянул в комнату. Баннерман слегка похрапывал во сне, его густые седые волосы разметались по подушке. Кардинал лежал на спине точно в центре большой кровати, со сложенными на груди руками, как у покойника, натянув простыню до подбородка. Джентиле видел воротник его шелковой пижамы. Возможно, от Гаммарелли, чей салон за углом от Пантеона.

Он пересек комнату, присел на краешек кровати и мягко постучал холодным кончиком глушителя по переносице патрицианского ирландского носа кардинала-архиепископа.